О дочерях Закария считал нужным позаботиться, но
сыновья и внуки должны были лезть из кожи вон и добывать деньги сами, без
какой-либо родительской помощи, пока не заработают, не накопят, не
раздобудут каким хочешь способом - лишь бы законным - сумму, равную
причитающейся им доле завещанного капитала. Только тогда они получали
право вступить во владение этой долей.
- Это сексизм, - сказала тетя Хильда. - Неприкрытый, бесстыдный
сексизм. Любая феминистка на таких условиях начихала бы на его паршивые
деньги.
- А ты как, Шельма? Отказалась бы от наследства?
- Я?! Зебби, милый, ты что? Я бы заграбастала его не медля ни
секунды. Я за права женщин, но я не фанатичка. Шельме нужно, чтобы ее
холили и нежили, на то и мужчины, это их естественное предназначение.
- Папочка, помочь тебе ее приструнить?
- Нет, сын. Мне нравится холить и нежить Хильду. Кстати, я что-то не
заметил, чтобы ты обижал мою дочь.
- Я не решился бы: она беспощадно применяет каратэ. Ты сам мне
говорил.
(Я действительно владею каратэ, папа заставил меня научиться драться
по-крутому. Но не драться же мне с Зебадией! Если когда-нибудь мы с мужем,
не приведи Бог, разойдемся во мнениях, я поступлю иначе: надую губки и
разревусь.)
- Когда я кончил школу, мой отец имел со мной серьезный разговор.
"Зеб, - сказал он, - пора начинать. Если хочешь, я оплачу твою учебу в
любом университете, где пожелаешь. А хочешь, возьми свои сбережения,
действуй на свой страх и риск и попытайся скопить достаточно, чтобы
претендовать на свою долю дедушкиного наследства. Решай сам, я не
собираюсь тебе ничего навязывать".
Ну, тут я задумался. Младшему брату отца было уже за сорок, а он все
еще не заработал себе право на наследство. Такое уж было завещание: изволь
разбогатеть самостоятельно, тогда сразу станешь вдвое богаче. Но теперь не
дедушкины времена: попробуй тут разбогатеть, если в этой стране большая
часть населения живет за счет налогов, которые платит меньшая часть.
Пойти учиться в Принстон или в Массачусетсский технологический на
папины деньги? Или пуститься делать деньги, не имея за плечами ничего,
кроме школы? Но я же в школе ничему не научился, я специализировался на
девочках.
Так что я стал думать и думал очень долго. Секунд десять. На
следующее утро я тронулся в путь с чемоданом и с какими-то грошами за
душой.
Обосновался я в одном университете, потому что там имелись две вещи:
отделение вневойсковой подготовки офицеров резерва, где можно было
получить аэрокосмическую специальность хотя бы частично за государственный
счет, и факультет физвоспитания, где меня готовы были муштровать даром -
за шрамы и ушибы, ну и за то, чтоб выкладывался на матчах и соревнованиях.
Я на все это согласился.
- В чем ты выступал? - поинтересовался мой отец.
- Футбол, баскетбол и легкая атлетика. Они бы на меня навесили и
другие виды, если бы сумели придумать как.
- Я думал, ты назовешь фехтование.
- Нет, это другая история. Денег все равно не хватало, и я нанялся в
столовую официантом. Жратва была такая дрянная, что тараканы повымирали.
Но зато я мог оплачивать обучение. А еще я давал уроки математики. Так я и
начал зарабатывать себе право на наследство.
- Неужели уроками математики можно хоть что-нибудь заработать? -
усомнилась я. - Я пробовала, пока мама была жива. За час платили просто
крохи.
- Я преподавал не ту математику, принцесса. Растолковывал юным
обеспеченным оптимистам, что такое покер и как в него выигрывать. А еще
лучше - в кости: кости, в отличие от покера, подчиняются математическим
законам, над которыми безнаказанно не посмеешься. Как говорил дедушка
Закария: "Тот, кто ставит на людскую жадность и нечестность, внакладе не
останется". Жадных игроков поразительно много, бесчестных и того больше...
и, как правило, они плохо представляют себе, какие у кого шансы в игре,
как эти шансы меняются в зависимости от числа играющих, от того, кто где
сидит, и как подсчитывать вероятности.
Кстати, именно с тех пор я не пью, дорогая, кроме как по особо
торжественным случаям. За игру нельзя садиться ни пьяным, ни усталым, по
крайней мере если собираешься выиграть. Папочка, тени становятся длиннее -
по-моему, никому уже не интересно, как я получил свою пустопорожнюю ученую
степень.
