Вдруг, думаю, кюшат хочэт: пазаву-накармлю!
Там, во второй комнате, стояли ксероксы, брошюровальные машинки,
стопками лежали порнографические открытки, календари всех размеров и
разное прочее.
- Ну и что? - уже уличенный, ткнул восточный гость в нос Жюли образец
продукции. - Гдэ ти тут увидэла мэжнационалную розн? Чистая парнаграфыя.
Два года, - и, заискивающе взглянув в глаза Жюли, добавил с вопросцем: -
Условно, а? Вот, мэжду прочэм, - продемонстрировал открытку, на которой
негр занимался любовью с блондинкою скандинавского типа. - Этот вот,
прэдпаложим - армянин. А она из Азербайджана. Наабарот - дружьба наро-
дов! Пралетарии всех стран!
Жюли критически осмотрела открытку и скривилась.
- Хараше, - согласился насельник, сделал таинственное лицо и поманил
Жюли пальчиком; та поневоле склонила ухо. - Танки, - прошептал, - украл
Ашот Мелконян!
Над Красной площадью сеялся мелкий колючий снежок, особенно контраст-
но высвечиваясь в лучах прожекторов, направленных на! как это? на седые
стены древнего Кремля. Двое солдат, сопровождаемые разводящим, печатали
шаг по направлению к мавзолею. Начали бить куранты и произошла четкая,
словно куклы двигались в механических часах, смена караула.
Кузьма Егорович с непокрытой головою стоял за огородочкою в двух-трех
метрах от колумбария и сосредоточенно глядел на пустое место между двумя
замурованными урнами.
Взвизгнув тормозами по брусчатке, остановилась равилева "Волга" -
Кузьма Егорович не услышал, не обернулся. Равиль подошел, мужественно и
сдержанно извлек из-под мышки пистолет, протянул. Кузьма Егорович взял
машинально. Из внутреннего кармана Равиль извлек партийный билет и про-
тянул тоже.
- Сбежала? - спросил Кузьма Егорович откуда-то оттуда. Издалека. Из-
высока. Из Вечности.
Равиль подтверждающе и вместе - скорбно, склонил повинную голову.
Кузьма Егорович слишком был погружен в Высокие Мысли, чтобы вынырнуть
из них вдруг.
- Но ложиться! - сказал раздумчиво и бросил прощальный взгляд на
праздный кусочек стены, - ложиться надо сегодня.
- Слушаюсь, - отозвался Равиль.
- Да не тебе! Мне! - и добавил: - Большая тревога!
И тут же, минуту-другую всего спустя, задвгались мощные телеобъекти-
вы, закрутились кольца резкости на плывущем над полузатененной чашею
Земли спутнике, а в огромном, до отказа забитом электроникою зале, заме-
тались зеленые лучи по экранам радаров, прерывисто загудел тревожный
зуммер, замигали красные лампы и большой трафарет с надписью по-английс-
ки: БОЕВАЯ ГОТОВНОСТЬ • 1, заставив офицеров вооруженных сил США напрячь
на пультах руки.
Металлический голос вещал из-под потолка:
- Боевая готовность номер один. Боевая готовность номер один. Войска
МВД, КГБ и части Советской Армии заняли и прочесывают Москву. В воздух
подняты все летательные аппараты Московского военного округа. Боевая го-
товность номер один!
- Профессией надо было заниматься, а не политикой! - кричал в телефон
раздраженный Секретарь французского ЦК. - Вот теперь и возвращайтесь!
- Чтоб надо мною смеялся весь Париж? - возмущалась Жюли на своем кон-
це провода, а насельник Востока опрокидывал в себя очередные полстакана.
- Жюли Лекупэ не сумела удовлетворить старую русскую обезьяну! Ха-ха!
Секретарь отставил на отлет трубку, которая выкрикивала еще менее
лестные определения Кузьмы Егоровича, и укоризненно посмотрел на своего
секретаря. Тот взял орущую трубку, словно змею, и пропел вкрадчиво:
- Но подумайте, дорогая! Что? Не расслышал. Куда идти?
- В жопу! - артикулировала Жюли. - В жо-о-пу!
Восточный гость сидел у стола еле живой (одна бутылка коньяка опусте-
ла совершенно, другая - наполовину) и, вырывая из записной книжки листок
за листком, разжевывал их и проглатывал!
Последнюю сцену представил нам экран монитора, один из доброй полу-
сотни, находящийся в специальном подвале "Интуриста"; вместе с нами наб-
людал картину и сидящий у самого экрана Кузьма Егорович; за ним, стыдли-
во полуотвернувшись, чтобы как бы не видеть экрана, но самого Кузьму
Егоровича как бы видеть, стоял Равиль, а за Равилем, стыдливо отвернув-
шись совсем, - несколько человек интуристовского начальства.
За Кузьмою же Егоровичем и за тем, как он наблюдает за Жюли, наблюдал
Седовласый по своему телевизору и мурлыкал:
- Л-любовь нечаянно нагрянет!
Жюли в сердцах бросила трубку, взглянула на хозяина номера.
- Уже едут? - спросил тот, вставая Жюли навстречу - руки вперед, под
наручники, и свалился.
Жюли подошла, попыталась поднять.
- Я тыбэ русским языиком гаварю, - провещал насельник Востока. - Луче
жит стоя, чэм умэрет на калэнях!
Кузьма Егорович поигрывал скулами и наливался кровью, глядя, как во-
лочит Жюли восточного гостя к кровати; когда, устроив беднягу, Жюли при-
нялась стаскивать с него ботинки, Кузьма Егорович не вытерпел: встал,
нервно слазил в карман, откуда извлек, не разобрав что это, равилев пис-
толет, потом кивнул головою, как полководец перед атакою, и направился к
выходу.
- Кузьма Егорович! - ринулся за ним Равиль. - Осторожно! Заряжено!
Едва Жюли дотронулась до замочной ручки, чтобы запереть, как дверь
распахнулась и явила разгневанного Кузьму Егоровича. Вдохнув и не находя
сил выдохнуть, он стоял, набирая на лице колер от розового до темно-баг-
рового. Свита маячила позади, не смея поднять глаз.
Насельник Востока задрал руки. Жюли презрительно приподняла плечо и
двинулась уйти. Кузьма Егорович удержал ее, развернул к себе, удивился
собственной вооруженности, передал пистолет пришедшему от этого в сдер-
жанный восторг Равилю и неумело, по-детски как-то замахнувшись, ударил
Жюли ладошкою по щеке!
"ЗИЛ" Кузьмы Егоровича ехал по ночной Москве.
Впереди, как обычно, сидел Равиль и, подыхивая на пистолет, полировал
его рукавом. Сзади - в одном углу - Кузьма Егорович, в другом - Жюли:
отвернувшись, безразлично глядя в окно. На откидном сиденьи зажато, с
прямой спиною, примостился переводчик. Глаза его были завязаны.
Какое-то время все молчали, потом Кузьма Егорович произнес:
- Скажи ей: я был неправ.
Переводчик повторил по-французски:
- Он был неправ.
Жюли не отреагировала: только шины шуршали по асфальту да чуть слышно
урчал мотор.
- Я ее оставляю, - нарушил паузу Кузьма Егорович.
- Он вас оставляет, - сказал переводчик.
- Не в смысле оставляю, а в смысле - оставляю, - поправился Кузьма
Егорович.
- Не в смысле оставляет, а в смысле - оставляет, - перевел перевод-
чик, не вдаваясь в языковые тонкости.
Жюли все равно молчала.
Тогда Кузьма Егорович собрался духом и выдал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172