Их законы подчас так жестоки, что кровь стынет в жилах при одном упоминании о них, но разве станет кто-нибудь утверждать, будто такие общественные установления являются наилучшими, так как эти племена древнее многих европейских народов, древнее даже индусов? Вряд ли у кого-нибудь возникнет такое странное предположение. Но дело в том, что обычно социальные вопросы встают перед человеком не сразу во всей своей совокупности, а раздельно, то один, то другой, и поэтому не принимают в его глазах проблемный характер. Возможно, один из таких вопросов беспокоил и отца девочек, когда он выдавал их замуж за иноплеменников, но бедняга не сумел разрешить его и вынужден был принести дочерей в жертву общественным предрассудкам.
Нет, я никак не могу гордиться той уродливой, жесткой социальной системой, при которой общество отказывает в приюте двум маленьким детям, будучи не в состоянии хоть как-то поступиться ради них своими косными законами морали. У одного известного писателя я читал, что принятием кастовой системы наше общество только указало на решение одного из важнейших социальных вопросов, но отнюдь не решило его. Что же, в таком случае, трудно осуждать тех, кто, отчаявшись найти выход из создавшегося тупика, безрассудно разрешает свои проблемы каждый по-своему.
Я вышел из лавки, отправил письмо, а когда вернулся в свою обитель, обнаружил, что мои собратья все еще отсутствуют и потому пшеничная мука, рис, творог и прочие продукты пока не появлялись в наших хранилищах.
Святого отца я застал в гневе. Он сам объяснил мне причину своего раздражения — в деревне не оказывают никакого почтения саньяси, не создают им хотя бы мало-мальски сносных условий для отшельнической жизни. А раз так, то ни к чему задерживаться здесь. Он решил на следующий же день покинуть негостеприимные места.
— Хорошо,—принял я к исполнению его распоряжение.
Я не мог скрыть от себя горячего желания увидеть Патну. Да и местные бихарские деревни нисколько не привлекали меня — они не имели ничего общего с бенгальскими, которых я столько насмотрелся во время своих странствий. Все тут было мне чуждо—люди, растения, климат, и поэтому неудивительно, что я всей душой стремился отсюда.
По вечерам здесь не слышалось пения гимнов, как у нас, не разносилась окрест мелодия барабанов; гонг, зовущий в храм, не звучал так глубоко и мягко, а женщины не умели как следует играть на морских раковинах. Как скучно и неинтересно жили тут люди! Наверное, не побывай я тут, я никогда не сумел бы оценить прелесть жизни в родных краях. Да, у нас плохая вода, климат способствует малярии, люди страдают болезнью селезенки, в семьях повсюду раздоры, деревни
разделены на враждующие группы, но все равно—как там хорошо, как легко человеку... Да, теперь я понимал это.
На следующий день наш лагерь снялся—вместе со святым отцом мы устремились к обители Бхородаджа. То ли наш наставник торопился поскорее прибыть к цели своего путешествия, то ли он читал мои мысли, но первые сорок миль вплоть до самой Патны мы нигде надолго не задерживались. Во все время этого пути меня снедало одно страстное желание, но я переборол его, ибо знал, что за мной и так числилось достаточно грехов, и поэтому ради спасения своей души решил еще некоторое время побыть в компании, осененной божественной благодатью.
Как-то в сумерки мы остановились в деревне Малая Багхийя, расположенной в шестнадцати милях от станции Ара. Здесь мне довелось познакомиться с одним благородным бенгальцем, о достойном поведении которого я и поведаю теперь читателю. Я скрою его настоящее имя и назову его просто Рам-бабу: Сделать это заставляет меня, во-первых, тот факт, что он до сих пор еще здравствует, и, во-вторых, то, что при нашей следующей встрече он сделал ЕИД, будто не знаком со мной, чему я, честно говоря, ничуть не удивился. К тому же я хорошо знаю его скромность и уверен, расскажи я во всеуслышание о его благих деяниях, совершенных к тому же тайком, он очень сконфузится. Итак, его имя Рам-бабу.
Мне неизвестно, почему он прибыл в эти места и каким образом сумел обзавестись землей. Доподлинно я знаю лишь то, что он проживал здесь в счастье и довольстве со своей второй женой и четырьмя детьми.
Утром мы узнали, что не только в Малой, но и в Большой Багхийе и в других окрестных деревнях началась эпидемия оспы. Поэтому прибытие сюда святых отшельников оказалось очень своевременным и полезным, в чем они убедились сразу, и весьма ощутимо. Естественно, наш наставник решил тут обосноваться.
Что ж, все складывалось к лучшему. Теперь несколько слов о существе, именуемом саньяси. За мою жизнь мне пришлось встречаться со многими из них, а несколько раз даже весьма тесно общаться, так что я имел полную возможность составить о них достаточно верное представление. Я отнюдь не собираюсь злословить на их счет и смаковать их отрицательные качества, упомяну лишь о положительных. Во-первых, их нельзя обвинить в том, что они намеренно вводят людей в заблуждение своей якобы святостью,— совершенно недопустимо причислять их к тем «аскетам по причине пустого желудка», которых все вы, конечно, видели предостаточно; заведомым преувеличением будет считать и то, что они будто бы не выказывают своих истинных чувств к лицам женского пола или излишне холодны к ним; совершенно неправильно также осуждать их за эгоистическое стремление беспокоиться только о собственной душе, пренебрегая земными интересами,—они достаточно твердо следуют древнему наставлению «живой да насладится жизнью», хотя, должен признать, мало заботятся о том, чтобы подольше продлить ее. Сказанное полностью относилось и к нашему учителю — он тоже жертвовал одним ради другого.
Жизнь наша вполне устроилась — щедрые подношения взамен горсти пепла от святого костра или нескольких капель святой воды следовали одно за другим, и ни саньяси, ни миряне ничего против этого не имели.
Однажды к нам прибежал Рам-бабу с женой. Плача, они сообщили, что у их старшего сына, который уже четыре дня лежал в лихорадке, обнаружились признаки оспы, а младший мальчик тоже второй день мечется в жару. Узнав в прибежавших бенгальцев, я вызвался им помочь.
Тут я несколько прерву последовательность своего изложения. Я не стану рассказывать, как я сошелся с этой семьей, как выздоровели дети,— это слишком долгая история, и у меня не хватит терпения описывать все в подробностях, наскучит это и читателям. Поэтому сразу упомяну о событии, которое произошло недели две спустя, когда эпидемия свирепствовала вовсю. Учитель вдруг приказал нам сниматься с места. Узнав об этом, Рам-бабу и его жена всполошились и прибежали ко мне.
-— О брат мой! — со слезами стала молить меня жена Рам-бабу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159