Только устроились здесь, я и говорю: «Послушай, Тогора, не мучь наши души, давай поедим немного». Так нет ведь! Заявила, что отвезет ее в Рангун.— Он повернулся к Тогоре:—Ну что, привезла?
Тогора не удостоила мужа ответом, только глянула на меня с видом оскорбленного достоинства и снова принялась жечь взглядом несчастных кабулийцев.
— Что же произошло с рошголлой?—осторожно спросил я.
Нондо искоса посмотрел на жену.
— Что с ней произошло? Взгляните на эти черепки и на постель, перепачканную сиропом. А если это вам еще ничего не объясняет, то спросите у тех двух недоносков. И он, как и Тогора, перевел взгляд на кабулийцев. Я опустил голову, стараясь скрыть улыбку.
— Ну ничего,— попытался я их успокоить,— что-нибудь поесть найдется.
— Да, кое-что у нас имеется,—ответил Нондо.— Покажи-ка, Тогора.
Та пнула ногой маленький узелок.
— Показывай сам,— буркнула она.
— Что ни говорите, бабу,— обратился ко мне Нондо,— но уж неблагодарными кабулийцев не назовешь. Взамен рошголлы они дали нам своего кабульского хлеба. Не бросай его, Тогора, подними. Он еще пригодится тебе для твоей кухни.
Я громко рассмеялся шутке Нондо, но, взглянув на Тогору, осекся. Она вся потемнела от ярости и крикнула так, что ее густой и хриплый голос заставил вздрогнуть всех, кто находился в трюме:
— Не трогай меня, мастер, и не издевайся над кастой, а то тебе плохо будет...
Нондо смутился, потому что на него со всех сторон смотрели любопытные. Хорошо зная характер своей супруги, он попытался унять ее гнев.
— Ну ладно, Тогора, не сердись. Я ведь только так, пошутил,— сгорая от стыда, торопливо забормотал он.
Но Тогора не обратила внимания на его слова. Она была вне себя от ярости: зрачки ее расширились, густые брови сошлись к переносице и снова взлетели вверх.
— Ты пошутил! Пошутил над моей кастой! — пронзительно закричала она.— Это мне-то пригодится мусульманский хлеб! Чтоб твою коиботскую морду огнем опалило! Поднимай его сам, если хочешь, и отдай им за это рис с поминок твоего отца!
Нондо вскочил, как стрела, выпущенная из лука, и схватил Тогору за волосы.
— Нечестивая, ты оскорбляешь моего отца! Подоткнув сари вокруг пояса, тяжело дыша, Тогора
прохрипела:
— А ты, нечестивец, оскорбляешь мою касту!
И, широко раскрыв рот, она вдруг вцепилась зубами ему в руку. Мгновенно между супругами закипел отчаянный кулачный бой. Вокруг собрался народ, шум поднялся невообразимый. Хиндустанцы, забыв о морской болезни, начали громко подзадоривать дерущихся, панджабцы стыдили их, а ориссцы громко комментировали происходящее. Я совершенно растерялся, пораженный тем, что такой ничтожный повод мог привести к подобному скандалу. И это происходило между бенгальцами, на виду у
всех! От стыда я готов был провалиться сквозь землю.
— А бенгальцы—народ драчливый,—заметил мне стоявший рядом со мной джайпурец, с удовольствием наблюдавший потасовку.— Ни один не уступит другому.
Я опустил голову, не смея взглянуть на него, незаметно выбрался из толпы и отправился на палубу.
ГЛАВА IV
Больше мне в тот день не хотелось спускаться в трюм, поэтому я не знал, как закончились военные действия между Нондо и Тогорой и на каких условиях они заключили перемирие. Правда, как выяснилось позже, соблюдение заключенного мира не было обязательным: каждая из сторон при необходимости, не задумываясь, расторгала его и врывалась в расположение противника. Так протекала их супружеская жизнь уже двадцать лет, и, я думаю, сам всевышний не рискнул бы поручиться, что в следующие двадцать лет она изменится к лучшему.
Все утро небо хмурилось, а к полудню его затянуло большой черной тучей, которая медленно на нас надвигалась. На лицах матросов появились явные признаки беспокойства, а в их действиях стала заметной нервозность.
Я окликнул одного немолодого матроса:
— Сын благородного отца, сегодня опять ожидается такая же буря, как и вчера?
Моя вежливость, видимо, подкупила благородного отпрыска. Он остановился.
— Иди, хозяин, в трюм,— посоветовал он мне.— Капитан говорит, надвигается циклон.
