Мне не помнится, чтобы когда-нибудь в жизни я испытывал подобное блаженство.
До сих пор люди обычно без труда понимали меня, я же не умел заглянуть в душу другого. Но сегодня я разгадал, что терзает Раджлакшми. Зная, что я слаб здоровьем и в любой день могу заболеть, она не допускает и мысли, что какая-то Пунту будет сидеть у моей постели, а сама она потеряет на это право. Может ли быть большее несчастье? Раджлакшми способна отказаться от всего на свете: от гурудева, молитв, обетов, постов, но только не от этого права. Смерть для нее ничто — она не напрасно пугала меня в своем письме.
Должно быть, к утру я задремал. Когда меня разбудил голос Ротона, было уже довольно поздно.
— К вам приехал в коляске какой-то старик,— сообщил Ротон.
— Дед? В наемной коляске? Странно.
— Вместе с ним,— продолжал Ротон,— девушка лет семнадцати.
Пунту. Значит, этот бесстыжий привез ее в Калькутту и притащил прямо ко мне домой. У меня в глазах потемнело.
— Ротон, проведи их сюда. Я пойду умоюсь.
Когда примерно через час я вернулся, дед встретил меня так, словно это я был гостем, а он хозяином.
— Входи, дорогой, входи! Ну как ты себя чувствуешь — отлично?
Я поклонился.
— Пунту, где ты? — завопил дед.
Пунту стояла у окна и смотрела на улицу. Она подошла и поздоровалась.
— Тетка изъявила желание повидаться с ней перед свадьбой,— сообщил дед.— Муж тетки—судья, жалованье у него пятьсот рупий. Он перевелся в Даймонд-Харбор, и тетка не может бросить хозяйство и приехать на свадьбу. Вот я и захватил Пунту с собой — покажу ее тетке, прежде чем отдать в чужие руки. Бабушка, благословляя ее, сказала: «Пунту, пусть твоя жизнь будет счастливой, как у меня».
Не давая мне рта раскрыть, дед продолжал:
— Но от меня, брат, так легко не отделаешься. Судья он или не судья, раз он родственник, ему все равно придется присутствовать на свадьбе, а потом иди на все четыре стороны. Ты ведь знаешь, дада, свадьба дело не простое. Недаром в шастрах говорится: «Путь благих дел тернист». Но если на свадьбе будет такой человек, никто не посмеет сказать ничего дурного. Нашим деревенским веры нет — они на все способны! А при судье — совсем другое дело...
Значит, муж тетки —судья. Эта новость преподнесена не без умысла.
Ротон принес новую трубку и старательно набил ее табаком. Пристально посмотрев на него, дед заметил:
— Я вроде бы где-то его видел. Так это или не так?
— Именно так,— ответил Ротон.— Вы меня видели в деревне, когда хозяин был болен.
— То-то я смотрю — знакомое лицо.
— Именно так,—повторил Ротон и вышел.
Дед напустил на себя торжественный вид. Он был очень хитер и, наверное, все уже сообразил. Несколько раз затянувшись трубкой, он заговорил:
— Перед отъездом я заглянул в календарь: день выбран вполне благоприятный, мне хотелось бы, чтобы обряд благословения был совершен здесь. Все необходимое можно достать на Новом базаре. Может быть, ты пошлешь слугу?
— Нет,— коротко вымолвил я.
— Почему же нет? До двенадцати часов время благоприятное. У тебя есть календарь?
— Календарь не понадобится, жениться я не смогу. Дед прислонил трубку к стене. По лицу его я понял,
что он намерен вступить в схватку.
— К свадьбе, можно сказать, все готово,— начал он спокойным тоном.— Дело касается чести девушки, это не шутка! Как же можно отказываться, если ты дал слово?
Пунту отвернулась к окну. Я нисколько не сомневался, что Ротон подслушивает за дверью.
— Вы отлично знаете, что никакого слова я не давал. Я сказал только, что дам согласие, если получу разрешение одного человека.
— И ты получил его?
— Нет.
Помолчав немного, дед продолжал:
— Отец Пунту сказал, что в любом случае дает за ней тысячу рупий. Если поторговаться, добавит еще сотню или две. Ну что ты на это скажешь?
— Может быть, снова набить вам трубку? —спросил его вошедший Ротон.
— Ну что ж, набей. А как тебя звать, сынок?
— Ротон.
— Ротон? Хорошее имя. А где ты живешь?
— В Бенаресе.
— В Бенаресе? Значит, госпожа живет теперь в Бенаресе? Чем она там занимается?
— Вам это непременно надо знать?
— Чего ты сердишься, сынок,—-усмехнулся дед.— Сердиться незачем. Она из нашей деревни, почему бы о ней не спросить? Может быть, придется обратиться к ней за какой-нибудь милостью. Не так ли?
Ротон вышел, не ответив на вопрос старика, и минуты через две вернулся, раздувая огонь в трубке. Старик несколько раз глубоко затянулся и встал.
— Покажи-ка мне, сынок, где у вас 1ут уборная! А то ведь я выехал из дома рано утром!
