В комнате зажигается свет. Парень, похожий на красавицу, как брат бы-
вает похож на сестру, и на покойного директора "Трембиты", как сын быва-
ет похож на отца, появляется - неглиже: черные трусы, синяя майка, - в
перекрещенной раме окна, толкает ее!
- Убивают! Богдана убивают!
Брат одним махом перелетает подоконник, несется вместе с сестрою к
арке, под сводами которой бьют уже не Мазепу, а бесчувственное мазепино
тело!
- Что же дальше? - сама у себя спрашивает Алина. - Неужели как ки-
но-Бельмондо? Или повылазили-таки из квартир сонные бугаи-работяги,
пришли на выручку? Нет, это вот - вряд ли! Что же все-таки дальше?..
17. ГАДЮЧНИК У ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ
- Д-дальше? - нетвердо, заплетающимся языком переспрашивает опустив-
шаяся алкоголичка лет пятидесяти, в которой только весьма извращенное
воображение способно узнать ту юную гордую красавицу: "Будущей знамени-
тости - от меня"! - Д-дальше - К-коляня свистнул!
- Свистнул? - не очень соображает Алина.
- А-га, - подтверждает бывшая красотка. - Вот так, - и, оперев локти
о грязную, в пивных лужицах, в рыбной чешуе пластиковую столешницу,
вставляет в рот два пальца и шипит. - В общем, не важно, - резюмирует,
удостоверившись, что свиста все равно не получится.
- И что же? Они послушались? - позволяет себе Алина усомниться.
- Они-то? Как миленькие! Стоят - прям' школьники, головы опустили.
Один только залупнуться попытался, молоденький такой. Ты ж сам, говорит,
сказал! А Коляня ему: заткнись, мол, и матом, матом. Вот так вот прибли-
зительно!
- Не надо, - поморщилась Алина. - Ради Бога - не надо!
- А-а-а! - протянула женщина и высунула язык. - Не н-нравится?! Брез-
гуешь?
- Не нравится, - твердо согласилась Алина и невнимательным взглядом в
который ужа раз обвела жуткую эту пивную забегаловку на задворках.
- А что Богдан?
- Что Богдан, спрашиваешь? Ты мне пивка еще принеси пару кружечек, а
то совсем что-то память отшибает.
Алина брезгливо взяла за нечистые ручки порожнюю посуду, пошла к
стойке.
- Б-богдан?.. А что - Богдан?.. - бормотала меж тем алкоголичка.
- Ну да, - соображала Алина, стоя в очереди к крану, которым управлял
молодой крепкий парень, сам явно непьющий. - Богдан был без сознания.
Богдану потом впарили, что это Коляня его спас. - Алина и не заметила,
как сама - мысленно, во всяком случае, принялась употреблять жаргонные
словечки. - На всю жизнь впарили! Привили чувство неистребимой благодар-
ности. А как спас, как у него получилось! - мелочами Мазепа не интересу-
ется. Верит в сильного человека и считает, что все тому по плечу. И под-
ружка, конечно, ничего не рассказала. Коляня отговорил. Припугнул. Хоро-
ша подружка! Не-ет, так запросто люди не спиваются!
Пива, наконец, налили. Алина, оберегая ношу, славировала между поша-
тывающимися мужиками. Былая красавица хватанула полкружки сразу, вытерла
рукавом губы.
- И ничего у нас после этого с ним не склеилось! Богдан ходил, конеч-
но. Гордый был! Сам себе доказывал, что не боится. Коляня вокруг него и
так вился, и эдак. Только все равно - ничего у нас с Богданом не склеи-
лось! А и чего могло быть? Мне - семнадцать, ему - пятнадцать. И семьи,
можно сказать, разные. Воспитание. Красота красотою, а воспитание! - и
алкоголичка значительно подняла указательный палец. - Потом родители
увезли его куда-то. На лето!
Первая любовь допила пиво и добавила, следуя своей логике:
- Я всегда знала, что его убьют!
- Кого? - испуганно спросила Алина. - Богдана?
- Коляню, Коляню! - усмехнулась первая любовь. - Богдан - непотопляе-
мый. Заговоренный, - и отхлебнула из другой кружки. - Даже странно, что
так поздно убили! Нарывался! Наглый был чересчур!
- Так вы, выходит, сейчас совсем одна? - Алина никак понять не могла,
жалко ей эту несчастную или не жалко.
- А я и всегда совсем одна была, - равнодушно сообщила несчастная. -
Ну, подкинет он мне тыщу. Ну, прогуляем ее!
- А кто убил, не догадываетесь?
- Я? - изумилась алкоголичка и ткнула себя в грудь. - Догадываюсь? -
после чего пьяно, истерично, надолго расхохоталась. - Да если б всех,
кто Коляню с удовольствием убил бы, собрать - они в эту ресторацию не
вместились бы!
- А, может, этот? - с нелогичной надеждой спросила Алина. - Ну, кото-
рый! Ты же, который, говорит, сам сказал! А?
- Этот? - снова расхохоталась женщина. - А чего? Может, и этот!
Только навряд. Его и самого уже давно в живых нету! - хохотала, хохота-
ла, хохотала!
(Алина, впрочем, еще прежде чем спрашивала, прекрасно понимала, что
не этот).
Хохот первой любви перешел в истерику, в припадок. Алина тронула жен-
щину за плечо, та не отреагировала, и Алина поняла, что, кажется, не
жалко. Ей самой даже как-то грустно стало от того, что не жалко, но по-
делать она не могла ничего, разве что перед самой собою притвориться -
Алина и притворилась.
- Я пойду, ладно? - спросила виновато, робко и, не дожидаясь оконча-
ния истерики первой любви, со всех ног побежала из гадючника - мимо ка-
ких-то облупленных железобетонных заборов, мимо железнодорожной насыпи,
мимо, мимо, мимо!
Впрыгнула в "Оку". Спрятала лицо в ладони рук, опертых о колени.
!Юная красавица склонилась над недвижимым Мазепою: жив ли?
!Молоденький парнишечка глядел на расходившегося Коляню не с укором
даже - с изумлением: ты же сам, понял, сказал!
!сам сказал!
!сам!
"Нет! - встряхнулась Алина, включила мотор. - Не такой Мазепа чело-
век, чтоб таиться, чтоб двадцать лет выжидать!"
Тронулась, миновала два светофора и, остановившись у третьего, сама
себе возразила:
"Но что-то в этом все равно есть!"
18. ШУХРАТ ИБРАГИМОВИЧ ВЫХОДИТ ИЗ-ЗА ПОРТЬЕРЫ
Автор вполне готов предположить, что Алина, увлеченная одновременно
своей любовью и своим расследованием, не умея отдать предпочтение ни то-
му, ни другому, причем, следует заметить, один предмет с другим входил
понемногу во все более острый конфликт, подобный тем, что разрабатывали
французские экзистенциалисты семнадцатого века: Корнель и Расин, - автор
готов предположить, что Алина и думать забыла про полковника в белом, и
запустившего - в соавторстве с судьбою - в ход всю эту историю (сам ав-
тор, во всяком случае, практически забыл) - полковник же в белом про
Алину помнил всегда, а в один прекрасный день прямо-таки пригласил ее в
свой обширный комфортабельный кабинет.
- Черная неблагодарность, Алина Евгеньевна, черная неблагодарность, -
начал, едва Алина появилась в дверях. - Я предоставил вам столь уни-
кальную для журналиста возможность, а вы только пару раз ко мне и загля-
нули. И то все как-то в суете, в суете, за разрешениями, за позволения-
ми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172