- Интересно, интересно! - запротестовала я.
- Мне тоже! - подхватила тетя Хильда.
- Сын, ты в меньшинстве.
- О'кей. Окончив курс, я два года провел на действительной службе.
Летчики еще большие оптимисты, чем студенты - к тому же у них больше
денег. Заодно я еще поднабрался математики и всяких технических наук. Не
успел уйти в запас, как был призван снова - на Спазматическую войну. Ну,
там со мной ничего не случилось, остался целее, чем многие гражданские. К
моменту моего призыва боевые действия в основном-то уже кончились. Но
прослужил лишний год. А значит, стал ветераном со всеми полагающимися
льготами. Я отправился в Нью-Йорк и поступил в аспирантуру. В одно
педагогическое заведение. Поначалу не очень всерьез: со льготами легко
было поступить, я и поступил, аспирантское житье необременительно, и можно
было всецело отдаться накоплению денег, чтобы получить право на
наследство.
Я знал, что в педагогических колледжах самые глупые студенты, самые
тупые профессора и самые дурацкие курсы. Я записался на вечерние лекции и
еще на утренние, восьмичасовые, на которые никто не ходил: при таком
расписании у меня оставалась куча времени, чтобы выяснить, как работает
биржа. Я и выяснил, прежде чем рискнуть хотя бы десятью центами.
Ну, потом оказалось, что просто так пользоваться преимуществами
аспирантской жизни не удастся, надо еще диссертацию написать. К тому
времени колледж мне уже осточертел: это был какой-то торт из одного безе,
без всякой начинки. Я держался, потому что хорошо научился сдавать курсы,
где все ответы - дело субъективного мнения, и не чьего-нибудь, а
исключительно профессорского. И вечерние поточные курсы скидывать тоже
научился: покупаешь у кого-нибудь конспекты лекций. Прочитываешь все, что
профессор когда-либо опубликовал. Прогуливаешь не каждую лекцию, а через
раз. Если уж решил пойти, то приходишь рано, садишься в первом ряду
посредине и не спускаешь с профа глаз: тогда он точно встретится с тобой
взглядом каждый раз, как посмотрит в твою сторону. Задаешь ему тот самый
единственный вопрос, на который он в состоянии ответить, - ты уже знаешь,
что это за вопрос, ты ведь изучил его публикации - и при этом непременно
называешь себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
сыновья и внуки должны были лезть из кожи вон и добывать деньги сами, без
какой-либо родительской помощи, пока не заработают, не накопят, не
раздобудут каким хочешь способом - лишь бы законным - сумму, равную
причитающейся им доле завещанного капитала. Только тогда они получали
право вступить во владение этой долей.
- Это сексизм, - сказала тетя Хильда. - Неприкрытый, бесстыдный
сексизм. Любая феминистка на таких условиях начихала бы на его паршивые
деньги.
- А ты как, Шельма? Отказалась бы от наследства?
- Я?! Зебби, милый, ты что? Я бы заграбастала его не медля ни
секунды. Я за права женщин, но я не фанатичка. Шельме нужно, чтобы ее
холили и нежили, на то и мужчины, это их естественное предназначение.
- Папочка, помочь тебе ее приструнить?
- Нет, сын. Мне нравится холить и нежить Хильду. Кстати, я что-то не
заметил, чтобы ты обижал мою дочь.
- Я не решился бы: она беспощадно применяет каратэ. Ты сам мне
говорил.
(Я действительно владею каратэ, папа заставил меня научиться драться
по-крутому. Но не драться же мне с Зебадией! Если когда-нибудь мы с мужем,
не приведи Бог, разойдемся во мнениях, я поступлю иначе: надую губки и
разревусь.)
- Когда я кончил школу, мой отец имел со мной серьезный разговор.
"Зеб, - сказал он, - пора начинать. Если хочешь, я оплачу твою учебу в
любом университете, где пожелаешь. А хочешь, возьми свои сбережения,
действуй на свой страх и риск и попытайся скопить достаточно, чтобы
претендовать на свою долю дедушкиного наследства. Решай сам, я не
собираюсь тебе ничего навязывать".
Ну, тут я задумался. Младшему брату отца было уже за сорок, а он все
еще не заработал себе право на наследство. Такое уж было завещание: изволь
разбогатеть самостоятельно, тогда сразу станешь вдвое богаче. Но теперь не
дедушкины времена: попробуй тут разбогатеть, если в этой стране большая
часть населения живет за счет налогов, которые платит меньшая часть.
Пойти учиться в Принстон или в Массачусетсский технологический на
папины деньги? Или пуститься делать деньги, не имея за плечами ничего,
кроме школы? Но я же в школе ничему не научился, я специализировался на
девочках.
