А какую только охрану не ставят у нас в таких случаях!
Мне очень хотелось увидеться с господином Торколон-каром, но мы так и не дождались его. Раджлакшми понимала, как много дел у хранительницы этого бедного очага, и не стала задерживаться.
— Мы пойдем,— сказала она Шунонде и поднялась.— Но если позволишь, мы снова как-нибудь навестим тебя.
Я тоже подошел к хозяйке.
— Я бы тоже хотел иногда заглядывать к вам,— сказал я ей.— А то мне и поговорить-то не с кем.
Шунонда с улыбкой наклонила голову.
— Замечательный человек Шунонда,— заметила дорогой Раджлакшми.— Под стать своему мужу. Боги прямо создали их друг для друга.
— Да,— согласился я.
— Я нарочно не заговорила с ней об их родственниках,— продолжала она.— Еще как-то не разобралась в господине Кушари. Но эти двое, видно, прекрасные люди.
— Наверное,— ответил я.— Может быть, тебе удастся помирить их. Ты так умеешь влиять на людей.
Она улыбнулась:
— Возможно, и умею, только ты не являешься доказательством этому. Тебя многие могли бы прибрать к рукам — было бы желание.
— Допустим. Только зачем говорить об этом, если пока никто такого желания не изъявлял!
— Не отчаивайся,— в том же шутливом тоне продолжала Раджлакшми.— Твое время еще не ушло.
Весь день было облачно. Когда мы приближались к усадьбе, черная туча нашла на солнце и закрыла его, окрасив все небо перед нами в густой розово-золотистый цвет. Золотой отсвет упал на серое невозделанное поле, на бамбуковые заросли и редкие смоковницы у дороги, проник мне в самую душу. Я незаметно глянул на свою спутницу—на ее губах все еще играла слабая улыбка. Она тоже показалась мне необыкновенной. Что же так преобразило ее: золотое ли свечение, охватившее все вокруг нас, или отраженный свет души другой удивительной женщины?
На дороге никого, кроме нас, не было.
— Слушай, почему от тебя не падает тень? — неожиданно спросила меня Раджлакшми, указывая рукой вперед.
Я посмотрел по направлению ее руки и увидел, что наши тени слились.
— Наверное, я потерял ее,— улыбнулся я.
— А раньше она была у тебя?
— Не помню, не присматривался.
— А я помню,— в тон мне ответила Раджлакшми,— не было. Я еще в детстве заметила это...— Она удовлетворенно вздохнула.—Я очень довольна сегодняшним днем. Кажется, я нашла себе друга.
Она посмотрела на меня. Я ничего не ответил, хотя мысленно согласился с ней.
Мы пришли домой, но отряхнуть с ног дорожную пыль и отдохнуть нам не удалось. Во дворе нас ожидало человек пятнадцать деревенских. Завидев нас, они поднялись с земли. Ротон, по-видимому, только что выступал перед ними с речью, о чем свидетельствовало его возбужденное лицо. Он подошел к Раджлакшми.
— Ма,— заявил он ей,— все произошло так, как я говорил.
— Что-то не помню, чтобы ты о чем-нибудь говорил,— недоуменно ответила та.— Скажи еще раз.
— Полицейский скрутил Нобину руки, надел наручники и увел.
— Увел? Куда? — забеспокоилась Раджлакшми.— Что он натворил?
— Он убил Малоти.
Тут все заговорили разом:
— Нет, нет, ма, не убил. Избил, это верно, но не убил...
Глаза Ротона сверкнули гневом.
— Что вы знаете? — сердито крикнул он.— Куда же она тогда делась? Ее надо в больницу отправить. Будете скрывать, вам самим руки свяжут.
Лица крестьян вытянулись. Кто-то потихоньку напра-
вился к выходу. Раджлакшми сурово посмотрела на Ротона.
— Отойди в сторону! — сказала она ему.— Говорить будешь, когда у тебя спросят.
Потом она знаком подозвала к себе отца Малоти, стоявшего тут же в толпе, с посеревшим от страха лицом, и спросила:
— Бишонатх, объясни, что произошло. Но смотри ничего не скрывай и не лги, а то тебе же хуже будет.
Вот что рассказал нам Бишонатх.
Малоти уже целые сутки находилась в доме своего огца, пришла накануне вечером. А в этот день в полдень пошла к пруду за водой. Там в кустах ее и подкараулил муж. Он набросился на нее и страшно избил, даже как будто проломил ей голову. Вся в слезах, Малоти прибежала в усадьбу, но, не застав никого из хозяев, отправилась в контору на поиски господина Кушари. Не найдя и его, она помчалась в полицейский участок, где продемонстрировала следы побоев на теле и рану на голове. А затем, уже вместе с полицейским, явилась к Нобину. Тот был дома и как раз собирался обедать. Блюститель порядка отшвырнул прочь его чашку с рисом, его самого связал и увел.
Раджлакшми пришла в негодование. Она терпеть не могла обоих — и Малоти и Нобина, но теперь весь ее гнев обрушился на меня.
