Из коридора неслась громкая, но, в сущнос-
ти, грустная и философическая песенка про черного кота на стихи поэта
Танича, - и под ее звуки художник составил-таки хитроумный план: выйти
якобы в туалет (куда ему, впрочем, и на самом деле очень вдруг захоте-
лось), а, возвращаясь, эдак незаметно, органичненько, щелкнуть торчащим
в двери ключом.
План удался, но исполнение его взяло от Ярика слишком много нервной
энергии, и он, как ни бился, ничего с электричеством придумать не мог. А
Галина Алексеевна, в струнку вытянув спину, сжав коленки и полузакрыв
глаза, сидела уже на узкой железной коечке под портретом себя. Медлить
было невозможно. Черт с ним, с электричеством! подумал Ярик, подсел к
возлюбленной, обнял ее, поцеловал, и как-то само получилось, что они уже
лежали, и Ярик не успел даже, не сумел разуться, а она исхитрилась, и
синие сапожки несогласованно пустовали на не Бог весть как чистом, нес-
мотря на старания юного художника, полу.
Коечка поплыла, поплыла куда-то, в тот самый океан, который совсем
еще неизвестен был нашему незрелому герою, да и Галина Алексеевна, сму-
щенная и влюбленная, лоцманом представлялась неважным, ибо искренне ве-
рила: то, что должно сейчас произойти, принципиально отличается от того,
что время от времени происходило у них с Тер-Ованесовым, - однако, поп-
лыла, поплыла коечка и уж наверное причалила бы в прелестной и отчасти
даже романтической гавани, когда б не абсолютно бестактное, неуместное,
скверное появление улюлюкающих и свистающих дворовых мальчишек на крыше
соседнего с яриковым окном сарая. Погаси же электричество!.. прошептала,
почти простонала раскрасневшаяся Галина Алексеевна. Мой маленький Мо-
дильяни! и Ярик, сгорая от стыда и возбуждения, неловко прикрывая ладош-
кою восставший свой срам, проковылял к выключателю, щелкнул им, - зубы
будущего генерала, впитав заоконный фонарный свет, влажно замерцали в
темноте, - и, помедлив мгновенье, чтобы сбросить, наконец, башмаки, по-
шел на ощупь назад, к узкому, жесткому и скрипучему ложу первой любви.
Свистнув еще пару раз для порядка, разочарованные цветы улиц исчезли
с крыши, но, увы! - атмосфера естественного, как сама жизнь, сближения
была уже разрушена и разрушена, судя по всему, необратимо: каждый из лю-
бовников слишком ясно увидел вдруг себя со стороны, - это вопреки от-
сутствию электричества! - и застеснялся, застыдился и обшарпанной казен-
ной комнатки, и собственной неполной, - потому особенно непристойной -
наготы и, главное, - разительного несоответствия происходящего тем воз-
вышенным церковно-кладбищенским разговорам, которые к этому происходяще-
му столь неминуемо привели. Однако, ни у Ярика, ни у Галины Алексеевны
не хватило духу или, возможно, ума встать, привести в порядок туалеты и
отложить высшее счастие до более благоприятной поры, - они продолжали
заниматься чем начали, коли уж начали, - и Ярик в конце концов потерял
свою несколько по нынешним понятиям перезрелую девственность, но, разу-
меется, ни ему, ни Галине Алексеевне удовольствия это не доставило, а
принесло, напротив, только смущение да неловкость. А тут еще - по конт-
расту! - эта предновогодняя ночь, переполненная флюидами надежды, это
уже устанавливающееся пьяно-карнавальное состояние города, дух, как ста-
ло модно говорить в последнее время, мениппеи!
Они молча продвигались к дому Тер-Ованесова мимо благодушных алкашей
и заказных Дедов Морозов, и каждый винил в случившемся одного себя и
скорбно хоронил столь нелепо запачканную и, как им казалось, невозврати-
мо погибшую любовь.
Оба переживали разрыв крайне тяжело, но по-разному: Галина Алексеевна
в искреннем самобичевании, чуть было не разрешившемся покаянием перед
супругом, Ярик же - в некотором озлоблении против женщин вообще, против
скверны половой жизни и даже против развратной (как ему всякий раз
представлялось, когда он воображал на ней голого, поросшего седой
шерстью Тер-Ованесова) подруги. Попытки установить контакт, вызываемые
особенно сильными приступами надежды или отчаяния, все как одна были по-
чему-то безуспешными, укрепляя в каждом из героев уверенность в отвраще-
нии, которое он якобы возбуждает у другого.
Портрет со стены перекочевал под кровать, а в начале августа, в день
совершеннолетия, Ярик женился на девочке-однокурснице, на которой просто
обязан был жениться, как порядочный человек.
