— повысив голос, сказал Попов.— Сегодня же, товарищ Капустин, выезжайте.
— Я уже готов!
— Может, с вами еще комиссара юстиции Дрелев-ского послать?
— Пока обойдемся, Иван Васильевич, без него. У Дре-левского здесь дел по горло. На почте и телеграфе он навел порядок, теперь из других учреждений саботажников изгоняет.
— Ну что ж, тогда выезжайте,— сказал Попов. Встлугин снова взглянул на Капустина. По щуплой,невзрачной фигуре, по улыбчивому с остреньким подбородком лицу он выглядел очень молодым, совсем еще казался мальчиком, и Ветлугин невольно усомнился:, сумеет ли во всем разобраться этот Капустин, которого он видел впервые.
Словно угадав его мысли, Попов пояснил:
— К вам поедет чрезвычайный комиссар по борьбе с контрреволюцией Капустин. У него достаточно полномочий, чтобы навести порядок. Забирай, товарищ Капустин, с собой отряд и выезжай сегодня же в ночь,-и, взглянув на Ветлугина, спросил:—Достаточно вам этой подмоги?
— Управимся, полагаю, Иван Васильевич,— согласился Ветлугин.— Ведь у нас там тоже сила есть.
— Какая там сила, если себя обезоружить позволили? — с упреком заметил Капустин.
— Так ведь, товарищ Капустин, в карауле-то нашем эсер сидел с крашеными усами...
— У вас там, видимо, везде эсеры сидят...
— Ну как же иначе, лезут.
— Лезут...— повторил Капустин и усмехнулся. Только Попов оставался по-прежнему серьезным. Он снова пробежал глазами письмо Ложенцова и, встав, поправил галстук.
Попов был, вероятно, немногим старше Капустина, но его внимательные строгие глаза, смотревшие пристально через стекла пенсне с высокой дужкой, неторопливость в движениях — все это отличало его какой-то взрослостью и снова невольно напоминало о том учителе, которого Ветлугин уважал, как самого дорогого человека.
— А не считаете, товарищ Ветлугин, что вы там многое недоделываете с Ложенцовым?
— Возможно, Иван Васильевич. Но нам, как я сказал, мешают эсеры... Всякая прочая контрреволюция поднимает головы...
— Удивляться этому не приходится, теперь тем более,— заметил Попов.— Вы видите, что делается на фронтах? С каждым днем белочехи все ближе и ближе. Вчера звонил товарищ Ленин... Восточный фронт — главный фронт... Мы начали здесь формирование революционного батальона. В первую очередь за счет коммунистов, революционной молодежи... И вам в Уржуме тоже надо поднимать силы...
— Кое-что мы делаем,— ответил Ветлугин.— На днях создали две дружины красных партизан. В Теребиловке военком Сормах уже обучение начал. Только помогите, товарищи, этих анархистов к порядку призвать.
- Ну что ж, готовьтесь и вы со мной,— встав и собираясь уходить, сказал Капустин.— Поедем вместе призывать их к порядку. Сегодня же, часа через два, и вые- дем, Иван Васильевич...
Председатель штаба Попов в знак согласия кивнул головой, приветливо улыбнулся:
— Как говорят, ни пуха, ни пера вам,— и на прощанье протянул руку.— Ну, а мы по-прежнему будем настаивать перед центром о необходимости принятия мер к вывозке хлеба на станцию Котельнич,— и, задержав Капустина, подал ему бумагу.
— Читай.,. От нашего чрезвычайного штаба телеграмма в центр.
Капустин, неслышно шевеля по-детски пухлыми губами, прочитал:
«...Вы совершенно неправильно информированы Хомаком о вывозке хлеба из южных уездов Вятской губернии. Никаких сепаратных распоряжений о вывозке хлеба не было и быть не могло. Хлеб вывозится вверх по реке Вятке по распоряжению губернского чрезвычайно-революционного штаба в безопасное место ввиду возможности появления чехословацких банд на юге губернии. Это наш революционный долг. Хлеб будет распределен по существующим нарядам. Нами посланы представители — военный комиссар и губпредкомиссар, которые ценою жизни должны вывезти хлеб. Всякое неподчинение со стороны представителей посланных вами продотрядов распоряжениям губернского штаба, состоящего исключительно из коммунистов, есть преступление, и во имя диктатуры пролетариата штаб не остановится перед самыми решительными беспощадными мерами, чтобы заставить стоящих во главе отрядов подчиняться революционной власти...»
— Мысль в конце как-то бы надо, Иван Васильевич, подчеркнуть.
Попов взглянул на взъерошенного Капустина, улыбнулся.
— Это же телеграммой пойдет.
— Все равно надо подчеркнуть,— настаивал неуступчивый Капустин.— Именно не остановимся ни перед чем... Так и подчеркнуть.
