Как всегда, я довольно долго смотрел в окно, потом вспомнил, что мне надо закончить письма и успеть отправить их до трех. Я не стал медлить и тут же занялся делом. Кончив, я перечитал написанное. Мне показалось, будто я написал что-то лишнее, и я перечитал все снова. Нет, все было к месту. В письме Обхойе я, помнится, сделал приписку для Рохини: «Я давно не имел никаких известий о вас, да и сам не пытался узнать, как и что с вами. Надеюсь, у вас все благополучно, хотя, конечно, всякое может случиться. Я понимаю, что сам виноват в том, что мы разошлись,—я уехал, порвал с вами и до сих пор даже не попытался восстановить наши прежние отношения. А ведь мы с тобой были близки друг другу. Конечно, знакомы мы были недолго, но ведь не всегда чувства людей определяются длительностью их общения, а наши— тем более. Нас свело вместе несчастье, да и расстались мы тоже в тяжелые дни. Мне никогда не забыть, как я чуть живой пришел к твоему порогу. Ты был единственным человеком на этой чужбине, в чей дом я мог постучаться. И ты не колеблясь впустил меня к себе, не испугался той страшной болезни, которую я подозревал в себе. Более того. Ты не только приютил больного, но и отнесся к нему самым сердечным образом. Не стану уверять тебя, будто я только в Бирме так тяжело и опасно болел и ты был единственный человек, который вернул меня к жизни. Есть у меня еще один спаситель, он тоже в свое время был ко мне так же добр и участлив, как ты, так же заботливо и внимательно ухаживал за мной. Однако ты обладаешь качествами, которых нет у него и которые по-настоящему раскрываются в человеке только в подобной ситуации. Это—мягкая ненавязчивость и поразительная сдержанность. Только теперь, вдали от тебя, я по-настоящему понял и оценил их. Ты и потом, когда я выздоровел, остался верен себе—никогда не пытался оставить мне какую-нибудь память о себе. Возможно, ты понимал, что я терпеть не могу сентиментальностей, а может быть, все силы твоей души сосредоточились тогда на другом человеке—я видел это по твоим глазам, И все-таки я хотел бы понять, что определяло в тебе такое отношение ко мне. Однако узнать это я смогу только в том случае, если снова встретимся и я посмотрю тебе в лицо».
Кроме этого письма я написал другое — к моему бывшему начальнику. Он в свое время очень помог мне, и теперь я благодарил его за поддержку. Конечно, было несколько странно выражать признательность с таким опозданием, и это меня несколько смущало. Требовалось как-то все объяснить... Наконец я покончил со своими посланиями, вложил их в конверты, надписал адреса и тут обнаружил, что опоздал на почту. Однако новая задержка ничуть не расстроила меня. Напротив, я даже почувствовал некоторое облегчение, получив возможность заново перечитать письма на следующий день и внести в них, если потребуется, необходимые изменения.
Едва я отложил в сторону перо, как появился Ротон и сообщил о приходе госпожи Кушари. Вслед за ним в комнату вошла она сама.
— К сожалению, хозяйки нет дома,— сказал я ей.— Она вернется, вероятно, не раньше вечера.
— Я это знаю,— ответила та и, бросив на пол коврик, лежавший на окне, удобно уселась на нем.— Она вернется, пожалуй, не вечером, а уже ночью...
Я слышал, что госпожа Кушари, как все богатые люди, отличалась высокомерием и не часто удостаивала соседей своим посещением. Она и для нас не делала особых исключений и не изъявляла желания познакомиться поближе. За все время она лишь два раза навестила нас: первый раз — для того, чтобы нанести визит своей хозяйке, и второй — когда Раджлакшми пригласила ее в гости. Я недоумевал, что побудило ее столь неожиданно явиться к нам, зная, что хозяйка отсутствует.
—- Госпожа теперь стала неразлучной с нашей Шунон-дой,— заметила она.
Она нечаянно задела мое самое больное место.
— Да, она часто наведывается туда,— сдержанно ответил я.
— Часто? — удивленно переспросила госпожа Куша-ри.— Да она просто не выходит оттуда. А сама Шунонда, между прочим, ни разу не была у вас. Она не из тех, кто относится к людям с почтением.
Она посмотрела на меня. Я всегда думал только об отлучках Раджлакшми, мысль о том, что Шунонда ни разу еще не посетила нас, как-то не приходила мне в голову. Однако теперь я понял истинную цель прихода госпожи Кушари — она намеревалась обрести во мне союзника против своего недруга. Мне захотелось прямо, без обиняков сказать ей, что ее выбор неудачен, ей не следует делать ставку на такого немощного человека, как я. Не знаю, как бы подействовала на нее такая откровенность... Но я промолчал и, наверное, этим задел ее. Она принялась детально, со всеми подробностями рассказывать мне историю своей семьи за последние десять лет. Объясняла, почему что произошло, называла даты, не только годы, даже месяцы и дни, ссылалась на свидетельства соседей. При этом представители рода Кушари обрисовывались ею самым положительным образом. Они, по ее словам, обладали всеми качествами, которые шастры требуют от человека,— и добротой, и отзывчивостью, и терпимостью и т. д. и т. п. А своих врагов она характеризовала как самых отрицательных личностей. Уже после первых ее слов я понял, к чему она клонит, и потерял всякий интерес к ее рассказу. Вдруг мне показалось, что голос моей гостьи дрогнул.
— Что с вами? — обеспокоенно спросил я.— Что-нибудь случилось?
Она внимательно посмотрела на меня.
— Представляете, бабу,— сказала она,— дошло до того, что мой деверь стал продавать на рынке баклажаны!
Я недоверчиво улыбнулся.
— Ну что вы,—возразил я ей,— господин Джодунатх ученый человек. Откуда ему взять баклажаны? Да и зачем их продавать?
— Все по наущению злодейки жены. Говорят, у них на огороде поспели баклажаны, так она срезала их и послала его торговать ими. Ну скажите, как нам жить теперь, когда нас так позорят?
— Ну что вы, госпожа Кушари,— попытался я урезонить ее.— Никто вас не позорит. Да и что ужасного в том, если вашим родственникам действительно пришлось что-то продать?
Госпожа Кушари с изумлением посмотрела на меня:
— Ну, уж если вы так рассудили, то нам и разговаривать больше не о чем. Тогда и госпожу беспокоить не следует. Я пойду.
Спазма сжала ей горло.
— Вероятно, вам лучше обо всем поговорить с госпожой,— посоветовал я ей.— Она скорее поймет вас и, возможно, найдет способ помочь вам.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, больше я никому ничего рассказывать не стану. Не нужна нам ничья помощь.
Она решительно вытерла глаза краем сари, стараясь взять себя в руки.
— Сначала муж все говорил мне: «Подожди месяца два—они вернутся». Потом прибавил еще два месяца, но все оставалось по-прежнему. Так почти год прошел. И вот теперь они торгуют баклажанами! Нет, видно, не на что нам больше надеяться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159