Август вовсю жарил полупустую Москву, и Ярик, на третий день после
свадьбы отвезший молодую супругу в больницу по поводу серьезного токси-
коза, целыми днями слонялся в районе центра, порою заходил в кино, порою
задерживался в очереди возле арбузной клетки и после, устроившись на
скамейке бульвара, кромсал зеленый полосатый эллипсоид карманным ножом и
закусывал незрелую, вялую, розовую плоть украинским бубликом из соседней
булочной, - однако, отчетно или безотчетно, - маршруты прогулок с каждым
днем все ближе подходили то к окрестностям министерства, то - к тер-ова-
несовскому дому, так что ничего особенно случайного в случайной с Гали-
ною Алексеевной встрече по сути не было.
Увидев художника, она обрадовалась, а он с виноватым, но каким-то
особенно агрессивным видом в первый же миг, первыми же словами сообщил о
женитьбе, и Галина Алексеевна поймала себя на возникшем одновременно с
уколом ревности облегчающем чувстве: отношения с Яриком, сбросив излишек
ответственности и серьеза, должны, показалось ей, наконец, наладиться, -
и, едва поймала, - начала, словно прогоняя постыдное это облегчение, с
неорганичной заинтересованностью выспрашивать своего Модильяни о твор-
ческих планах и свершениях, - и он, приняв интерес за чистую монету, по-
тянул Галину Алексеевну в общежитие, место в котором, переехав в дом же-
ны, покуда за собою оставил. По дороге они зашли в "Российские вина", и
Галина Алексеевна купила за свой счет бутылку муската и солидный кулек
болгарского винограда.
Заметив отсутствие в комнате портрета себя, Галина Алексеевна снова
ощутила укол той самой иглы, однако, тут же и оправдала Ярика, а, когда
он, достав из тумбочки стаканы, вышел, чтобы сполоснуть их, - открыла
лежащую на кровати огромную папку и стала перебирать листы ватмана с ан-
тичными орнаментами, слепыми гипсовыми головами и внеэротическою обна-
женной натурою. Ярик тем временем возвратился, обернул низ бутылки не-
чистым полотенцем и принялся колотить дном о косяк, вышибая пробку, но
исподлобья все поглядывал за Галиною Алексеевною, ибо с замиранием серд-
ца ждал, когда же она, раскопав скучные эти, учебные листы, наткнется,
наконец, на папочку маленькую, куда он собирал настоящие работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
ти, грустная и философическая песенка про черного кота на стихи поэта
Танича, - и под ее звуки художник составил-таки хитроумный план: выйти
якобы в туалет (куда ему, впрочем, и на самом деле очень вдруг захоте-
лось), а, возвращаясь, эдак незаметно, органичненько, щелкнуть торчащим
в двери ключом.
План удался, но исполнение его взяло от Ярика слишком много нервной
энергии, и он, как ни бился, ничего с электричеством придумать не мог. А
Галина Алексеевна, в струнку вытянув спину, сжав коленки и полузакрыв
глаза, сидела уже на узкой железной коечке под портретом себя. Медлить
было невозможно. Черт с ним, с электричеством! подумал Ярик, подсел к
возлюбленной, обнял ее, поцеловал, и как-то само получилось, что они уже
лежали, и Ярик не успел даже, не сумел разуться, а она исхитрилась, и
синие сапожки несогласованно пустовали на не Бог весть как чистом, нес-
мотря на старания юного художника, полу.
Коечка поплыла, поплыла куда-то, в тот самый океан, который совсем
еще неизвестен был нашему незрелому герою, да и Галина Алексеевна, сму-
щенная и влюбленная, лоцманом представлялась неважным, ибо искренне ве-
рила: то, что должно сейчас произойти, принципиально отличается от того,
что время от времени происходило у них с Тер-Ованесовым, - однако, поп-
лыла, поплыла коечка и уж наверное причалила бы в прелестной и отчасти
даже романтической гавани, когда б не абсолютно бестактное, неуместное,
скверное появление улюлюкающих и свистающих дворовых мальчишек на крыше
соседнего с яриковым окном сарая. Погаси же электричество!.. прошептала,
почти простонала раскрасневшаяся Галина Алексеевна. Мой маленький Мо-
дильяни! и Ярик, сгорая от стыда и возбуждения, неловко прикрывая ладош-
кою восставший свой срам, проковылял к выключателю, щелкнул им, - зубы
будущего генерала, впитав заоконный фонарный свет, влажно замерцали в
темноте, - и, помедлив мгновенье, чтобы сбросить, наконец, башмаки, по-
шел на ощупь назад, к узкому, жесткому и скрипучему ложу первой любви.