— Ну, хорошо. Однако время, Петя, не ждет... Итак, ни пуха, ни пера вам... Чуть чего — давайте о себе знать.
— Будет сделано все, как надо,— и, неуклюже козырнув, Капустин вышел следом за Ветлугиным.
Сбегая по узкой лестнице, Ветлугин с восхищением подумал о Капустине: «Росточком маленький, а как он
режет... Даже самому Попову подсказывает. Правильно, остановок у нас не должно быть. Пойдем вплоть до мировой революции»..
Хотя Попов внешне и был спокоен, но он понимал, что в губернии будто в растревоженном улье, по всему чувствовалось, что назревали большие события. А какие, трудно было угадать. Тут за месяц-два не управишься. Когда его направляли в Вятку, в напутствие сказали: «Наладишь дела и снова катай в свой университет, сдавай последний курс экстерном». И поверил было этому Иван Попов: с собой захватил толстую тетрадь в клеенчатом переплете и кое-какие книжки по философии, но что толку в них, книжки лежат горкой в шкафу, а в тетради, что на столе, пошли вкось и вкривь другие записи, записи явно не философского содержания.
«Нет, Иван да свет Васильич, тут дело не такое простое, как ты вначале думал,— упрекнул Попов самого себя и вспомнил своего помощника Петра Капустина:-Как-то он доехал?»
Попов встал, взгляд его невольно упал на угловой столик, на котором под салфеткой сгрудилась какая-то горка. Он приоткрыл ее. Тут лежали разномастные револьверы, пистолеты, даже гранаты, отобранные у так называемой мирной делегации. В ушах все еще слышались хрипловатые угрожающие возгласы Трейтера: «Вандалы! Пираты! Предатели!»
Ему вторили его дружки: «Мальчишки! Молокососы! Мы найдем на вас управу!..»
Ох, уж этот член бывшего Верховного Совета по управлению губернией... Самый видный эсер в городе. С виду солидный, осанистый, в пенсне на черном шнурочке, с профессорской бородкой. Разгуливал по городу вроде тихо-мирно, а сам в губком с пистолетом на поясе притащился. Даже жену втянул в это грязное дело, нарядил ее в Москву к родственникам. А домой она везла особие гостинцы — такие же пистолеты. Только из этого ничего не вышло — раскусили орешек, дорогой разоружили.
— И не выйдет,—сказал сам себе Попов и опять подумал о Капустине: «Как-то там Петя управляется со Степановым? Уж больно взрывной парень, петушистый. Надо бы поспокойнее. А может, таким теперь и надо быть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Я уже готов!
— Может, с вами еще комиссара юстиции Дрелев-ского послать?
— Пока обойдемся, Иван Васильевич, без него. У Дре-левского здесь дел по горло. На почте и телеграфе он навел порядок, теперь из других учреждений саботажников изгоняет.
— Ну что ж, тогда выезжайте,— сказал Попов. Встлугин снова взглянул на Капустина. По щуплой,невзрачной фигуре, по улыбчивому с остреньким подбородком лицу он выглядел очень молодым, совсем еще казался мальчиком, и Ветлугин невольно усомнился:, сумеет ли во всем разобраться этот Капустин, которого он видел впервые.
Словно угадав его мысли, Попов пояснил:
— К вам поедет чрезвычайный комиссар по борьбе с контрреволюцией Капустин. У него достаточно полномочий, чтобы навести порядок. Забирай, товарищ Капустин, с собой отряд и выезжай сегодня же в ночь,-и, взглянув на Ветлугина, спросил:—Достаточно вам этой подмоги?
— Управимся, полагаю, Иван Васильевич,— согласился Ветлугин.— Ведь у нас там тоже сила есть.
— Какая там сила, если себя обезоружить позволили? — с упреком заметил Капустин.
— Так ведь, товарищ Капустин, в карауле-то нашем эсер сидел с крашеными усами...
— У вас там, видимо, везде эсеры сидят...
— Ну как же иначе, лезут.
— Лезут...— повторил Капустин и усмехнулся. Только Попов оставался по-прежнему серьезным. Он снова пробежал глазами письмо Ложенцова и, встав, поправил галстук.
Попов был, вероятно, немногим старше Капустина, но его внимательные строгие глаза, смотревшие пристально через стекла пенсне с высокой дужкой, неторопливость в движениях — все это отличало его какой-то взрослостью и снова невольно напоминало о том учителе, которого Ветлугин уважал, как самого дорогого человека.
— А не считаете, товарищ Ветлугин, что вы там многое недоделываете с Ложенцовым?
— Возможно, Иван Васильевич. Но нам, как я сказал, мешают эсеры... Всякая прочая контрреволюция поднимает головы...
— Удивляться этому не приходится, теперь тем более,— заметил Попов.— Вы видите, что делается на фронтах? С каждым днем белочехи все ближе и ближе. Вчера звонил товарищ Ленин... Восточный фронт — главный фронт... Мы начали здесь формирование революционного батальона. В первую очередь за счет коммунистов, революционной молодежи... И вам в Уржуме тоже надо поднимать силы...
