Волосы гладкие, с пробором. В ушах сережки,— как и глаза, с блестками... И речка с мостиком.. Мать ловко бьет вальком по перемытому белью. А его голубой рубашки нет, той, что в белую полоску. Вместо рубаш-
ки— серая еловая кора. Он хочет что-то крикнуть... Но вдруг сквозь сон слышит голос разводящего:
— Какие-то у собора люди, товарищ комиссар! Вихарев, вскочив, увидел в окно, как по площади,левее будки, пригибаясь, бежали к парадному крыльцу солдаты.
— Трево-о-га!—поняв все, крикнул он.— Пять человек вниз! Забаррикадировать вход! Остальные — к окнам! Дпое—к пулемету!—и, оглянувшись, увидел Ксену с пулеметной лептой в руках. «Так вот она какая»,— мелькнуло в голове.— Давай сюда!—указав взглядом на пулеметчиков, устанавливавших «максимку» в проем окна, крикнул Вихарев и бросился к телефону, чтоб вызвать на помощь солдат караульной роты.
В телефонную трубку ответили, что рота по распоряжению комиссара Вихарева уже выбыла с полчаса назад. И, вдруг поняв, что его именем воспользовались степа-новцы, Вихарев ужаснулся: они обманули красноармейцев. Бросив трубку, Вихарев подбежал к окну и увидел, что степановцы уже окружили здание. На углу у водокачки устанавливали пулемет. Раздались первые винтовочные выстрелы. Со звоном посыпались стекла на пол.
— Сдавайся, Вихарев!—кричали мятежники на площади и рвались с винтовками к дверям и окнам.
— Не подпускай, товарищи!— скомандовал Вихарев.— Гранатами их!
Сверху полетели гранаты. Вспышки огня осветили площадь. Степановцы в смятении бросились обратно к водокачке.
— Комиссара к телефону!
Вихарев метнулся к степс, схватил трубку. Чей-то властный голос приказывал ему немедленно сдаться.
— Черта с два!— бросил в ответ Вихарев.— И разговаривать с врагами не хочу!
И снова в трубке:
— Мы уничтожим ваше здание!
— Не взять нас!
Его перебивал тот же властный голос, но Вихарев не хотел и слушать:
— Врешь! Не погибнем! Нас много...— и, кинув на рычажок трубку, бросился к пулемету.— А ну, получай, гады!—стиснув зубы, крикнул он и дал очередь по столпившимся около водокачки степановским солдатам.
Сафаней Вьершов в тот день был особенно деятелен. То он скакал на телеграф с каким-то важным поручением, то, скособочась, сопровождал по городу карательную тройку, хвастаясь, что он, мол, сам уж шашкой срубил милиционера...
Узнав, что комиссары с бойцами, забаррикадировавшись в военкомате, настойчиво сопротивляются, что уже ранен заместитель Степанова, который командовал взятием города, Вьершов понял — дошла пора до него.
Подъехав к военкомату и окинув беглым взглядом площадь, на которой уже валялись убитые, он выругался и, соскочив с седла, подбежал к столпившимся у водокачки солдатам.
— Чего ждете? Надо наступать, а вы?!
— Попробуй, наступи, вон сколь наших положили... Командира...
— Пре-кра-тить разговоры!—оборвал Вьершов.— Я теперь буду за командира...
Он выхватил из растопыренной на боку кобуры револьвер и, размахивая им, побежал к зданию. Степанов-цы, подбодренные неожиданной решимостью прапорщика, взяли винтовки наперевес и тоже кинулись было за ним. Но в этот момент где-то рядом цвиркнули пули. Сафаней Вьершов крикнул что-то и вдруг ткнулся лицом в землю, но тут же вскочил и, поддерживая руку, побежал обратно, к будке, увлекая за собой и остальных.
— Не взять их нам так-то,— тоскливо подосадовал кто-то.— Они же каждого на мушке держат, а мы в пустые окна дуем.
— Неправда, возьмем!—ответил Вьершов.— Осаду не снимать!— Поднявшись с помощью офицеров на лошадь, он погрозил в сторону военкомата:—Мы еще покажем, где раки зимуют!—и куда-то ускакал.
Вскоре к осажденному военкомату подвезли ржаные обмолотки. Вихаревцы снова открыли по степановцам огонь. По команде возвратившегося Вьершова его смельчаки, прижимаясь к стене, чтоб уберечься от пуль, начали подтаскивать снопы к парадному крыльцу. Сафаней Вьершов, стоя у водокачки, поторапливал:
— Живей! Живей!..
Когда степановцы обложили крыльцо снопами, ни зенький кривоногий звонарь Прошка Морало, только что утром выпущенный Сафанеем из тюрьмы, подобрался к крыльцу и, припав на колено, чиркнул спичку. Огонь трепетно побежал по сухой соломе. И вдруг снопы разом охватило пламя, оно с зловещим треском поползло по белым крашеным косякам вверх.
— Ага-а, теперь выкурим,— злорадствовал Вьершов.— Теперь сами в окна полезут, как миленькие...
