— Ой, Шриканто, как я теперь вернусь домой! Что я скажу тетке, когда она спросит меня про сына?.. Где Нотунда?..
Значит, пока мы бегали вокруг лавки, тщетно пытаясь разбудить ее хозяев, собаки не менее безуспешно старались оповестить нас своим лаем о происходившей здесь трагедии. Их лай все еще раздавался в отдалении. Скорее всего, это волки утащили его и теперь пируют, а собаки ждут своей очереди.
— Я пойду туда,— решительно заявил Индро. Я испуганно схватил его за руку.
— Ты с ума сошел!
Он молча подошел к лодке, взял шест, взвалил его себе на плечи и вынул из кармана большой складной нож.
— Ты оставайся здесь, Шриканто. Если я не вернусь, 15ди домой, расскажи обо всем. Я пошел.
Лицо его побледнело, глаза сверкали. Я знал Индро — его слова не были пустым бахвальством, от которого и следа не остается, стоит лишь слегка припугнуть человека. Если он решил, то непременно пойдет. Да и как остановишь того, кто не знаком со словом «страх»! Однако оставаться безучастным я не хотел. Я схватил первую попавшуюся мне под руку палку и приготовился следовать за ним. Индро запротестовал:
— Не делай глупостей, Шриканто. При чем здесь ты? Тебе-то зачем идти?
Слезы набежали у меня на глаза.
— А разве сам ты виноват? Зачем же идешь? Индро выхватил у меня из рук палку и бросил ее в
лодку.
— Конечно, я тоже ни в чем не виноват. Это он заставил меня поехать. Но мне нельзя возвращаться одному. Я должен идти.
Но и я счел своим долгом идти, тем более что тоже был не из робкого десятка. Я снова взял бамбуковую
палку, всем своим видом показывая, что не отступлюсь, Индро не стал больше спорить со мной.
— Только смотри осторожней,—предупредил он меня,— по песку не иди. Здесь опасно.
Впереди возвышался большой песчаный холм. Поднявшись на него, мы заметили вдали, возле самой реки, стайку собак, заливавшихся отчаянным лаем. Насколько мог различить глаз, никого, кроме них, на берегу не было. Мы не увидели не только ни тигров или волков, но даже паршивых шакалов. Сделав еще несколько осторожных шагов вперед, мы поняли, что внимание собак привлекает какой-то черный предмет, несколько выступающий из воды.
— Нотунда!
— Я!!—донесся слабый отклик стоявшего по горло в воде Нотунды. В голосе его слышались слезы.
Мы стремглав бросились к нему. Собаки отбежали в сторону. Индро прыгнул в воду и вынес на берег своего брата — жителя Квартала портных. Тот находился в полуобморочном состоянии. На одной ноге у него все еще красовалась туфля, шею по-прежнему обматывал шарф. Он был в перчатках, шляпе и пальто, но все это намокло и набухло. Нам оставалось только догадываться, как очутился он в столь плачевном положении. По всей вероятности, вскоре после нашего ухода к берегу сбежались местные собаки, привлеченные хлопаньем в ладоши и непривычной для них песенкой. Незнакомое музыкальное произведение и необычная одежда господина из Калькутты подействовали на животных раздражающе, поэтому они решили прогнать его прочь. «Артист» не нашел иного средства спастись от них, как залезть в реку, где и просидел не менее получаса, промокнув до нитки и весь закоченев. Так он расплачивался за свои прегрешения.
Однако и после того, как он познал жестокие муки искупления, нам пришлось немало претерпеть от него. Едва забравшись в лодку, он возмущенно закричал:
— А где моя вторая туфля?
Узнав, что она осталась на берегу, он приказал Индро немедленно отправиться за ней. Он страшно переживал из-за испорченного пальто и обуви и всю дорогу, пока мы плыли обратно, не переставал сетовать на это и ругать нас за то, что мы посоветовали ему снять мокрую одежду. К чему было так спешить? Если бы он не разделся, его вещи не испачкались бы в песке и не превратились бы в бесформенное тряпье, как теперь!
— Что вы вообще видели в своей жизни, глупая деревенщина! — не унимался он.— Что вы понимаете?
Горькие сожаления, охватившие Нотунду из-за испор-
ченной одежды, заставили его совершенно забыть о собственной персоне, а ведь прежде он приходил в ужас, стоило на него брызнуть капле воды. Как наглядно демонстрировал он нам свою истинную сущность, скрытую амбицией! То был для нас хороший урок.
Лишь в третьем часу ночи наша лодка причалила к берегу. На обратном пути Нотунда укутался во все возможное, чтобы уберечься от простуды. Не погнушался даже моим рапаром, от одного запаха которого ему раньше становилось дурно. И хотя он не переставал твердить, что об него и ноги вытирать противно, нас это не раздражало. Мы были бесконечно счастливы тем, что его не разорвали дикие звери и он соблаговолил целым и невредимым вернуться домой. С легкой душой терпели мы его тиранию и всяческие издевательства, радуясь, что наконец-то закончилось наше путешествие. Дрожа от ночного холода, прикрытые одним дхоти, мы отправились по домам.
ГЛАВА VIII
Когда я берусь за перо, я часто недоумеваю, как могут описываемые мною события принять такой стройный вид. Педь они отнюдь не происходили в той строгой последова-•»ельности, как я их излагаю. Да и не все звенья единой цепи событий сохранились в моей памяти, многие из них утерялись. Но поразительно — цепь не порвалась. Что же объединяло эти отдельные звенья в единое целое?
Или еще одна странная вещь: ученые утверждают, что крупное всегда затмевает мелкое. Если это так, то в человеческой памяти должны удерживаться только главные события жизни. Однако я этого не заметил. Когда я предаюсь воспоминаниям о своих детских годах, некоторые незначительные эпизоды разрастаются у меня до грандиозных размеров, а крупные мельчают и подчас совсем растворяются в памяти. То же происходит, когда я сажусь писать. Тривиальное превращается в выдающееся, а значительное даже не приходит на ум. Объяснить читателям причину этого парадоксального явления я не могу. Поэтому просто поделюсь с ними воспоминанием об одном случае из моей жизни, который как-то незаметно приобрел для меня очень большую значимость.
Произошло это уже много позже того, о чем я рассказал ранее. Память об Онноде успела потускнеть. Я уже довольно редко вспоминал ту, чей светлый образ так много значил для меня в дни озорной юности, ту, что была мне наставником и судьей.
Однажды сын одного раджи пригласил меня на охоту. Когда-то мы вместе учились в начальных классах школы, я нередко подсказывал ему, и между нами установилось некоторое подобие дружбы. Я, конечно, знал, что память у коронованных особ короткая, и никогда не предполагал, чтобы обо мне вспомнили. И вдруг получил от него письмо. К этому времени он уже достиг совершеннолетия, в его руках оказалось большое состояние — все развлечения и удовольствия были к его услугам.
Узнав откуда-то, будто мне нет равных в стрельбе из ружья, что было явным преувеличением, он приказал разыскать меня и доставить к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159