— Сколько раз я тебе говорила — не связывайся с ними, не влезай в их грязные истории,— с сердцем сказала она мне.— Нет, ты все-таки вмешался. Так вот, иди теперь и сам разбирайся во всем. А я знать ничего не желаю.
Она повернулась и ушла в дом, бросив на ходу: «Этого Нобина следует повесить. А бесстыдница Малоти если и умерла, то так ей и надо».
Я был смущен. Теперь мое посредничество действительно представлялось мне напрасным,— не вмешайся я накануне, возможно, не произошло бы всех этих событий. Но я руководствовался самыми добрыми намерениями, думал, будет лучше, если дать свободу этой скрытой, постоянно будоражившей всю деревню стремнине. Теперь я видел, что ошибся. Однако необходимо рассказать поподробнее обо всем случившемся.
Красавица Малоти, пылкая и неугомонная, жена Нобина из касты дом, была не женщина, а настоящий огонь. Ни одна из ее соседок не оставалась спокойной за судьбу своей семьи—Малоти в любой момент могла устроить в ней пожар. Своенравная и подвижная, острая на язык, она и внешним видом выделялась из всей общины—делала себе метки на лбу из пыльцы стрекоз, смазывала волосы лимонным соком, носила фабричной выработки сари с широкой синей каймой и никогда не следила за тем, чтобы голова ее была покрыта. Сплошь и рядом конец сари спускался ей на плечи, и она ходила простоволосой. Никто не решался высказать ей в лицо все то, что о ней думал, но за глаза ее награждали такими эпитетами, что цензура не позволяет привести их печатно. Первое время после замужества Малоти не желала переселяться к мужу и продолжала жить у отца. «Разве муж прокормит меня? — говорила она.— Оденет?» Ее постоянные попреки будто бы вынудили Нобина уехать на заработки. Около года он пробыл в городе — работал посыльным. Вернувшись в деревню, он привез с собой серебряные браслеты, сари из тонкой хлопчатобумажной материи, шелковую ленту, флакон розовой воды и жестяной сундук. Отдав Малоти эти богатства, он не только вернул себе жену, но даже, как говорят, завоевал ее сердце, и она перебралась к нему. Однако все это было делом прошлого. С некоторых пор у Нобина возникли серьезные подозрения насчет жены, он стал подкарауливать ее возле пруда и поколачивать. По приезде сюда мы стали свидетелями чуть ли не ежедневных словесных и иных баталий между ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Мне очень хотелось увидеться с господином Торколон-каром, но мы так и не дождались его. Раджлакшми понимала, как много дел у хранительницы этого бедного очага, и не стала задерживаться.
— Мы пойдем,— сказала она Шунонде и поднялась.— Но если позволишь, мы снова как-нибудь навестим тебя.
Я тоже подошел к хозяйке.
— Я бы тоже хотел иногда заглядывать к вам,— сказал я ей.— А то мне и поговорить-то не с кем.
Шунонда с улыбкой наклонила голову.
— Замечательный человек Шунонда,— заметила дорогой Раджлакшми.— Под стать своему мужу. Боги прямо создали их друг для друга.
— Да,— согласился я.
— Я нарочно не заговорила с ней об их родственниках,— продолжала она.— Еще как-то не разобралась в господине Кушари. Но эти двое, видно, прекрасные люди.
— Наверное,— ответил я.— Может быть, тебе удастся помирить их. Ты так умеешь влиять на людей.
Она улыбнулась:
— Возможно, и умею, только ты не являешься доказательством этому. Тебя многие могли бы прибрать к рукам — было бы желание.
— Допустим. Только зачем говорить об этом, если пока никто такого желания не изъявлял!
— Не отчаивайся,— в том же шутливом тоне продолжала Раджлакшми.— Твое время еще не ушло.
Весь день было облачно. Когда мы приближались к усадьбе, черная туча нашла на солнце и закрыла его, окрасив все небо перед нами в густой розово-золотистый цвет. Золотой отсвет упал на серое невозделанное поле, на бамбуковые заросли и редкие смоковницы у дороги, проник мне в самую душу. Я незаметно глянул на свою спутницу—на ее губах все еще играла слабая улыбка. Она тоже показалась мне необыкновенной. Что же так преобразило ее: золотое ли свечение, охватившее все вокруг нас, или отраженный свет души другой удивительной женщины?
На дороге никого, кроме нас, не было.
— Слушай, почему от тебя не падает тень? — неожиданно спросила меня Раджлакшми, указывая рукой вперед.
Я посмотрел по направлению ее руки и увидел, что наши тени слились.
— Наверное, я потерял ее,— улыбнулся я.
— А раньше она была у тебя?
— Не помню, не присматривался.
— А я помню,— в тон мне ответила Раджлакшми,— не было. Я еще в детстве заметила это...— Она удовлетворенно вздохнула.—Я очень довольна сегодняшним днем. Кажется, я нашла себе друга.
