Ваша сестра Оннода».
ГЛАВА VII
Я отправился к хозяину бакалейной лавки. Услышав, кто я, он достал грязную тряпицу, развязал ее и вынул пару золотых серег и пять рупий. Отдавая мне деньги, он сообщил:
— Она продала мне серьги за двадцать одну рупию и заплатила все долги Шах-джи... А куда ушла, я не знаю.
Вспомнив, сколько и кому ей пришлось заплатить еще, он подсчитал, что, когда она уходила от него, у нее оставалось что-то около пяти ан.
И с этими жалкими двадцатью пайсами беспомощная, бесприютная Оннода отправилась одна по тернистому жизненному пути! Ушла тайком, никому даже не сказав куда, чтобы избавить двух добрых к ней мальчиков от бесполезных попыток помочь ей. Моих денег она с собой не взяла. А как я радовался, каких только воздушных замков не строил, гордясь своей лептой. Теперь все они распались, как карточный домик. Слезы обиды навернулись у меня на глаза. Чтобы скрыть их, я быстро зашагал прочь, повторяя про себя: «У Индро сколько брала, а от меня ничего не хочет... Все вернула!»
Теперь в моем сердце нет обиды на нее. Став взрослым, я понял: тогда я ничем не заслужил права оказывать ей благодеяния. Она отвергла мой дар, потому что не верила в силу того детского порыва, под влиянием которого я действовал. Опасалась, что скоро это чувство у меня перегорит и исчезнет без следа. А претендовать на то, чтобы она относилась ко мне, как к Индро, я не смел: что можно было ему, не разрешалось мне. Так что мне не следовало протягивать деньги там, где делал подношения он. Кроме того, теперь я знал, почему и ради кого сестра принимала его помощь.
Много потом мне довелось побродить по свету, но с Оннодой я никогда больше не встречался. Однако ее доброе, милое лицо навсегда запечатлелось в моей памяти. Вспоминая о ней и ее тяжкой жизни, я не могу удержаться от того, чтобы не упрекнуть бога. «О всевышний! — говорю я ему.— Зачем ты уготовил ей такую судьбу? Ты возвеличил образы Ситы, Савитри, Шоти—женщин, принявших великие муки ради своих мужей, и я еще могу понять тебя, когда ты, претворяя в вечно живой подвиг их горе и страдание, зовешь всех женщин следовать им в тяжкой женской доле. Но зачем ты обрек мою сестру на бессмысленные муки, зачем забросал грязью такое целомудрие? Ты отнял у нее все: касту, веру, общество, семью, уважение людей, а взамен дал одно горе. Нет той меры, которой можно измерить его! Нечистой, падшей женщиной предстала она перед людьми—родными, друзьями и врагами. Она, чье место рядом с Ситой и Савитри. Что же приобрело общество в результате гонения на нее? Где они—те, кто осудил ее? Если бы я мог их видеть! Я бы явился к ним, где бы они ни находились, пусть даже за пределами моей страны, и сказал им:
— Вот какая ваша Оннода! Вот неумирающая повесть о ней! Вспоминайте хоть раз в день имя этой отступницы, и оно удержит вас от многих грехов».
Я рад, что на заре своей жизни встретил Онноду. Именно благодаря ей я уверовал в женскую порядочность и чистоту — ведь если даже на нее мог пасть такой позор, если никто, кроме меня и того вечного свидетеля всех грехопадений и всех добрых дел, не вспоминает о ней с любовью и нежностью, то что тогда вообще невозможно в этом обществе? Потому-то я считаю: лучше заблуждаться и не верить в те обвинения, которые предъявляют женщине, чем самому совершать грех, соглашаясь со всеми поклепами, которые на нее возводят.
После этих событий я долго не видел Индро, хотя, прогуливаясь вдоль Ганга, нередко замечал его лодку, привязанную к берегу. Одиноко покачивалась она на воде. Один только раз мы снова воспользовались ею, а потом ни я, ни он уже не садились в нее.
Этот день запомнился мне не только потому, что мы с Индро совершили тогда нашу последнюю поездку по реке, но и потому, что тогда впервые в жизни мне довелось наблюдать ярчайший пример самого откровенного бесстыдного эгоизма. А такие вещи не забьюаются.
Был сырой, промозглый вечер. Накануне прошел сильный дождь, и холод пробирал до самых костей. На небе сияла полная луна, все вокруг купалось в ее свете. Неожиданно явился Индро и предложил мне отправиться с ним на театральное представление, которое должно было состояться в деревне, довольно далеко от нас.
Пойду ли я? Ну конечно! Я даже подпрыгнул от радости при слове «театр».
— Тогда быстрей одевайся и приходи к нам.
Пяти минут мне оказалось достаточно, чтобы накинуть на плечи рапар и выбежать из дому. В деревню, которую упомянул Индро, обычно ездили- поездом. У родителей Индро была своя коляска, и я решил, что до станции мы поедем в ней. Так будет быстрей.
— Нет, мы поплывем в лодке,— заявил Индро.
При этом известии мой энтузиазм несколько остыл. Плыть против течения—удовольствие небольшое. Может случиться и так, что мы опоздаем на представление.
— Не волнуйся,— успокоил меня Индро,— ветер очень сильный, успеем. С нами поедет мой двоюродный брат. Он только что приехал из Калькутты и хочет прокатиться по Ганге.
Ну что ж, плыть так плыть. Мы пришли на реку, вставили весла в уключины, подняли парус и стали ждать брата Индро. Он явился с большим опозданием. Вид его меня озадачил: сразу было ясно, что это очень важная персона. Он принял все меры предосторожности против холода—натянул перчатки и шелковые носки, надел блестящие туфли на каучуке, дорогое пальто, шляпу, повязал шарф. Назвав развалиной нашу чудесную лодку, он оперся о плечо Индро, схватил за руку меня и тяжело, с опаской влез в нее. Удобно расположившись, он спросил меня;
— Тебя как зовут?
— Шриканто,— ответил я робко.
Его зубы обнажились в презрительной усмешке.
— Скажите пожалуйста! Шри-канто! Хватит с тебя и одного Канто. Ну-ка набей мне трубку. Куда ты ее сунул, Индро? Дай этому парню, пусть набьет.
Ну и ну! Даже слугам не приказывают так грубо, Индро стало неловко за брата.
— Шриканто, подержи руль,—попросил он меня.— Я сам все сделаю.
Я ничего не ответил и принялся молча набива!ь трубку. Ведь как-никак он был двоюродным братом Индро, жителем Калькутты, да еще недавно выдержал экзамен на В. А.! Но настроение мое испортилось. Набив трубку, я протянул ее важному гостю. Он, довольный, сделал несколько затяжек и занялся дальнейшими расспросами:
— Ты где живешь, Канто? А что это на тебе намотано? Рапар? Хорош! Дьявол сбежит от его запаха! Да и дырявый весь. А ну-ка дай его—я подложу под себя, чтобы сидеть было мягче.
— Возьми мой, Нотунда. Мне не холодно.— Индро торопливо сдернул с себя шерстяную накидку. Брат взял ее, свернул и, удобно усевшись на ней, снова задымил трубкой.
Зимой Ганга не очень широкая. Не прошло и получаса, как наша лодка врезалась в противоположный берег и остановилась. А тут еще внезапно стих ветер.
Индро растерялся.
— Плохо наше дело, Нотунда. Ветра нет, а без паруса лодка не пойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159