С этими словами он, опередив Ротона, торопливо вышел в коридор.
— Не верьте деду,— повернувшись ко мне, проговорила Пунту.— Откуда у отца тысяча рупий? Вот так же было с моей старшей сестрой. На свадьбе ее обрядили в чужие драгоценности, и теперь родители мужа отказываются от нее, а сына хотят женить заново.
Раньше Пунту не была со мной так откровенна. Немного удивившись, я спросил:
— Твой отец и в самом деле не может дать тысячу рупий?
Пунту кивнула.
— Да откуда ему взять. На железной дороге он получает всего сорок рупий; мой младший брат больше не ходит в школу —нечем платить за обучение. Он так плакал.— В ее глазах блеснули слезы.
— Тебя не могут выдать замуж только потому, что у вас нет денег? — спросил я.
— Да,— ответила Пунту.— Отец договорился было с Омулло-бабу из нашей деревни. Но он старик, у него дочери старше меня, и моя мать пригрозила, что утопится. Вот и не вышло ничего со свадьбой. Только теперь отца ничто не остановит, он выдаст меня замуж во что бы то ни стало.
— А я нравлюсь тебе, Пунту? Стыдливо опустив голову, она кивнула.
— Но ведь я старше тебя на четырнадцать или пятнадцать лег.
Пунту промолчала.
— А ты прежде не была с кем-нибудь помолвлена?
— Была,— оживилась Пунту.— Знаете Калидаса-ба-бу из нашей деревни? С его младшим сыном. Шошодхор сдал экзамены на бакалавра искусств, он немного старше меня.
-— Ты его любишь?
Пунту смущенно хихикнула.
— А может быть, ты Шошодхору не нравишься?
— Что вы! — воскликнула Пунту.— Он целыми днями бродил перед нашим домом. Ранга-дидима говорила, что это он из-за меня.
— Но почему же и с ним ничего не вышло? Лицо Пунту потускнело.
— Его отец потребовал украшений на тысячу рупий и тысячу наличными. Да на свадьбу пришлось бы потратить не меньше пятисот рупий. Это возможно только для девушки из помещичьей семьи. Разве не правду я говорю? Помещики богатые, у них много денег. Моя мать ходила к его родителям, на коленях умоляла их согласиться, но они и слушать не стали.
— А что говорит сам Шошодхор?
— Ничего, он еще слишком молод, все решает отец да мать.
— Шошодхор женился уже?
— Нет еще,— встрепенулась Пунту,— но, говорят, скоро женится.
— Ну хорошо, а что, если ты выйдешь за него замуж, а его родные тебя не полюбят?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
До сих пор люди обычно без труда понимали меня, я же не умел заглянуть в душу другого. Но сегодня я разгадал, что терзает Раджлакшми. Зная, что я слаб здоровьем и в любой день могу заболеть, она не допускает и мысли, что какая-то Пунту будет сидеть у моей постели, а сама она потеряет на это право. Может ли быть большее несчастье? Раджлакшми способна отказаться от всего на свете: от гурудева, молитв, обетов, постов, но только не от этого права. Смерть для нее ничто — она не напрасно пугала меня в своем письме.
Должно быть, к утру я задремал. Когда меня разбудил голос Ротона, было уже довольно поздно.
— К вам приехал в коляске какой-то старик,— сообщил Ротон.
— Дед? В наемной коляске? Странно.
— Вместе с ним,— продолжал Ротон,— девушка лет семнадцати.
Пунту. Значит, этот бесстыжий привез ее в Калькутту и притащил прямо ко мне домой. У меня в глазах потемнело.
— Ротон, проведи их сюда. Я пойду умоюсь.
Когда примерно через час я вернулся, дед встретил меня так, словно это я был гостем, а он хозяином.
— Входи, дорогой, входи! Ну как ты себя чувствуешь — отлично?
Я поклонился.
— Пунту, где ты? — завопил дед.
Пунту стояла у окна и смотрела на улицу. Она подошла и поздоровалась.
— Тетка изъявила желание повидаться с ней перед свадьбой,— сообщил дед.— Муж тетки—судья, жалованье у него пятьсот рупий. Он перевелся в Даймонд-Харбор, и тетка не может бросить хозяйство и приехать на свадьбу. Вот я и захватил Пунту с собой — покажу ее тетке, прежде чем отдать в чужие руки. Бабушка, благословляя ее, сказала: «Пунту, пусть твоя жизнь будет счастливой, как у меня».
Не давая мне рта раскрыть, дед продолжал:
— Но от меня, брат, так легко не отделаешься. Судья он или не судья, раз он родственник, ему все равно придется присутствовать на свадьбе, а потом иди на все четыре стороны. Ты ведь знаешь, дада, свадьба дело не простое. Недаром в шастрах говорится: «Путь благих дел тернист». Но если на свадьбе будет такой человек, никто не посмеет сказать ничего дурного. Нашим деревенским веры нет — они на все способны! А при судье — совсем другое дело...
Значит, муж тетки —судья. Эта новость преподнесена не без умысла.