Свистнув еще пару раз для порядка, разочарованные цветы улиц исчезли
с крыши, но, увы! - атмосфера естественного, как сама жизнь, сближения
была уже разрушена и разрушена, судя по всему, необратимо: каждый из лю-
бовников слишком ясно увидел вдруг себя со стороны, - это вопреки от-
сутствию электричества! - и застеснялся, застыдился и обшарпанной казен-
ной комнатки, и собственной неполной, - потому особенно непристойной -
наготы и, главное, - разительного несоответствия происходящего тем воз-
вышенным церковно-кладбищенским разговорам, которые к этому происходяще-
му столь неминуемо привели. Однако, ни у Ярика, ни у Галины Алексеевны
не хватило духу или, возможно, ума встать, привести в порядок туалеты и
отложить высшее счастие до более благоприятной поры, - они продолжали
заниматься чем начали, коли уж начали, - и Ярик в конце концов потерял
свою несколько по нынешним понятиям перезрелую девственность, но, разу-
меется, ни ему, ни Галине Алексеевне удовольствия это не доставило, а
принесло, напротив, только смущение да неловкость. А тут еще - по конт-
расту! - эта предновогодняя ночь, переполненная флюидами надежды, это
уже устанавливающееся пьяно-карнавальное состояние города, дух, как ста-
ло модно говорить в последнее время, мениппеи!
Они молча продвигались к дому Тер-Ованесова мимо благодушных алкашей
и заказных Дедов Морозов, и каждый винил в случившемся одного себя и
скорбно хоронил столь нелепо запачканную и, как им казалось, невозврати-
мо погибшую любовь.
Оба переживали разрыв крайне тяжело, но по-разному: Галина Алексеевна
в искреннем самобичевании, чуть было не разрешившемся покаянием перед
супругом, Ярик же - в некотором озлоблении против женщин вообще, против
скверны половой жизни и даже против развратной (как ему всякий раз
представлялось, когда он воображал на ней голого, поросшего седой
шерстью Тер-Ованесова) подруги. Попытки установить контакт, вызываемые
особенно сильными приступами надежды или отчаяния, все как одна были по-
чему-то безуспешными, укрепляя в каждом из героев уверенность в отвраще-
нии, которое он якобы возбуждает у другого.
Портрет со стены перекочевал под кровать, а в начале августа, в день
совершеннолетия, Ярик женился на девочке-однокурснице, на которой просто
обязан был жениться, как порядочный человек.
Август вовсю жарил полупустую Москву, и Ярик, на третий день после
свадьбы отвезший молодую супругу в больницу по поводу серьезного токси-
коза, целыми днями слонялся в районе центра, порою заходил в кино, порою
задерживался в очереди возле арбузной клетки и после, устроившись на
скамейке бульвара, кромсал зеленый полосатый эллипсоид карманным ножом и
закусывал незрелую, вялую, розовую плоть украинским бубликом из соседней
булочной, - однако, отчетно или безотчетно, - маршруты прогулок с каждым
днем все ближе подходили то к окрестностям министерства, то - к тер-ова-
несовскому дому, так что ничего особенно случайного в случайной с Гали-
ною Алексеевной встрече по сути не было.
Увидев художника, она обрадовалась, а он с виноватым, но каким-то
особенно агрессивным видом в первый же миг, первыми же словами сообщил о
женитьбе, и Галина Алексеевна поймала себя на возникшем одновременно с
уколом ревности облегчающем чувстве: отношения с Яриком, сбросив излишек
ответственности и серьеза, должны, показалось ей, наконец, наладиться, -
и, едва поймала, - начала, словно прогоняя постыдное это облегчение, с
неорганичной заинтересованностью выспрашивать своего Модильяни о твор-
ческих планах и свершениях, - и он, приняв интерес за чистую монету, по-
тянул Галину Алексеевну в общежитие, место в котором, переехав в дом же-
ны, покуда за собою оставил. По дороге они зашли в "Российские вина", и
Галина Алексеевна купила за свой счет бутылку муската и солидный кулек
болгарского винограда.
Заметив отсутствие в комнате портрета себя, Галина Алексеевна снова
ощутила укол той самой иглы, однако, тут же и оправдала Ярика, а, когда
он, достав из тумбочки стаканы, вышел, чтобы сполоснуть их, - открыла
лежащую на кровати огромную папку и стала перебирать листы ватмана с ан-
тичными орнаментами, слепыми гипсовыми головами и внеэротическою обна-
женной натурою. Ярик тем временем возвратился, обернул низ бутылки не-
чистым полотенцем и принялся колотить дном о косяк, вышибая пробку, но
исподлобья все поглядывал за Галиною Алексеевною, ибо с замиранием серд-
ца ждал, когда же она, раскопав скучные эти, учебные листы, наткнется,
наконец, на папочку маленькую, куда он собирал настоящие работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172