Старший гошай заплакал. В волнении он поднялся с места и, восхищенный, сняв с изваяния бога гирлянду цветов арабского жасмина, надел ее на шею Раджлакшми.
— Молю бога, чтобы исчезли все твои несчастья,— воскликнул он.
Раджлакшми низко ему поклонилась, а затем подошла ко мне и у всех на глазах взяла прах от моих ног.
— Вот и гирлянда появилась,— прошептала она.— Если бы ты не пригрозил вознаградить меня, я бы здесь же надела ее тебе на шею.
С этими словами она удалилась.
Пение гимнов окончилось. Удивительное чувство умиротворения наполняло мою душу.
Начались приготовления к трапезе. Уже стемнело. Отозвав Раджлакшми в сторону, я сказал ей:
— Сохрани эту гирлянду, ты наденешь ее мне на шею, когда мы вернемся к себе домой.
— Боишься, что я сделаю это в храме?
— Нет, теперь не боюсь. Владей я целым миром, я сегодня подарил бы его тебе.
— Какой щедрый. Владей ты миром...
— Я тебе бесконечно благодарен.
— За что же?
— Мне нежданно досталось сокровище. Нет на свете женщины, которая могла б сравниться с тобой красотой, умом, нежностью и добротой. Я понял, что недостоин тебя, и стыжусь своего ничтожества. Ах, как я тебе благодарен, Лакшми.
— Ах, как я на тебя сейчас рассержусь.
— Ну что ж, сердись. Меня заботит только одно—-как сохранить это сокровище?
— Ты боишься, что его украдут?
— Нет, Лакшми, я еще не встречал человека, которому бы это было под силу. Да и где он, бедняга, найдет достойное место, чтобы спрятать похищенное?
Раджлакшми на мгновение прижала мою руку к своей груди.
— Если увидят, как мы стоим с тобой рядышком в темноте, то пойдут сплетни. А я все думаю, где бы уложить тебя спать,— места-то ведь нет.
— Ну ничего, одну ночь можно провести где угодно.
— Но с твоим здоровьем это опасно.
— Не беспокойся, обо мне кто-нибудь позаботится.
— Ну что ж,— задумчиво сказала Раджлакшми.— Этим «кто-нибудь» буду я. Идем. Что бы там ни было, ты должен поесть и лечь спать.
Действительно, гостей оказалось так много, что спать было негде. Меня устроили на открытой веранде, где натянули москитную сетку. Раджлакшми осталась весьма недовольна моим ложем. Ночью она, наверное, не раз приходила взглянуть, как мне спится, но это не потревожило мой сон.
Поднявшись утром, я увидел, как Комоллота и Раджлакшми возвращаются с охапками цветов в руках. Не знаю, о чем они беседовали наедине, но, взглянув на их лица, я обрадовался. Женщины казались давними подругами, даже родственницами. Кастовое различие не
помешало им провести ночь рядом. А по поводу того, что новая подруга отказывается есть еду, приготовленную чужими руками, Комоллота с улыбкой сказала мне:
— Не беспокойся, гошай, мы обо всем договорились. В будущем рождении, когда я стану ее старшей сестрой, я хорошенько надеру ей уши.
— А я в ответ выдвинула такое условие, гошай,— подхватила Раджлакшми,— если я умру, ей придется покинуть своих богов и посвятить жизнь служению тебе. Я знаю, мне не обрести спасения, если я тебя оставлю без надзора. После смерти я превращусь в злого духа и оседлаю диди, как злой дух оседлал Синдбада. Не слезу, пока не заставлю ее сделать все, что нужно.
— Лучше не умирай,— засмеялась Комоллота.— Разве я смогу все время носить тебя на плечах?
Выпив чаю, я отправился на розыски Гохора.
— Долго не задерживайся, гошай,— сказала мне Комоллота,— и приведи его сюда. Я нашла брахмана, чтобы приготовить трапезу для бога, правда, ужасно грязного и ленивого. Раджлакшми взялась ему помогать.
— Напрасно,— заметил я.— Если Раджлакшми сегодня поест, то твой бог останется голодным.
Комоллота испуганно приложила палец к губам.
— Не говори таких слов, гошай. Вдруг она их услышит! Тогда она ничего в рот не возьмет.
Я засмеялся:
— И суток не прошло, а ты ее распознала.
— Да, гошай,— улыбнулась Комоллота.—Ты не найдешь такую среди тысячи. Тебе выпало счастье.
Дома Гохора я не застал. В деревне Шунам жила его вдовая племянница. Нобин сказал мне, что в тех краях объявилась неведомая болезнь, от которой люди мрут как мухи. Бедная родственница и ее дети заболели, и Гохор отправился туда, чтобы попытаться найти врача. Вот уже дней десять — двенадцать о нем ни слуху ни духу. Нобин был в отчаянии и не знал, что делать.
— Может быть, моего господина уже нет в живых! — рыдая, воскликнул он.— Я темный крестьянин, ни разу не покидал свою деревню, я не знаю, где это проклятое место и как туда добираться. А не то разве Нобин сидел бы дома, даже если бы его собственной семье угрожало несчастье! Я день и ночь упрашиваю господина Чоккотти: «Тхакур, смилуйся, я продам землю и заплачу тебе сто рупий, только проводи меня». Но подлый брахман и с места не желает двинуться. Клянусь, бабу: если мой хозяин умрет, я подожгу дом Чоккотти и сам брошусь в огонь. Такого неблагодарного негодяя я в живых не оставлю.
Успокоив его, я спросил:
— Ты знаешь, в каком округе находится эта деревня?
— Слышал только, что она где-то на краю округа Ноде,— отвечал Нобин.— От станции нужно долго ехать в повозке. Чоккотти знает, только не хочет сказать.
Нобкн разыскал и принес старые письма, но и они ничего не дали. Я >знал только, что месяца два назад Чокроборти получил от Гохора две сотки рупий на свадьбу дочери,— на самом деле дочь его была вдовой.
У простака Гохора много денег, естественно, бедняки не могут его не обманывать, и возмущаться по этому поводу бесполезно, но подобное бесстыдство переходило все границы.
— Он будет только рад, если бабу умрет,— твердил Нобин.— Тогда ему вздохнется свободней. Не надо будет платить ни пайсы долга.
Что ж, это вполне возможно.
Мы вдвоем отправились к Чокроборти. Поистине, другого такого скромного, приветливого и благородного человека, который бы так близко принимал к сердцу чужое горе, не сыщешь на всем свете. Только вот беда — от старости его память настолько ослабела, что он забыл даже название округа, где находится деревня. С большим трудом отыскав железнодорожное расписание, я одну за другой перебрал все станции Северной и Восточной Бенгалии, но он так и не смог вспомнить хотя бы, с какой буквы начинается нужное название.
— А сколько людей приходят ко мне и просят вернуть им долг,— сокрушался он.— Я же не могу вспомнить, что когда-то брал у них деньги. «Есть над нами бог,— говорю я себе,— он нас рассудит».
— Да,—не выдержав, прорычал Нобин,— он рассудит, а если нет, я сделаю это за него.
— Ах, Нобин,—ласково проговорил Чокроборти,— чего ты напрасно сердишься? Много ли мне осталось жить? Неужели бы я этого не сделал, если б мог? Разве Гохор мне чужой? Да он для меня как родной сын!
— Это я уже слышал. В последний раз тебе говорю — проводи меня к бабу, а не то запомни: в тот день, когда я получу о нем дурные вести, пеняй на себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159