Минут через пятнадцать я убедился в резонности его совета — матросы принялись загонять в трюм всех пассажиров, находившихся на палубе. Особенно упрямых, не желавших подчиниться приказу, помощник капитана согнал вниз пинками, а вслед за ними столкнул и их скарб. Туда же отправили матросы и мой сундучок с узлом, сам же я сумел ускользнуть от них на другую сторону палубы. Оказалось, что всех палубных пассажиров, то есть тех, кто заплатил за проезд не больше десяти рупий, корабельные власти намеревались загнать в трюм и там запереть, причем эти меры якобы вызывались заботой о пассажирах. Меня такая перспектива отнюдь не радовала. Я еще никогда не наблюдал циклон ни в море, ни на суше, понятия не имел о его мощи и последствиях и не хотел упускать возможность увидеть все собственными глазами. Опасности меня не пугали. Если кораблю и суждено быть разбитым бурей, то к чему мне, как чумной крысе в клетке, биться головой о стенки трюма и захлебываться там водой? Лучше очутиться в море и плыть, покачиваясь на волнах, до тех пор, пока не оставят силы, а потом нырнуть в океан и явиться гостем во дворец подводного властелина. Увы, тогда мне было невдомек, что вокруг монарших чертогов снуют слуги-акулы, которые не замедлят закусить незваным пришельцем.
Начал накрапывать дождь. К вечеру он усилился, поднялся ветер. Я пытался найти укрытие от непогоды, но безуспешно. Тем временем палуба опустела, на ней остался один капитан, который беспокойно шагал по капитанскому мостику, не выпуская из рук бинокля, и тревожно оглядывал небо и море. Не желая попасть ему на глаза, дабы не очутиться в душной норе вместе со всеми, я принялся усиленно искать какое-нибудь убежище и совершенно неожиданно обнаружил его на клетках с овцами и птицей. Это место показалось мне самым надежным и безопасным на всем корабле. Как я заблуждался!
Дождь и ветер усиливались, волны громоздились одна на другую, сгущался мрак, сильнее становилась качка. Я решил было, что это и есть циклон, но вскоре убедился, что происходящее походило на него, как коровий след, наполненный водой, похож на море.
Вдруг завыла сирена, и в груди у меня похолодело. Я глянул вверх — тяжелая черная туча разорвалась на отдельные клочья. Небо изменилось как по волшебству — стало легче и выше. Неожиданно где-то вдали возник и прокатился по волнам наводящий ужас рев. Я вспомнил сказку, которую когда-то в детстве мне рассказывала бабушка, тогда я от страха прятал лицо у нее в коленях. Это была сказка про принца, который нырял в пруд и доставал со дна серебряную шкатулку с душами семисот драконов. Он давил их золотым пестом, и драконы с предсмертным криком, тяжело топая, разбегались во все стороны, круша и ломая все на своем пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Тогора не удостоила мужа ответом, только глянула на меня с видом оскорбленного достоинства и снова принялась жечь взглядом несчастных кабулийцев.
— Что же произошло с рошголлой?—осторожно спросил я.
Нондо искоса посмотрел на жену.
— Что с ней произошло? Взгляните на эти черепки и на постель, перепачканную сиропом. А если это вам еще ничего не объясняет, то спросите у тех двух недоносков. И он, как и Тогора, перевел взгляд на кабулийцев. Я опустил голову, стараясь скрыть улыбку.
— Ну ничего,— попытался я их успокоить,— что-нибудь поесть найдется.
— Да, кое-что у нас имеется,—ответил Нондо.— Покажи-ка, Тогора.
Та пнула ногой маленький узелок.
— Показывай сам,— буркнула она.
— Что ни говорите, бабу,— обратился ко мне Нондо,— но уж неблагодарными кабулийцев не назовешь. Взамен рошголлы они дали нам своего кабульского хлеба. Не бросай его, Тогора, подними. Он еще пригодится тебе для твоей кухни.
Я громко рассмеялся шутке Нондо, но, взглянув на Тогору, осекся. Она вся потемнела от ярости и крикнула так, что ее густой и хриплый голос заставил вздрогнуть всех, кто находился в трюме:
— Не трогай меня, мастер, и не издевайся над кастой, а то тебе плохо будет...
Нондо смутился, потому что на него со всех сторон смотрели любопытные. Хорошо зная характер своей супруги, он попытался унять ее гнев.
— Ну ладно, Тогора, не сердись. Я ведь только так, пошутил,— сгорая от стыда, торопливо забормотал он.
Но Тогора не обратила внимания на его слова. Она была вне себя от ярости: зрачки ее расширились, густые брови сошлись к переносице и снова взлетели вверх.
— Ты пошутил! Пошутил над моей кастой! — пронзительно закричала она.— Это мне-то пригодится мусульманский хлеб! Чтоб твою коиботскую морду огнем опалило! Поднимай его сам, если хочешь, и отдай им за это рис с поминок твоего отца!
Нондо вскочил, как стрела, выпущенная из лука, и схватил Тогору за волосы.
— Нечестивая, ты оскорбляешь моего отца! Подоткнув сари вокруг пояса, тяжело дыша, Тогора
прохрипела:
— А ты, нечестивец, оскорбляешь мою касту!