Вслед за соломой занялось крыльцо, запылали косяки, двери. Но, к общему удивлению, огонь вовнутрь здания не пошел.
— Не может быть, чтоб не взять!—все больше ожесточаясь, злился Сафаней Вьершов.— А ну, Пьянков, Куракин, Прошка... Кто там наши есть? За мной!—и, повернувшись, поехал на склад к купцам Небогатиковым.
Осада военкомата продолжалась весь день.
К вечеру, когда уже начали сгущаться сумерки, к площади купцы подвезли две бочки керосину. Привезли еще воз ржаных обмолотков. От каланчи к водокачке подтянули на лошадях пожарную машину.
— Распускай кишку быстрее,— командовал Сафаней Вьершов.— И солому вон туда кидай, вдоль стены... Да не бойся.— И, выхватив левой рукой револьвер из кобуры, погрозил:— А ну, вперед!
— Они же стреляют!— бросил кто-то в ответ.
— А ты думал, теща тут для тебя блины пекет?— огрызнулся Вьершов.— Приказываю не оглядываться! А то я сам спишу тебя с довольствия,— и, повернувшись, проковылял к пожарной машине.— Чего застопорились? Качайте вон в то окно... среднее... Не хватит керосину — добавим!
В окно, из которого вихаревцы вели пулеметный огонь, ударила тугая струя, и керосин, обрызгивая стены, начал разливаться по полу казармы светло-маслянистым полоем.
— Перебирайтесь в соседнюю!—поняв замысел сте-пановцев, крикнул Вихарев и, ухватившись за ствол пулемета, потащил его к порогу.
А в это время по водосточной трубе вверх уже карабкался Прошка Морало. За пояс у него был прицеплен ржаной сноп. Добравшись до второго этажа, он поджег сноп и, ловко кинув его в проем окна на пол, залитый керосином, спустился обратно.
Огонь мигом объял комнату. Густые, черные клубы дыма вырывались наружу и застилали окна третьего этажа, откуда все еще отстреливались вихаревцы.
Б расстегнутой гимнастерке, без ремня, с темным от копоти лицом Вихарев- стоял посреди комнаты. Он отчетливо понимал трагичность положения. Еще час назад он верил, что они продержатся до утра — у них есть патроны и гранаты, и они белогвардейцев не пустят в дом, а там—подоспеет и подмога. Но сейчас, когда здание охватил огонь, надо принимать другое решение, надо спасаться, и в первую очередь — спасать людей.
Хорошо, что ночью каким-то чудом удалось вывести через заднее крылечко женщин и детей — семьи военнослужащих, которые жили на третьем этаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
ки— серая еловая кора. Он хочет что-то крикнуть... Но вдруг сквозь сон слышит голос разводящего:
— Какие-то у собора люди, товарищ комиссар! Вихарев, вскочив, увидел в окно, как по площади,левее будки, пригибаясь, бежали к парадному крыльцу солдаты.
— Трево-о-га!—поняв все, крикнул он.— Пять человек вниз! Забаррикадировать вход! Остальные — к окнам! Дпое—к пулемету!—и, оглянувшись, увидел Ксену с пулеметной лептой в руках. «Так вот она какая»,— мелькнуло в голове.— Давай сюда!—указав взглядом на пулеметчиков, устанавливавших «максимку» в проем окна, крикнул Вихарев и бросился к телефону, чтоб вызвать на помощь солдат караульной роты.
В телефонную трубку ответили, что рота по распоряжению комиссара Вихарева уже выбыла с полчаса назад. И, вдруг поняв, что его именем воспользовались степа-новцы, Вихарев ужаснулся: они обманули красноармейцев. Бросив трубку, Вихарев подбежал к окну и увидел, что степановцы уже окружили здание. На углу у водокачки устанавливали пулемет. Раздались первые винтовочные выстрелы. Со звоном посыпались стекла на пол.
— Сдавайся, Вихарев!—кричали мятежники на площади и рвались с винтовками к дверям и окнам.
— Не подпускай, товарищи!— скомандовал Вихарев.— Гранатами их!
Сверху полетели гранаты. Вспышки огня осветили площадь. Степановцы в смятении бросились обратно к водокачке.
— Комиссара к телефону!
Вихарев метнулся к степс, схватил трубку. Чей-то властный голос приказывал ему немедленно сдаться.
— Черта с два!— бросил в ответ Вихарев.— И разговаривать с врагами не хочу!
И снова в трубке:
— Мы уничтожим ваше здание!
— Не взять нас!
Его перебивал тот же властный голос, но Вихарев не хотел и слушать:
— Врешь! Не погибнем! Нас много...— и, кинув на рычажок трубку, бросился к пулемету.— А ну, получай, гады!—стиснув зубы, крикнул он и дал очередь по столпившимся около водокачки степановским солдатам.
Сафаней Вьершов в тот день был особенно деятелен. То он скакал на телеграф с каким-то важным поручением, то, скособочась, сопровождал по городу карательную тройку, хвастаясь, что он, мол, сам уж шашкой срубил милиционера...