Ротон принес новую трубку и старательно набил ее табаком. Пристально посмотрев на него, дед заметил:
— Я вроде бы где-то его видел. Так это или не так?
— Именно так,— ответил Ротон.— Вы меня видели в деревне, когда хозяин был болен.
— То-то я смотрю — знакомое лицо.
— Именно так,—повторил Ротон и вышел.
Дед напустил на себя торжественный вид. Он был очень хитер и, наверное, все уже сообразил. Несколько раз затянувшись трубкой, он заговорил:
— Перед отъездом я заглянул в календарь: день выбран вполне благоприятный, мне хотелось бы, чтобы обряд благословения был совершен здесь. Все необходимое можно достать на Новом базаре. Может быть, ты пошлешь слугу?
— Нет,— коротко вымолвил я.
— Почему же нет? До двенадцати часов время благоприятное. У тебя есть календарь?
— Календарь не понадобится, жениться я не смогу. Дед прислонил трубку к стене. По лицу его я понял,
что он намерен вступить в схватку.
— К свадьбе, можно сказать, все готово,— начал он спокойным тоном.— Дело касается чести девушки, это не шутка! Как же можно отказываться, если ты дал слово?
Пунту отвернулась к окну. Я нисколько не сомневался, что Ротон подслушивает за дверью.
— Вы отлично знаете, что никакого слова я не давал. Я сказал только, что дам согласие, если получу разрешение одного человека.
— И ты получил его?
— Нет.
Помолчав немного, дед продолжал:
— Отец Пунту сказал, что в любом случае дает за ней тысячу рупий. Если поторговаться, добавит еще сотню или две. Ну что ты на это скажешь?
— Может быть, снова набить вам трубку? —спросил его вошедший Ротон.
— Ну что ж, набей. А как тебя звать, сынок?
— Ротон.
— Ротон? Хорошее имя. А где ты живешь?
— В Бенаресе.
— В Бенаресе? Значит, госпожа живет теперь в Бенаресе? Чем она там занимается?
— Вам это непременно надо знать?
— Чего ты сердишься, сынок,—-усмехнулся дед.— Сердиться незачем. Она из нашей деревни, почему бы о ней не спросить? Может быть, придется обратиться к ней за какой-нибудь милостью. Не так ли?
Ротон вышел, не ответив на вопрос старика, и минуты через две вернулся, раздувая огонь в трубке. Старик несколько раз глубоко затянулся и встал.
— Покажи-ка мне, сынок, где у вас 1ут уборная! А то ведь я выехал из дома рано утром!
С этими словами он, опередив Ротона, торопливо вышел в коридор.
— Не верьте деду,— повернувшись ко мне, проговорила Пунту.— Откуда у отца тысяча рупий? Вот так же было с моей старшей сестрой. На свадьбе ее обрядили в чужие драгоценности, и теперь родители мужа отказываются от нее, а сына хотят женить заново.
Раньше Пунту не была со мной так откровенна. Немного удивившись, я спросил:
— Твой отец и в самом деле не может дать тысячу рупий?
Пунту кивнула.
— Да откуда ему взять. На железной дороге он получает всего сорок рупий; мой младший брат больше не ходит в школу —нечем платить за обучение. Он так плакал.— В ее глазах блеснули слезы.
— Тебя не могут выдать замуж только потому, что у вас нет денег? — спросил я.
— Да,— ответила Пунту.— Отец договорился было с Омулло-бабу из нашей деревни. Но он старик, у него дочери старше меня, и моя мать пригрозила, что утопится. Вот и не вышло ничего со свадьбой. Только теперь отца ничто не остановит, он выдаст меня замуж во что бы то ни стало.
— А я нравлюсь тебе, Пунту? Стыдливо опустив голову, она кивнула.
— Но ведь я старше тебя на четырнадцать или пятнадцать лег.
Пунту промолчала.
— А ты прежде не была с кем-нибудь помолвлена?
— Была,— оживилась Пунту.— Знаете Калидаса-ба-бу из нашей деревни? С его младшим сыном. Шошодхор сдал экзамены на бакалавра искусств, он немного старше меня.
-— Ты его любишь?
Пунту смущенно хихикнула.
— А может быть, ты Шошодхору не нравишься?
— Что вы! — воскликнула Пунту.— Он целыми днями бродил перед нашим домом. Ранга-дидима говорила, что это он из-за меня.
— Но почему же и с ним ничего не вышло? Лицо Пунту потускнело.
— Его отец потребовал украшений на тысячу рупий и тысячу наличными. Да на свадьбу пришлось бы потратить не меньше пятисот рупий. Это возможно только для девушки из помещичьей семьи. Разве не правду я говорю? Помещики богатые, у них много денег. Моя мать ходила к его родителям, на коленях умоляла их согласиться, но они и слушать не стали.
— А что говорит сам Шошодхор?
— Ничего, он еще слишком молод, все решает отец да мать.
— Шошодхор женился уже?
— Нет еще,— встрепенулась Пунту,— но, говорят, скоро женится.
— Ну хорошо, а что, если ты выйдешь за него замуж, а его родные тебя не полюбят?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159