- и
выскочили, можно сказать, чудом) - и, когда волки слишком уж наглели,
устраивалась на них, как на беглых зэков, облава, побоище, и во главе
вооруженного районного начальства шел старший лейтенант Хромых, весь
увешанный винтовками, штыками, кинжалами и с пистолетом в руке, и все
равно неизвестно еще было, кто кого!
=ни в метафорическом смысле:
=в отличие от большинства сверстников, от поколения, про которое пи-
сана песня, не всасывал Водовозов в детстве: нельзя за флажки! - отец,
едва только Волк стал способен понимать человеческую речь, разговаривал
с ним вполне откровенно и обо всем - то ли плохо еще учен был парижанин
Дмитрий Трофимович; то ли полагался на чутье сына, верил, что ни при ка-
ких обстоятельствах, ни от каких случайностей тот не предаст, не прого-
ворится; то ли, может, так и не в силах очухаться от встречи с Родиною,
подсознательно ждал предательства, искал гибели - той самой алиментарной
дистрофии в том самом магаданском лагере!
=и тем не менее, Волк справедливо чувствовал, что бард хрипит про не-
го, и про него, и я вполне допускаю, что после этой песни, этого надрыв-
ного хрипа милые, мелодичные, изысканно зарифмованные альбинины опусы
могли показаться Волку не просто бесцветными и не про то, но и раздра-
жить вплоть до разрыва и развода. Ну, разумеется, исподволь уже подго-
товленных.
Я никогда не верил в прочность этого брака и даже, нарушив обыкнове-
ние не вмешиваться в чужие жизни, пытался Волка предостеречь, отгово-
рить. Нет, я вовсе не антисемит, хотя евреев в России немножко, по-мое-
му, много, то есть, немножко много на видных местах и, главное, в
культуре. Я понимаю: свободная конкуренция, но ведь все государства ог-
раждают пошлинами свою промышленность от иноземной конкуренции, а
культура не важнее ли промышленности? - вот и тут бы какую пошлину, что
ли, выдумать, необидную. Неофициально она, конечно, есть, но, судя по
результатам - недостаточная. Мандельштам, безусловно, гений, но это не
русские интонации, а они ведь заполняют сейчас нашу поэзию, здешнюю и
тамошнюю, и их обаянию и впрямь не поддаться трудно. Я, повторяю, вовсе
не антисемит, но как-то не очень я верю в совместимость разных рас: зна-
ете, иная кожа, иная кровь. Иной запах.
Помню наш разговор - мы тогда совсем недавно были знакомы, полгода,
что ли, не больше - он происходил ранней-ранней весною: лежал снег и ка-
пало с сосулек. Мы гуляли неподалеку от издательства, где как раз шла
моя книга "Русский автомобиль" с огромной главою про водовозовских пра-
деда и деда, про их дело - неподалеку от издательства, по кривой улочке,
еще до революции замощенной и обставленной деревянными двухэтажными до-
мами, давно готовыми на снос, прогнившими, но все почему-то обитаемыми,
обвешанными со всех сторон пеленками и прочим барахлом. Заложенные в бу-
лыжник рельсы блестели на весеннем солнце и подрагивали под тяжестью
трамвайных поездов, которые то и дело катились туда-сюда, и скрежет ме-
шал разговору, придавал ему ненужно раздражительный характер. Я сам не-
мец по бабке! возражал Водовозов: действительно, одним из прадедов Вол-
ка, отцом матери Дмитрия Трофимовича, был Владимир Карлович Краузе, ме-
ханик, потомок обрусевших еще в царствование Петра Алексеевича немцев. Я
сам немец по бабке! - а я по возможности мягко отвечал, что это, видишь
ли, совсем не то: немцы, французы! что немцы, проведя две тысячи лет в
рассеянии, никогда не сохранили бы такого единства, такой общности, ни
черта бы не сохранили! что сознания избранности хватило бы им разве на
век и все такое прочее, и, главное, я повторил: раса. Другая раса, дру-
гой запах. Но человек, когда ему что-нибудь втемяшится в голову, не то
что принять - услышать противоположные доводы не в состоянии: Волк свел
разговор к шутке: знаешь, сказал, у нас евреи бывают трех видов: жиды,
евреи и гордость русского народа - это мне Альбина сама говорила. Так
вот она - безусловно, гордость русского народа. Ты увидишь ее, послуша-
ешь, и тебе все станет ясно. Хорошо, в бессилии ответил я. Хорошо. Я
послушаю. Мне все станет ясно. Это очень и очень вероятно. Но у нее ведь
есть родственники, клан! Волк снова не захотел меня понимать и подчерк-
нуто переменил тему.
Полный комплект родственников я имел удовольствие наблюдать на
свадьбе, которая случилась месяца через полтора после нашего разговора.