— Кое-что мы делаем,— ответил Ветлугин.— На днях создали две дружины красных партизан. В Теребиловке военком Сормах уже обучение начал. Только помогите, товарищи, этих анархистов к порядку призвать.
- Ну что ж, готовьтесь и вы со мной,— встав и собираясь уходить, сказал Капустин.— Поедем вместе призывать их к порядку. Сегодня же, часа через два, и вые- дем, Иван Васильевич...
Председатель штаба Попов в знак согласия кивнул головой, приветливо улыбнулся:
— Как говорят, ни пуха, ни пера вам,— и на прощанье протянул руку.— Ну, а мы по-прежнему будем настаивать перед центром о необходимости принятия мер к вывозке хлеба на станцию Котельнич,— и, задержав Капустина, подал ему бумагу.
— Читай.,. От нашего чрезвычайного штаба телеграмма в центр.
Капустин, неслышно шевеля по-детски пухлыми губами, прочитал:
«...Вы совершенно неправильно информированы Хомаком о вывозке хлеба из южных уездов Вятской губернии. Никаких сепаратных распоряжений о вывозке хлеба не было и быть не могло. Хлеб вывозится вверх по реке Вятке по распоряжению губернского чрезвычайно-революционного штаба в безопасное место ввиду возможности появления чехословацких банд на юге губернии. Это наш революционный долг. Хлеб будет распределен по существующим нарядам. Нами посланы представители — военный комиссар и губпредкомиссар, которые ценою жизни должны вывезти хлеб. Всякое неподчинение со стороны представителей посланных вами продотрядов распоряжениям губернского штаба, состоящего исключительно из коммунистов, есть преступление, и во имя диктатуры пролетариата штаб не остановится перед самыми решительными беспощадными мерами, чтобы заставить стоящих во главе отрядов подчиняться революционной власти...»
— Мысль в конце как-то бы надо, Иван Васильевич, подчеркнуть.
Попов взглянул на взъерошенного Капустина, улыбнулся.
— Это же телеграммой пойдет.
— Все равно надо подчеркнуть,— настаивал неуступчивый Капустин.— Именно не остановимся ни перед чем... Так и подчеркнуть.
— Ну, хорошо. Однако время, Петя, не ждет... Итак, ни пуха, ни пера вам... Чуть чего — давайте о себе знать.
— Будет сделано все, как надо,— и, неуклюже козырнув, Капустин вышел следом за Ветлугиным.
Сбегая по узкой лестнице, Ветлугин с восхищением подумал о Капустине: «Росточком маленький, а как он
режет... Даже самому Попову подсказывает. Правильно, остановок у нас не должно быть. Пойдем вплоть до мировой революции»..
Хотя Попов внешне и был спокоен, но он понимал, что в губернии будто в растревоженном улье, по всему чувствовалось, что назревали большие события. А какие, трудно было угадать. Тут за месяц-два не управишься. Когда его направляли в Вятку, в напутствие сказали: «Наладишь дела и снова катай в свой университет, сдавай последний курс экстерном». И поверил было этому Иван Попов: с собой захватил толстую тетрадь в клеенчатом переплете и кое-какие книжки по философии, но что толку в них, книжки лежат горкой в шкафу, а в тетради, что на столе, пошли вкось и вкривь другие записи, записи явно не философского содержания.
«Нет, Иван да свет Васильич, тут дело не такое простое, как ты вначале думал,— упрекнул Попов самого себя и вспомнил своего помощника Петра Капустина:-Как-то он доехал?»
Попов встал, взгляд его невольно упал на угловой столик, на котором под салфеткой сгрудилась какая-то горка. Он приоткрыл ее. Тут лежали разномастные револьверы, пистолеты, даже гранаты, отобранные у так называемой мирной делегации. В ушах все еще слышались хрипловатые угрожающие возгласы Трейтера: «Вандалы! Пираты! Предатели!»
Ему вторили его дружки: «Мальчишки! Молокососы! Мы найдем на вас управу!..»
Ох, уж этот член бывшего Верховного Совета по управлению губернией... Самый видный эсер в городе. С виду солидный, осанистый, в пенсне на черном шнурочке, с профессорской бородкой. Разгуливал по городу вроде тихо-мирно, а сам в губком с пистолетом на поясе притащился. Даже жену втянул в это грязное дело, нарядил ее в Москву к родственникам. А домой она везла особие гостинцы — такие же пистолеты. Только из этого ничего не вышло — раскусили орешек, дорогой разоружили.
— И не выйдет,—сказал сам себе Попов и опять подумал о Капустине: «Как-то там Петя управляется со Степановым? Уж больно взрывной парень, петушистый. Надо бы поспокойнее. А может, таким теперь и надо быть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99