- Вы простите меня, - тихо проронила Нинка. - Просто я вчера злая бы-
ла.
Монах поглядел на Нинку, медленно протянул руку - для благословения,
что ли - но не благословил, а, сам себе, кажется, дивясь, робко погладил
ее волосы, лицо:
- Спасибо.
- Ладно, - снова смутилась Нинка и решительно встала. - Завтракайте.
Мне в магазин, прибраться! И спите. Бабулька сказала - вам надо много
спать.
Монах прожевал ломтик хлеба, глотнул кофе, откинулся на подушки!
!Дверь дачной мансарды, забаррикадированная подручным хламом, под
каждым очередным ударом подавалась все более. Голая девица в углу смот-
рела за этим с ужасом. Ртутный фонарь со столба, сам по себе и отражаясь
от снега, лупил мертвенным голубым светом сквозь огромное, мелко переп-
летенное окно.
Дверь, наконец, рухнула. Трое парней повалились вместе с нею в ман-
сарду: один - незнакомый нам, другой - тот самый, что задавал монаху в
электричке арифметическую задачку, только моложе лет на шесть, третий -
сам Сергей.
Поднявшись, Арифметик пошел на девицу. Та присела, прикрыла локтями
груди, кистями - лицо, завизжала пронзительно.
Пьяный Сергей пытался удержать Арифметика, хватал его за рукав:
- Оставь! Ну, оставь ты ее, ради Бога! Мало тебе там? - но тот только
отмахнулся, сбросил сергееву руку.
Когда между Арифметиком и девицею осталось шага три, она распрями-
лась, разбежалась и, ломая телом раму, дробя стекло, ласточкою, как с
вышки в бассейне, вылетела через окно вниз, на участок, в огромный суг-
роб.
Даже Арифметик оторопел, но увидев, что девица благополучно выкараб-
кивается из снега, успокоился, перехватил на лестнице Сергея, собравше-
гося было бежать на улицу:
- Спокойно, Сергуня, спокойно! - взял протянутый кем-то снизу, из
комнаты, стакан водки, почти насильно влил ее в сергееву глотку. - Куда
она на х.. денется? Нагишом! Сама приползет, блядь, прощенья просить бу-
дет. Ты главное, Сергуня, не бзди!
Вернувшись из магазина или куда она там ходила, Нинка тихо, снова на
цыпочках, приотворила монахову дверь. Монах лежал с закрытыми глазами.
Нинка подошла, опустилась на колени возле кровати, долгим, нежным, влюб-
ленным, подробным взглядом ощупала аскетическое лицо. Произнесла шепо-
том:
- Ты ведь спишь, правда? Можно, я тебя поцелую, пока ты спишь? Ты
ведь во сне за себя не ответчик, а если Богу твоему надо, пусть он тебя
разбудит. Я ж перед Ним не виновата, что влюбилась, как дура! - и Нинка
потянулась к подушкам, осторожно поцеловала монаха в скулу над бородою,
в другую, в сомкнутые веки, в губы, наконец, которые дрогнули вдруг,
напряглись, приоткрылись. Не то, что бы ответили, но! - Я развратная,
да? Наверное, я страшно развратная, и, если Бог твой и впрямь есть, -
шептала жарко, - в аду гореть буду. Но ведь рая-то Он все равно на всех
не напасется, надо ж кому-нибудь и в аду, - а сама запустила уже руку
под одеяло, ласкала монахово тело, и он, напряженный весь, как струна,
лежал, вздрагивая от нинкиных прикосновений. - А за себя ты не бойся, ты
в рай попадешь, в рай, потому что спишь!
Нинка раскрыла его рубаху, целовала грудь, и он так закусил губу, что
капелька крови потекла, спряталась в русой бородке.
- Господи! как хорошо! Это ж надо дуре было влюбиться! Господи, как
хорошо! - и тут судорога прошла по монахову телу, и он заплакал вдруг,
зарыдал, затрясся:
- Уйдите! Уйдите, пожалуйста!
Нинка отскочила в испуге, в оторопи, платье поправила.
- Ну чего вы! - сказала. - Чего я вам такого сделала?! - но монах не
слышал: его била истерика.
- Ты дьяволица! - кричал он. - Ты развратная сука! Ты!.. ты!..
И тут нинкин взгляд похолодел.
- Ф-фавен! - бросила она и, хлопнув дверью, выскочила из комнаты, из
дому!
!а вернулась, когда уже вечерело: вывалилась из распухшего пикового
автобуса, оберегая охапку бледно-желтых крупных нарциссов, нырнула во
двор, ускорила шаг, еще ускорила. По лицу ее видно было, что боится
опоздать.
Лифт. Дверь. В квартире тихо. Света не зажигая, не снимая плащика,
разувшись только, чтоб не стучать, покралась с белеющей в полутьме охап-
кою в свою комнату.
- Прости меня, - шепнула, вывалила цветы на коврик перед кроватью и
тут только не увидела даже - почувствовала, что монаха нету.
Зажгла свет здесь, там, на кухне. Заглянула и в ванную. Сушильные
лески были праздны. Заметила записку, придавленную к столу монаховым
перстнем: храни вас Господь.
Нинка прочитала три эти слова несколько раз, ничего не понимая, пере-
вернула, перевернула еще и заплакала.
В дверях стояла вернувшаяся с работы бабулька, печально смотрела на
внучку.
Нинка оглянулась:
- Он ни адреса не оставил, ничего. Я ведь даже как звать его не спро-
сила!
Лампада помигивала перед иконою, но монах не молился: положив подбо-
родок на опертые о столешницу, домиком, руки, глядел сквозь окно в пус-
тоту. Вокруг было темно, тихо. Далеко-далеко стучал поезд.
Монах встал и вышел из кельи. Миновал долгий коридор, спустился лест-
ницею, выбрался во двор. На фоне темно-серого неба смутно чернелись ку-
пола соборов. В старом корпусе светилось два разрозненных окна. Монах
подошел к одному, привстал на цыпочках: изможденный старик застыл на ко-
ленях перед иконою.
Монах вошел, зашагал под древними белеными сводами, редко отмеченными
зарешеченными, как в тюрьме, лампочками, остановился возле двери, из-под
которой сочился слабый, желтый свет. Постоял в нерешительности, робко
постучал, но тут же повернулся и побежал прочь, как безумный.
Дверь приотворилась. Старик выглянул и успел только заметить, как
мелькнул на изломе коридорного колена ветром движения возмущенный край
черной рясы!
Толпа вынесла Нинку из вагона метро на ее станции и потащила к выхо-
ду.
Нинка спиною почувствовала пристальный взгляд, обернулась и меж пока-
чивающихся в ритме шага голов увидела на противоположной платформе мона-
ха в цивильном, ошибиться она не могла. И в том еще не могла ошибиться,
что монах здесь ради нее, ее поджидает, высматривает.
Нинка двинулась встречь народу, что было непросто; монах, перегоражи-
ваемый составляющими толпы, то и дело исчезал из поля зрения. Нинка да-
же, привстав на цыпочки, попыталась подать рукою знак.
Вот уже два-три человека всего их разделяли, и монах смотрел на Нинку
жадно и трепетно, как подошел поезд и в последнее мгновенье монах прыг-
нул в вагон, отгородился пневматическими дверями.
- Монах! Монах! - закричала Нинка, в стекло застучала, в сталь корпу-
са, но поезд сорвался с места, унес в черный тоннель ее возлюбленного!
Все было странно, не из той жизни, в которой Нинка всю жизнь жила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172