Узнав, что комиссары с бойцами, забаррикадировавшись в военкомате, настойчиво сопротивляются, что уже ранен заместитель Степанова, который командовал взятием города, Вьершов понял — дошла пора до него.
Подъехав к военкомату и окинув беглым взглядом площадь, на которой уже валялись убитые, он выругался и, соскочив с седла, подбежал к столпившимся у водокачки солдатам.
— Чего ждете? Надо наступать, а вы?!
— Попробуй, наступи, вон сколь наших положили... Командира...
— Пре-кра-тить разговоры!—оборвал Вьершов.— Я теперь буду за командира...
Он выхватил из растопыренной на боку кобуры револьвер и, размахивая им, побежал к зданию. Степанов-цы, подбодренные неожиданной решимостью прапорщика, взяли винтовки наперевес и тоже кинулись было за ним. Но в этот момент где-то рядом цвиркнули пули. Сафаней Вьершов крикнул что-то и вдруг ткнулся лицом в землю, но тут же вскочил и, поддерживая руку, побежал обратно, к будке, увлекая за собой и остальных.
— Не взять их нам так-то,— тоскливо подосадовал кто-то.— Они же каждого на мушке держат, а мы в пустые окна дуем.
— Неправда, возьмем!—ответил Вьершов.— Осаду не снимать!— Поднявшись с помощью офицеров на лошадь, он погрозил в сторону военкомата:—Мы еще покажем, где раки зимуют!—и куда-то ускакал.
Вскоре к осажденному военкомату подвезли ржаные обмолотки. Вихаревцы снова открыли по степановцам огонь. По команде возвратившегося Вьершова его смельчаки, прижимаясь к стене, чтоб уберечься от пуль, начали подтаскивать снопы к парадному крыльцу. Сафаней Вьершов, стоя у водокачки, поторапливал:
— Живей! Живей!..
Когда степановцы обложили крыльцо снопами, ни зенький кривоногий звонарь Прошка Морало, только что утром выпущенный Сафанеем из тюрьмы, подобрался к крыльцу и, припав на колено, чиркнул спичку. Огонь трепетно побежал по сухой соломе. И вдруг снопы разом охватило пламя, оно с зловещим треском поползло по белым крашеным косякам вверх.
— Ага-а, теперь выкурим,— злорадствовал Вьершов.— Теперь сами в окна полезут, как миленькие...
Вслед за соломой занялось крыльцо, запылали косяки, двери. Но, к общему удивлению, огонь вовнутрь здания не пошел.
— Не может быть, чтоб не взять!—все больше ожесточаясь, злился Сафаней Вьершов.— А ну, Пьянков, Куракин, Прошка... Кто там наши есть? За мной!—и, повернувшись, поехал на склад к купцам Небогатиковым.
Осада военкомата продолжалась весь день.
К вечеру, когда уже начали сгущаться сумерки, к площади купцы подвезли две бочки керосину. Привезли еще воз ржаных обмолотков. От каланчи к водокачке подтянули на лошадях пожарную машину.
— Распускай кишку быстрее,— командовал Сафаней Вьершов.— И солому вон туда кидай, вдоль стены... Да не бойся.— И, выхватив левой рукой револьвер из кобуры, погрозил:— А ну, вперед!
— Они же стреляют!— бросил кто-то в ответ.
— А ты думал, теща тут для тебя блины пекет?— огрызнулся Вьершов.— Приказываю не оглядываться! А то я сам спишу тебя с довольствия,— и, повернувшись, проковылял к пожарной машине.— Чего застопорились? Качайте вон в то окно... среднее... Не хватит керосину — добавим!
В окно, из которого вихаревцы вели пулеметный огонь, ударила тугая струя, и керосин, обрызгивая стены, начал разливаться по полу казармы светло-маслянистым полоем.
— Перебирайтесь в соседнюю!—поняв замысел сте-пановцев, крикнул Вихарев и, ухватившись за ствол пулемета, потащил его к порогу.
А в это время по водосточной трубе вверх уже карабкался Прошка Морало. За пояс у него был прицеплен ржаной сноп. Добравшись до второго этажа, он поджег сноп и, ловко кинув его в проем окна на пол, залитый керосином, спустился обратно.
Огонь мигом объял комнату. Густые, черные клубы дыма вырывались наружу и застилали окна третьего этажа, откуда все еще отстреливались вихаревцы.
Б расстегнутой гимнастерке, без ремня, с темным от копоти лицом Вихарев- стоял посреди комнаты. Он отчетливо понимал трагичность положения. Еще час назад он верил, что они продержатся до утра — у них есть патроны и гранаты, и они белогвардейцев не пустят в дом, а там—подоспеет и подмога. Но сейчас, когда здание охватил огонь, надо принимать другое решение, надо спасаться, и в первую очередь — спасать людей.
Хорошо, что ночью каким-то чудом удалось вывести через заднее крылечко женщин и детей — семьи военнослужащих, которые жили на третьем этаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99