Так что я стал думать и думал очень долго. Секунд десять. На
следующее утро я тронулся в путь с чемоданом и с какими-то грошами за
душой.
Обосновался я в одном университете, потому что там имелись две вещи:
отделение вневойсковой подготовки офицеров резерва, где можно было
получить аэрокосмическую специальность хотя бы частично за государственный
счет, и факультет физвоспитания, где меня готовы были муштровать даром -
за шрамы и ушибы, ну и за то, чтоб выкладывался на матчах и соревнованиях.
Я на все это согласился.
- В чем ты выступал? - поинтересовался мой отец.
- Футбол, баскетбол и легкая атлетика. Они бы на меня навесили и
другие виды, если бы сумели придумать как.
- Я думал, ты назовешь фехтование.
- Нет, это другая история. Денег все равно не хватало, и я нанялся в
столовую официантом. Жратва была такая дрянная, что тараканы повымирали.
Но зато я мог оплачивать обучение. А еще я давал уроки математики. Так я и
начал зарабатывать себе право на наследство.
- Неужели уроками математики можно хоть что-нибудь заработать? -
усомнилась я. - Я пробовала, пока мама была жива. За час платили просто
крохи.
- Я преподавал не ту математику, принцесса. Растолковывал юным
обеспеченным оптимистам, что такое покер и как в него выигрывать. А еще
лучше - в кости: кости, в отличие от покера, подчиняются математическим
законам, над которыми безнаказанно не посмеешься. Как говорил дедушка
Закария: "Тот, кто ставит на людскую жадность и нечестность, внакладе не
останется". Жадных игроков поразительно много, бесчестных и того больше...
и, как правило, они плохо представляют себе, какие у кого шансы в игре,
как эти шансы меняются в зависимости от числа играющих, от того, кто где
сидит, и как подсчитывать вероятности.
Кстати, именно с тех пор я не пью, дорогая, кроме как по особо
торжественным случаям. За игру нельзя садиться ни пьяным, ни усталым, по
крайней мере если собираешься выиграть. Папочка, тени становятся длиннее -
по-моему, никому уже не интересно, как я получил свою пустопорожнюю ученую
степень.
- Интересно, интересно! - запротестовала я.
- Мне тоже! - подхватила тетя Хильда.
- Сын, ты в меньшинстве.
- О'кей. Окончив курс, я два года провел на действительной службе.
Летчики еще большие оптимисты, чем студенты - к тому же у них больше
денег. Заодно я еще поднабрался математики и всяких технических наук. Не
успел уйти в запас, как был призван снова - на Спазматическую войну. Ну,
там со мной ничего не случилось, остался целее, чем многие гражданские. К
моменту моего призыва боевые действия в основном-то уже кончились. Но
прослужил лишний год. А значит, стал ветераном со всеми полагающимися
льготами. Я отправился в Нью-Йорк и поступил в аспирантуру. В одно
педагогическое заведение. Поначалу не очень всерьез: со льготами легко
было поступить, я и поступил, аспирантское житье необременительно, и можно
было всецело отдаться накоплению денег, чтобы получить право на
наследство.
Я знал, что в педагогических колледжах самые глупые студенты, самые
тупые профессора и самые дурацкие курсы. Я записался на вечерние лекции и
еще на утренние, восьмичасовые, на которые никто не ходил: при таком
расписании у меня оставалась куча времени, чтобы выяснить, как работает
биржа. Я и выяснил, прежде чем рискнуть хотя бы десятью центами.
Ну, потом оказалось, что просто так пользоваться преимуществами
аспирантской жизни не удастся, надо еще диссертацию написать. К тому
времени колледж мне уже осточертел: это был какой-то торт из одного безе,
без всякой начинки. Я держался, потому что хорошо научился сдавать курсы,
где все ответы - дело субъективного мнения, и не чьего-нибудь, а
исключительно профессорского. И вечерние поточные курсы скидывать тоже
научился: покупаешь у кого-нибудь конспекты лекций. Прочитываешь все, что
профессор когда-либо опубликовал. Прогуливаешь не каждую лекцию, а через
раз. Если уж решил пойти, то приходишь рано, садишься в первом ряду
посредине и не спускаешь с профа глаз: тогда он точно встретится с тобой
взглядом каждый раз, как посмотрит в твою сторону. Задаешь ему тот самый
единственный вопрос, на который он в состоянии ответить, - ты уже знаешь,
что это за вопрос, ты ведь изучил его публикации - и при этом непременно
называешь себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189