И теща-гренадер, детский патологоанатом (!), Людмила Иосифовна, кандидат
медицинских наук, и вдвое меньший ее размерами муж, Ефим Зельманович,
директор какого-то бюро, кажется, по организации труда, да и все прочие,
исключая, пожалуй, делегатов от Одессы и Кишинева - все они выглядели
весьма интеллигентно, европейски, без этой, знаете, местечковости и спе-
цифического выговора. Мы сидели за огромным, из нескольких составленным,
дорого накрытым столом в ожидании молодых, которые решили устроить сразу
после регистрации часовое свадебное путешествие по Москве на логове,
круг по Садовому - сидели за столом и вели светскую беседу, и за этот
час я окончательно уверился, что, несмотря на отсутствие в них местечко-
вости, Водовозову с новыми родственниками не ужиться ни при каких обсто-
ятельствах - иначе он просто не был бы Водовозовым - а Альбина - еще не
видя ее в глаза я знал точно - на разрыв с ними не пойдет, мужа не пред-
почтет, и браку, празднуемому сейчас, не удержаться ни на каком ребеноч-
ке.
Появились молодые. Невеста (жена уже) и точно была хороша очень: ху-
денькая, хрупкая, с длинными темными волосами (непонятно почему назван-
ная Альбиной - Беляночкою, еще бы Светланой назвали!) в красном - по
древнеславянскому (?!) обычаю - свадебном платье, в красной же фате, с
букетиком темных, едва не черных роз на невысокой, но соблазнительного
абриса груди. После нескольких горько, когда осетровое заливное съелось
подчистую, а гигантское блюдо из-под него, занимающее центральное место
в композиции стола, унеслось Людмилой Иосифовною, Альбина глубоким, кра-
сивым голосом спела под огромную, казалось - больше ее самой - "Кремону"
несколько собственных песенок: про витязя, умирающего на Куликовом поле,
про идущую замуж за царя Ивана Васильевича трагическую Марфу Собакину,
еще про одного русского царя - про Петра Алексеевича, посылающего сына
на казнь, про юродивую девку на паперти - несколько прелестных песенок,
которым недоставало, разве, некоторой самородности, мощи таланта, и я,
помню, в заметной мере расслабленный алкоголем, чуть не задал Альбине
бестактный вопрос: зачем она, черт ее побери, осваивает такие темы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
выскочили, можно сказать, чудом) - и, когда волки слишком уж наглели,
устраивалась на них, как на беглых зэков, облава, побоище, и во главе
вооруженного районного начальства шел старший лейтенант Хромых, весь
увешанный винтовками, штыками, кинжалами и с пистолетом в руке, и все
равно неизвестно еще было, кто кого!
=ни в метафорическом смысле:
=в отличие от большинства сверстников, от поколения, про которое пи-
сана песня, не всасывал Водовозов в детстве: нельзя за флажки! - отец,
едва только Волк стал способен понимать человеческую речь, разговаривал
с ним вполне откровенно и обо всем - то ли плохо еще учен был парижанин
Дмитрий Трофимович; то ли полагался на чутье сына, верил, что ни при ка-
ких обстоятельствах, ни от каких случайностей тот не предаст, не прого-
ворится; то ли, может, так и не в силах очухаться от встречи с Родиною,
подсознательно ждал предательства, искал гибели - той самой алиментарной
дистрофии в том самом магаданском лагере!
=и тем не менее, Волк справедливо чувствовал, что бард хрипит про не-
го, и про него, и я вполне допускаю, что после этой песни, этого надрыв-
ного хрипа милые, мелодичные, изысканно зарифмованные альбинины опусы
могли показаться Волку не просто бесцветными и не про то, но и раздра-
жить вплоть до разрыва и развода. Ну, разумеется, исподволь уже подго-
товленных.
Я никогда не верил в прочность этого брака и даже, нарушив обыкнове-
ние не вмешиваться в чужие жизни, пытался Волка предостеречь, отгово-
рить. Нет, я вовсе не антисемит, хотя евреев в России немножко, по-мое-
му, много, то есть, немножко много на видных местах и, главное, в
культуре. Я понимаю: свободная конкуренция, но ведь все государства ог-
раждают пошлинами свою промышленность от иноземной конкуренции, а
культура не важнее ли промышленности? - вот и тут бы какую пошлину, что
ли, выдумать, необидную. Неофициально она, конечно, есть, но, судя по
результатам - недостаточная. Мандельштам, безусловно, гений, но это не
русские интонации, а они ведь заполняют сейчас нашу поэзию, здешнюю и
тамошнюю, и их обаянию и впрямь не поддаться трудно. Я, повторяю, вовсе
не антисемит, но как-то не очень я верю в совместимость разных рас: зна-
ете, иная кожа, иная кровь. Иной запах.