Она посмотрела на меня. Я ничего не ответил, хотя мысленно согласился с ней.
Мы пришли домой, но отряхнуть с ног дорожную пыль и отдохнуть нам не удалось. Во дворе нас ожидало человек пятнадцать деревенских. Завидев нас, они поднялись с земли. Ротон, по-видимому, только что выступал перед ними с речью, о чем свидетельствовало его возбужденное лицо. Он подошел к Раджлакшми.
— Ма,— заявил он ей,— все произошло так, как я говорил.
— Что-то не помню, чтобы ты о чем-нибудь говорил,— недоуменно ответила та.— Скажи еще раз.
— Полицейский скрутил Нобину руки, надел наручники и увел.
— Увел? Куда? — забеспокоилась Раджлакшми.— Что он натворил?
— Он убил Малоти.
Тут все заговорили разом:
— Нет, нет, ма, не убил. Избил, это верно, но не убил...
Глаза Ротона сверкнули гневом.
— Что вы знаете? — сердито крикнул он.— Куда же она тогда делась? Ее надо в больницу отправить. Будете скрывать, вам самим руки свяжут.
Лица крестьян вытянулись. Кто-то потихоньку напра-
вился к выходу. Раджлакшми сурово посмотрела на Ротона.
— Отойди в сторону! — сказала она ему.— Говорить будешь, когда у тебя спросят.
Потом она знаком подозвала к себе отца Малоти, стоявшего тут же в толпе, с посеревшим от страха лицом, и спросила:
— Бишонатх, объясни, что произошло. Но смотри ничего не скрывай и не лги, а то тебе же хуже будет.
Вот что рассказал нам Бишонатх.
Малоти уже целые сутки находилась в доме своего огца, пришла накануне вечером. А в этот день в полдень пошла к пруду за водой. Там в кустах ее и подкараулил муж. Он набросился на нее и страшно избил, даже как будто проломил ей голову. Вся в слезах, Малоти прибежала в усадьбу, но, не застав никого из хозяев, отправилась в контору на поиски господина Кушари. Не найдя и его, она помчалась в полицейский участок, где продемонстрировала следы побоев на теле и рану на голове. А затем, уже вместе с полицейским, явилась к Нобину. Тот был дома и как раз собирался обедать. Блюститель порядка отшвырнул прочь его чашку с рисом, его самого связал и увел.
Раджлакшми пришла в негодование. Она терпеть не могла обоих — и Малоти и Нобина, но теперь весь ее гнев обрушился на меня.
— Сколько раз я тебе говорила — не связывайся с ними, не влезай в их грязные истории,— с сердцем сказала она мне.— Нет, ты все-таки вмешался. Так вот, иди теперь и сам разбирайся во всем. А я знать ничего не желаю.
Она повернулась и ушла в дом, бросив на ходу: «Этого Нобина следует повесить. А бесстыдница Малоти если и умерла, то так ей и надо».
Я был смущен. Теперь мое посредничество действительно представлялось мне напрасным,— не вмешайся я накануне, возможно, не произошло бы всех этих событий. Но я руководствовался самыми добрыми намерениями, думал, будет лучше, если дать свободу этой скрытой, постоянно будоражившей всю деревню стремнине. Теперь я видел, что ошибся. Однако необходимо рассказать поподробнее обо всем случившемся.
Красавица Малоти, пылкая и неугомонная, жена Нобина из касты дом, была не женщина, а настоящий огонь. Ни одна из ее соседок не оставалась спокойной за судьбу своей семьи—Малоти в любой момент могла устроить в ней пожар. Своенравная и подвижная, острая на язык, она и внешним видом выделялась из всей общины—делала себе метки на лбу из пыльцы стрекоз, смазывала волосы лимонным соком, носила фабричной выработки сари с широкой синей каймой и никогда не следила за тем, чтобы голова ее была покрыта. Сплошь и рядом конец сари спускался ей на плечи, и она ходила простоволосой. Никто не решался высказать ей в лицо все то, что о ней думал, но за глаза ее награждали такими эпитетами, что цензура не позволяет привести их печатно. Первое время после замужества Малоти не желала переселяться к мужу и продолжала жить у отца. «Разве муж прокормит меня? — говорила она.— Оденет?» Ее постоянные попреки будто бы вынудили Нобина уехать на заработки. Около года он пробыл в городе — работал посыльным. Вернувшись в деревню, он привез с собой серебряные браслеты, сари из тонкой хлопчатобумажной материи, шелковую ленту, флакон розовой воды и жестяной сундук. Отдав Малоти эти богатства, он не только вернул себе жену, но даже, как говорят, завоевал ее сердце, и она перебралась к нему. Однако все это было делом прошлого. С некоторых пор у Нобина возникли серьезные подозрения насчет жены, он стал подкарауливать ее возле пруда и поколачивать. По приезде сюда мы стали свидетелями чуть ли не ежедневных словесных и иных баталий между ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159