И, широко раскрыв рот, она вдруг вцепилась зубами ему в руку. Мгновенно между супругами закипел отчаянный кулачный бой. Вокруг собрался народ, шум поднялся невообразимый. Хиндустанцы, забыв о морской болезни, начали громко подзадоривать дерущихся, панджабцы стыдили их, а ориссцы громко комментировали происходящее. Я совершенно растерялся, пораженный тем, что такой ничтожный повод мог привести к подобному скандалу. И это происходило между бенгальцами, на виду у
всех! От стыда я готов был провалиться сквозь землю.
— А бенгальцы—народ драчливый,—заметил мне стоявший рядом со мной джайпурец, с удовольствием наблюдавший потасовку.— Ни один не уступит другому.
Я опустил голову, не смея взглянуть на него, незаметно выбрался из толпы и отправился на палубу.
ГЛАВА IV
Больше мне в тот день не хотелось спускаться в трюм, поэтому я не знал, как закончились военные действия между Нондо и Тогорой и на каких условиях они заключили перемирие. Правда, как выяснилось позже, соблюдение заключенного мира не было обязательным: каждая из сторон при необходимости, не задумываясь, расторгала его и врывалась в расположение противника. Так протекала их супружеская жизнь уже двадцать лет, и, я думаю, сам всевышний не рискнул бы поручиться, что в следующие двадцать лет она изменится к лучшему.
Все утро небо хмурилось, а к полудню его затянуло большой черной тучей, которая медленно на нас надвигалась. На лицах матросов появились явные признаки беспокойства, а в их действиях стала заметной нервозность.
Я окликнул одного немолодого матроса:
— Сын благородного отца, сегодня опять ожидается такая же буря, как и вчера?
Моя вежливость, видимо, подкупила благородного отпрыска. Он остановился.
— Иди, хозяин, в трюм,— посоветовал он мне.— Капитан говорит, надвигается циклон.
Минут через пятнадцать я убедился в резонности его совета — матросы принялись загонять в трюм всех пассажиров, находившихся на палубе. Особенно упрямых, не желавших подчиниться приказу, помощник капитана согнал вниз пинками, а вслед за ними столкнул и их скарб. Туда же отправили матросы и мой сундучок с узлом, сам же я сумел ускользнуть от них на другую сторону палубы. Оказалось, что всех палубных пассажиров, то есть тех, кто заплатил за проезд не больше десяти рупий, корабельные власти намеревались загнать в трюм и там запереть, причем эти меры якобы вызывались заботой о пассажирах. Меня такая перспектива отнюдь не радовала. Я еще никогда не наблюдал циклон ни в море, ни на суше, понятия не имел о его мощи и последствиях и не хотел упускать возможность увидеть все собственными глазами. Опасности меня не пугали. Если кораблю и суждено быть разбитым бурей, то к чему мне, как чумной крысе в клетке, биться головой о стенки трюма и захлебываться там водой? Лучше очутиться в море и плыть, покачиваясь на волнах, до тех пор, пока не оставят силы, а потом нырнуть в океан и явиться гостем во дворец подводного властелина. Увы, тогда мне было невдомек, что вокруг монарших чертогов снуют слуги-акулы, которые не замедлят закусить незваным пришельцем.
Начал накрапывать дождь. К вечеру он усилился, поднялся ветер. Я пытался найти укрытие от непогоды, но безуспешно. Тем временем палуба опустела, на ней остался один капитан, который беспокойно шагал по капитанскому мостику, не выпуская из рук бинокля, и тревожно оглядывал небо и море. Не желая попасть ему на глаза, дабы не очутиться в душной норе вместе со всеми, я принялся усиленно искать какое-нибудь убежище и совершенно неожиданно обнаружил его на клетках с овцами и птицей. Это место показалось мне самым надежным и безопасным на всем корабле. Как я заблуждался!
Дождь и ветер усиливались, волны громоздились одна на другую, сгущался мрак, сильнее становилась качка. Я решил было, что это и есть циклон, но вскоре убедился, что происходящее походило на него, как коровий след, наполненный водой, похож на море.
Вдруг завыла сирена, и в груди у меня похолодело. Я глянул вверх — тяжелая черная туча разорвалась на отдельные клочья. Небо изменилось как по волшебству — стало легче и выше. Неожиданно где-то вдали возник и прокатился по волнам наводящий ужас рев. Я вспомнил сказку, которую когда-то в детстве мне рассказывала бабушка, тогда я от страха прятал лицо у нее в коленях. Это была сказка про принца, который нырял в пруд и доставал со дна серебряную шкатулку с душами семисот драконов. Он давил их золотым пестом, и драконы с предсмертным криком, тяжело топая, разбегались во все стороны, круша и ломая все на своем пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159