— А зачем возвращаться? — снова засмеялась Комоллота.— Тьма рано или поздно рассеется! Тогда и пойдешь. Входи. Гоур! Гоур! — воскликнула она.
— Гоур! Гоур! — повторил за ней и я.
ГЛАВА VI
Хотя у меня самого нет склонности к религиозным обрядам, я не мешаю тем, у кого она есть. Тайны веры навсегда останутся сокрытыми для меня. И все же я глубоко уважаю верующих. Я не отдаю предпочтения ни свами, ни садху, и речи каждого из них чаруют мой слух.
От знатоков я слыхал, что таинство духовных устремлений Бенгалии скрыто в вишнуитской общине. В прошлом мне доводилось встречаться с саньяси, здесь мне не хочется вспоминать о последствиях, но на этот раз я решил, что уж если мне вдруг выпала на долю возможность увидеть нечто настоящее, то не следует ее упускать. Мне все равно придется сдержать свое обещание и побывать на боубхате Пунту, и я ничего не потеряю, если проведу эти несколько дней где-нибудь здесь, а не в своей пустой калькуттской квартире.
Войдя в монастырь, я убедился, что Комоллота не погрешила против истины,— передо мной был сад лотосов, но какими невзрачными, помятыми показались мне эти цветы, словно по саду промчалось стадо обезумевших слонов. Вишнуитки всех возрастов были заняты работой. Одна кипятила молоко, другая готовила кхир, третья— сладости, четвертая месила тесто, пятая нарезала фрукты и овощи, и все это делалось для вечерней трапезы бога!
Совсем молоденькая вкшнуитка сосредоточенно плела гирлянды из цветов, а рядом с ней другая старательно прикладывала один к одному разноцветные лоскутки набивной ткани, наверное, для того, чтобы высокочтимый Говинда-джи мог надеть этот наряд после омовения. Никто не сидел без дела, усердие и поглощенность своим занятием были удивительны. Когда я вошел, вишнуитки только на миг вскинули на меня глаза. Губы их шевелились,—должно быть, женщины шептали молитвы.
Тем временем совсем стемнело, стали зажигать светильники.
— Пойдем,— сказала Комоллота,— ты должен поклониться богу. Но скажи, как мне называть тебя? Может быть, «новый гошай»?
— Почему бы и нет,— ответил я.— У вас даже Гохор сделался Гохором-гошаем. А я как-никак сын брахмана. Но чем провинилось мое собственное имя? Возьми да и присоедини к нему слово «гошай».
— Нет, тхакур,— улыбнулась Комоллота.— Я не должна произносить твое имя — это для меня грех. Пойдем.
—- Но какой же здесь грех?
— К чему тебе это знать?
Вишнуитка, которая плела гирлянды, хихикнула и опустила голову.
В храме я увидел множество изображений Радхи и Кришны, сделанных из черного камня и бронзы. Здесь же хлопотали несколько вишнуиток: приближалось время службы и им некогда было перевести дух.
Я почтительно, по всем правилам совершил пронам и вышел. Кроме храма, все остальные комнаты были глинобитные, но повсюду царила необыкновенная чистота и порядок. Можно было сесть на пол, не опасаясь испачкаться. Комоллота постелила коврик на восточной веранде и сказала:
— Садись. Я позабочусь о твоем ночлеге.
— Значит, сегодня мне придется остаться у вас?
— Это пугает тебя? Пока я здесь, ты не испытаешь никаких неудобств.
— Я не об этом. Что, если Гохор рассердится?
— Это уж моя забота,— ответила Комоллота.— Твой друг нисколько не рассердится, если я задержу тебя.
Она улыбнулась и вышла.
Оставшись один, я стал наблюдать за работой вишнуиток. Им действительно некогда было тратить время попусту, ни одна из них даже не взглянула на меня. Минут через десять, когда вернулась Комоллота, они уже закончили работу и ушли.
— Ты, наверно, старшая в монастыре? — спросил я.
— Мы все — служанки Говинды-джи,— смутившись, ответила Комоллота.— Нет среди нас ни старших, нв младших. У каждой свой долг, свои обязанности, которые возложил на нас повелитель.
При этих словах она повернулась лицом к храму и поднесла ко лбу сложенные ладони.
— Никогда больше не говори этого,— прибавила она.
— Хорошо. А где же старший гошай и Гохор?
— Они ушли на реку совершать омовение.
— Так поздно? В этой реке?
— Да.
— И Гохор тоже совершает омовение?
— И Гохор-гошай тоже.
— Но почему ты не послала с ними и меня?
— Мы никого не посылаем,— засмеялась Комоллота,— все делается само собой. Если бог будет милостив, то в один прекрасный день ты пойдешь сам и никакой запрет тебя не остановит.
— Гохор богат,— сказал я,— а у меня нет денег, вряд ли бог будет милостив к бедняку.
Видно, Комоллота поняла мой намек и, рассердившись, хотела что-то сказать, но сдержалась.
— Богат или нет Гохор-гошай,—возразила она,— но ты тоже не бедняк. Тот, кто готов дать чужому человеку столько денег на свадьбу дочери, не бедняк в глазах бога. И не будет ничего удивительного, если бог и тебе явит свою милость.
— Этого-то и следует опасаться. Но чему быть, того не миновать. Кстати, откуда ты об этом узнала?
— Собирая подаяние, мы ходим из дома в дом и слышим, о чем говорят люди.
— Но ты, должно быть, еще не знаешь, что мне не пришлось отдать эти деньги?
— Нет,— слегка удивившись, ответила Комоллота,— этого я не знала. Но что произошло—свадьба расстроилась?
— Да нет, свадьба не расстроилась. Расстроился только Калидас-бабу — отец жениха. Он постыдился взять выкуп за сына, полученный из милости от чужого человека. Я был спасен.
— Что ты говоришь! — воскликнула Комоллота.— Ведь это же чудо!
— Милость бога,— сказал я.—Разве нет на свете других чудес кроме ночного купания Гохора-гошая в грязной речке? А иначе как еще сможет позабавиться Говинда-джи.
Взглянув на Комоллоту, я понял, что вышел за рамки дозволенного. Но она ни словом не выразила своего
осуждения и, обернувшись лицом к храму, молча поклонилась, словно прося прощения за мой грех.
Мимо нас прошла вишнуитка с большим блюдом жаренных в масле лепешек. Она направлялась в храм.
— Я вижу, сегодня у вас большие хлопоты. Должно быть, какой-нибудь праздник?
— Нет,— ответила Комоллота,— никакого праздника сегрдня нет. Так у нас бывает каждый день, по милости бога мы ни в чем не знаем нужды.
— Это прекрасно. Но по вечерам вам, видимо, приходится особенно много трудиться?
— И это не так,— ответила Комоллота.— Служение богу не знает ни утра, ни вечера. Если ты соблаговолишь провести здесь дня два, то сам в этом убедишься. Мы только слуги божества, и в мире у нас нет иного дела, кроме служения ему.
С этими словами она снова повернулась к храму и совершила пронам.
— А что вы делаете весь день? — поинтересовался я.
— То же, что ты уже видел.
— Я видел, как толкут пряности, режут овощи, кипятят молоко, красят ткани и так далее. Неужели вы целый день только этим и занимаетесь?
—- Да,— ответила Комоллота.
—- Но ведь это самая обычная домашняя работа, ее делает каждая женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159