Помню наш разговор - мы тогда совсем недавно были знакомы, полгода,
что ли, не больше - он происходил ранней-ранней весною: лежал снег и ка-
пало с сосулек. Мы гуляли неподалеку от издательства, где как раз шла
моя книга "Русский автомобиль" с огромной главою про водовозовских пра-
деда и деда, про их дело - неподалеку от издательства, по кривой улочке,
еще до революции замощенной и обставленной деревянными двухэтажными до-
мами, давно готовыми на снос, прогнившими, но все почему-то обитаемыми,
обвешанными со всех сторон пеленками и прочим барахлом. Заложенные в бу-
лыжник рельсы блестели на весеннем солнце и подрагивали под тяжестью
трамвайных поездов, которые то и дело катились туда-сюда, и скрежет ме-
шал разговору, придавал ему ненужно раздражительный характер. Я сам не-
мец по бабке! возражал Водовозов: действительно, одним из прадедов Вол-
ка, отцом матери Дмитрия Трофимовича, был Владимир Карлович Краузе, ме-
ханик, потомок обрусевших еще в царствование Петра Алексеевича немцев. Я
сам немец по бабке! - а я по возможности мягко отвечал, что это, видишь
ли, совсем не то: немцы, французы! что немцы, проведя две тысячи лет в
рассеянии, никогда не сохранили бы такого единства, такой общности, ни
черта бы не сохранили! что сознания избранности хватило бы им разве на
век и все такое прочее, и, главное, я повторил: раса. Другая раса, дру-
гой запах. Но человек, когда ему что-нибудь втемяшится в голову, не то
что принять - услышать противоположные доводы не в состоянии: Волк свел
разговор к шутке: знаешь, сказал, у нас евреи бывают трех видов: жиды,
евреи и гордость русского народа - это мне Альбина сама говорила. Так
вот она - безусловно, гордость русского народа. Ты увидишь ее, послуша-
ешь, и тебе все станет ясно. Хорошо, в бессилии ответил я. Хорошо. Я
послушаю. Мне все станет ясно. Это очень и очень вероятно. Но у нее ведь
есть родственники, клан! Волк снова не захотел меня понимать и подчерк-
нуто переменил тему.
Полный комплект родственников я имел удовольствие наблюдать на
свадьбе, которая случилась месяца через полтора после нашего разговора.
И теща-гренадер, детский патологоанатом (!), Людмила Иосифовна, кандидат
медицинских наук, и вдвое меньший ее размерами муж, Ефим Зельманович,
директор какого-то бюро, кажется, по организации труда, да и все прочие,
исключая, пожалуй, делегатов от Одессы и Кишинева - все они выглядели
весьма интеллигентно, европейски, без этой, знаете, местечковости и спе-
цифического выговора. Мы сидели за огромным, из нескольких составленным,
дорого накрытым столом в ожидании молодых, которые решили устроить сразу
после регистрации часовое свадебное путешествие по Москве на логове,
круг по Садовому - сидели за столом и вели светскую беседу, и за этот
час я окончательно уверился, что, несмотря на отсутствие в них местечко-
вости, Водовозову с новыми родственниками не ужиться ни при каких обсто-
ятельствах - иначе он просто не был бы Водовозовым - а Альбина - еще не
видя ее в глаза я знал точно - на разрыв с ними не пойдет, мужа не пред-
почтет, и браку, празднуемому сейчас, не удержаться ни на каком ребеноч-
ке.
Появились молодые. Невеста (жена уже) и точно была хороша очень: ху-
денькая, хрупкая, с длинными темными волосами (непонятно почему назван-
ная Альбиной - Беляночкою, еще бы Светланой назвали!) в красном - по
древнеславянскому (?!) обычаю - свадебном платье, в красной же фате, с
букетиком темных, едва не черных роз на невысокой, но соблазнительного
абриса груди. После нескольких горько, когда осетровое заливное съелось
подчистую, а гигантское блюдо из-под него, занимающее центральное место
в композиции стола, унеслось Людмилой Иосифовною, Альбина глубоким, кра-
сивым голосом спела под огромную, казалось - больше ее самой - "Кремону"
несколько собственных песенок: про витязя, умирающего на Куликовом поле,
про идущую замуж за царя Ивана Васильевича трагическую Марфу Собакину,
еще про одного русского царя - про Петра Алексеевича, посылающего сына
на казнь, про юродивую девку на паперти - несколько прелестных песенок,
которым недоставало, разве, некоторой самородности, мощи таланта, и я,
помню, в заметной мере расслабленный алкоголем, чуть не задал Альбине
бестактный вопрос: зачем она, черт ее побери, осваивает такие темы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172