— Вам же сказано во всеуслышку, что вы свободны. Так чего же прохлаждаться. Спокойной ночи тогда,— и, достав табак, предложил:— Закурите на дорожку, что ли...
— Ну что ж, давайте,— при виде махорки не устоял щеголеватый.—Табачком-то мы здесь небогаты, скажу прямо. Как только объяснить-то о вас разводящему?
— Свои, мол, сменили. Понятно?
— Понятно-то понятно. И Степанов говорит: свои, и вы — свои, а друг против друга оружие наставляем. Не знаешь другой раз, как и быть.
— Какое же тут может быть сомнение: власть у нас Советская, и все должны подчиняться советскому штабу... Так я полагаю или вам комиссары да командиры не объясняют обстановку?
— Поясняют, конечно...
— Ну, так чего же тогда, все ясно,— и красноармеец в заключение для большего весу кивнул своему соседу:— А ну-ка, проверь там нашего «максимку». Не запылился ли за дорогу? — Хотя никакого пулемета у них с собой не было, тем не менее эти слова для постовых оказались более убедительными, и они, поблагодарив приезжих за табачок, тотчас же ушли.
Вечером было созвано экстренное объединенное заседание уисполкома и укома партии. На заседание пригласили командира продполка Степанова и комиссара Хо-мака, который уже несколько дней именовал себя диктатором.
Перед началом заседания Ложепцов, стараясь ввести Капустина в сложившуюся обстановку в уезде, признался:
— Работать трудно, в исполкоме — две трети эсеров. Как только осложнилась обстановка, они обвинили коммунистов в неправильном проведении хлебной монополии, заявили, что мы жестоки к мужику, а сами умыли руки, вышли из исполкома.
— Обойдемся и без них! — твердо ответил Капустин и, поднявшись, указал взглядом на дверь.— Пойдемте-ка, товарищ Ложепцов, проверим, все ли паши посты на месте. Полагаю, что Степанов сегодня явится не один.
Капустин не ошибся: через полчаса Степанов и Хомак действительно пожаловали в сопровождении взвода солдат. Но охрана, выставленная Капустиным у парадного крыльца исполкома, пояснила Степанову, что солдатам здесь делать нечего, что здесь работают представители губернского военно-революционного штаба и они не нуждаются в охране.
Степанов, одетый в китель с большими накладными карманами, поморщился и молча прошел в здание исполкома,— слышно было, как по лестнице гулко прогремели подборы его хромовых сапог. За ним прошагал в широченных синих галифе Хомак. Грудь его была перетянута крест-накрест новенькими хрустящими ремнями, поддерживающими поясной ремень, на котором висела светло-рыжая кобура.
Войдя в кабинет председателя уисполкома, где уже почти все были в сборе, Степанов, по старой привычке, приподнял к козырьку руку и, молча кивнув головой присутствующим, сел на стул. Хомак, хрустя ремнями, опустился рядом.
Бегло окинув взглядом собравшихся, Степанов остановился на незнакомом человеке, сидевшем справа от Ложенцова: ужели этот невзрачный юноша и есть тот самый Капустин, который приехал сюда наводить порядки? Потом он посмотрел на Хомака и, заметив на его лице некоторое волнение, невольно подумал: того и гляди, мой комиссар перед этим мальчишкой-реалистом каяться станет...
Но тут встал Ложенцов и, открыв заседание, пояснил, что обстановка в уезде крайне напряженная. Отметив, что за последнее время она еще больше усугубилась неожиданным нападением одного из отрядов продполка на крестьян,он сказал:
— Есть необходимость заслушать по этому поводу объяснение командира полка товарища Степанова.
— Уж не суд ли вы собрались устроить мне? — встав, с некоторым удивлением и даже пренебрежением к собравшимся спросил Степанов.— На это я могу спокойно ответить, что мы командированы сюда центром и не подчинены вам...
— Нет, вы глубоко ошибаетесь,— прервал его Капустин.— Вы подчинялись и будете подчиняться местным органам власти до тех пор, пока находитесь в пределах нашей губернии.
— Позвольте узнать, с кем имею честь разговаривать?— спросил Степанов с еле уловимой усмешкой.
— Я член чрезвычайного военно-революционного штаба,—представился Капустин.—И прошу вас на поставленные нами вопросы отвечать достойно коман-
дира полка,, направленного сюда органами Советской власти.
— Ну что ж,— словно проглотив горькую пилюлю, поморщился Степанов, удивившись тому, как этот юноша так непринужденно разговаривает с ним, бывшим штабс-капитаном, георгиевским кавалером, командиром полка. Однако, погасив в себе эту мысль, он продолжал: — Если вы настаиваете, я доложу вам о цели нашего приезда, о том, как нас встретили здесь, какие трудности подстерегают нас на каждом шагу...
Степанов достал из кармана бумагу, развернул ее и начал неторопливо читать. В ней говорилось о сформировании полка, о задачах его, о верности революции. Читал он неплохо, даже артистически, и Капустин понял, что этот видавший виды офицер хочет, видимо, сгладить остроту вопроса, увести обсуждение в сторону, усыпить бдительность местной власти.
— Это все нам известно, товарищ Степанов,— не дослушав до конца, оборвал его Капустин.— Мы в курсе того, зачем вас направил сюда Наркомпрод... Вы лучше скажите о другом, чем было вызвано установление здесь единоличной диктатуры?
— Я в политические функции не вмешиваюсь,— незамедлительно и с достоинством ответил Степанов.— Я— военный. В моем распоряжении военизированный полк, и я выполняю распоряжения вышестоящего командования. Что же касается политики, на это должен ответить комиссар... Конечно, в критический момент, в интересах революции, и я, как командир полка, имею честь сказать свое слово.
— А комиссар как думает? — спросил Капустин. Хомак встал, пожал плечами, дотронулся рукой до
портупеи.
— Как сказал командир полка, мы действительно установили диктатуру... Вернее, вынуждены, были установить в обоюдных интересах революции. Вам, должно быть, известно уже, что местные военные организации без надобности вооружили темные силы крестьян. Что же было нам делать? Мы обратились за разъяснением
в центр...
— Неправда, центр вам не давал подобного согласия. Вот, пожалуйста, у нас есть разъяснение,— Капустин потряс перед собой телеграммой.— Столкновение
с крестьянами спровоцировано вами. И грубость ваших солдат, и мародерство... Все это, разумеется, вызвало недовольство крестьян.
— А за убийство моего командира кто будет отвечать? — спросил Степанов.
— Мы, конечно, разберемся, как погиб ваш командир. Создадим, если хотите, смешанную комиссию. Но разоружать в городе караульную часть, захватывать оружие военкомата... Кто вам дал на это право?
— Это диктовалось вынужденными обстоятельствами,— стараясь скрыть волнение, ответил Степанов.
— Никаких вынужденных обстоятельств не было!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99