Капитан-лейтенант в отс-
тавке. На подводной лодке служил. На Дальнем Востоке. Так вот я ее не
любил никогда. К нам она тоже приезжала - так я лично на концерт не хо-
дил. Хоть и давки никакой, слышал, не было...
Такая серьезная убежденность сквозил в Лехиных словах, что Певице
стало больно. Она полежала-помолчала немного, потом встала, принялась
натягивать лежащие рядом сапоги, потянулась на соседний стул за курткою.
Подошла к Лехе: тело болело после вчерашнего, но, в общем-то, не смер-
тельно: идти было можно.
- Спасибо Вам большое... За все... Как тут... выйти?
Леха оторвался от мотора, обернулся.
- Ты ж полежать собиралась...
- Н-нет, спасибо - мотнула Певица головою. - Пойду.
- Постой-ка, постой! - прищурился Леха. - Валя! Валентина! Иди-ка сю-
да!!
Из какого-то прохода появилась женщина лет под тридцать, эдакая румя-
ная буфетчица.
- Валь, смотри, кого я к нам вчера, оказывается, притащил! Это ж
это... Порошина! Точно! Гадом буду! Порошина собственной персоной!
Валентина уставилась на Певицу:
- Ой, и правда!
- Ну, хорошо, - резко, холодно сказала Певица. - Еще раз спасибо. И
проводите, если можно. Я б Вам... - усмехнулась, - на прощанье автограф
дала. Да он Вам, видать, ни к чему.
- Обиделась! Гляди, Валя: обиделась! - сплеснул Леха руками. - Я ж не
про Вас... Я так... про певицу. А Вы ж - человек! Ну, я хочу сказать...
Я ж Вас вчера... ну, как человека поднял на улице, правильно?
На него невозможно было долго сердиться.
- Правильно, - улыбнулась Порошина.
- А автограф вон Вальке дайте. Она Вас любит. У нее даже карточка
есть. И кассета. Я правильно, Валь, говорю? Присаживайтесь, сейчас чай
будем пить. Валь, как там - с чайком?
- Да мне ж идти надо, - сказала Валентина, перетаптываясь.
- Ну ладно, тогда иди, - не стал отговаривать ее Леха. - Мы тогда са-
ми. Правда, Евдокия... ой, простите, не знаю, как по отчеству...
- Чего уж там по отчеству... - продолжала Певица улыбаться. - Дуся и
Дуся. Уж как познакомились, так и зовите. Поскольку, - спародировала Ле-
хину манеру разговаривать, - человек.
- Ну так я пошла? - еще раз сказала Валентина вопросительно, надеясь,
что ее все-так удержат.
- А-га, - даже не посмотрел на нее Леха. - Иди-иди.
Валентина исчезла.
- Жена? - спросила Порошина, проводив ее взглядом.
- Как-кой! - рассмеялся Леха. - У меня таких жен... Хотя баба очень
хорошая, правду скажу! Да Вы садитесь, садитесь, - и повлек-подтолкнул
Певицу к глубокому кожаному креслу.
Оно оказалось неожиданно низким и мягким, и не столько посадка в не-
го, сколько падение, вызвало у Певицы непроизвольный стон.
- Прости... Ой, то есть, простите... - чуть всполошился Леха. -
Больно, да? Я уж чуть было и не забыл. Ну ничего, заживет до свадьбы...
- До какой до такой свадьбы? - усмехнулась Порошина. - Вы, Леша, зна-
ете, сколько мне лет?
- Не знаю, - замотал Леха головою, - и знать не желаю. А раз сказал:
до свадьбы - значит - до свадьбы! Я если чего говорю - так всегда и слу-
чается. Ладно, посиди, - снова вернулся "на ты", ибо было это для него
естественно, - а я сейчас чайник поставлю, - и скрылся в каком-то закут-
ке, докрикивая уже оттуда. - А чайку попьем - хочешь - иди куда хочешь.
А хочешь - поживи здесь. Места-то у меня - сама видишь! Ловко устроился,
а? - появился из закутка. - Как в отставку вышел - приехал к вам, в
Москву. Ну, тут кореш старый. Устроил знаешь кем? Смотрителем крыши.
Ага! Есть, оказывается, и такая должность. Ну вот и - служебная жилпло-
щадь. На холяву. Слушай! - загорелся. - Ты как, ничего? Ходить-то мо-
жешь? Пойдем, покажу! Хрен где такое еще увидишь? - и подал Порошиной
руку.
Она встала и последовала за Алексеем в узкие темные извивы коридора.
***
Небо было по-мартовски ослепительно синим, сияло солнце, Москва отсю-
да, с высоты птичьего полета, казалась чистенькой и нарядной. Десятиобх-
ватный бетонный торс колхозницы там или работницы не мешал обзору, и По-
рошина стояла, широко раскрыв глаза и вбирая в себя все это великолепие.
Заметный на высоте ветерок весьма романтически ворошил недлинные ее во-
лосы.
Леха был так горд, как если бы сам выстроил этот город. Он дал Певице
минутку тишины, после чего спросил:
- А? Ну как? Все - мое! Смотритель крыши! Лихо я из-под воды - прям'
в небеса? Знай наших! - Ну ладно, - сказал, помолчав еще немного, - пой-
дем: простудишься с непривычки. Я, значит, сейчас ухожу, выпьем чаю, а
ты живи тут. Еда есть. Правда, без душа: в баню ходим. Хочешь, то есть -
живи. Не хочешь - покажу, где выход. И за Порошину не обижайся. Это я не
про тебя - про нее. Ну, ты понимаешь...
- А когда Вы вернетесь? - спросила Певица.
- Не знаю, - пожал Леха плечами. - Жизнь - она штука разнообразная.
Да ты не стесняйся, живи... Валентина, может, придет. Всем места хватит!
***
"Валентина" поджидала Алексея в укромном уголке двора.
- Молодец, - подошел он к ней. - Артистка! - и вложил в ладонь пачку
денег. - Гонорар. И премия - за высокое качество работы и живую импрови-
зацию. Как говорил общий наш отец: верю! Еще понадобишься - позвоню. Ни-
куда из Москвы не уезжаешь?
- Никуда, - помотала головою довольная "Валентина".
***
Темно-серая "Вольво" подкатила к темно-серому, громоздкому зданию
конструктивистского стиля, предваренному памятником какому-то раннему
убитому большевику: не то Урицкому, не то Воровскму, и выпустила Алек-
сея. Не того, какого мы видели в первых, дотитровых эпизодах фильма: ло-
щеного, длинноволосого, с эдакой усталой ленцой, а того, какого увидела
Порошина на чердаке Котельнического небоскреба: как бы ниже ростом, лы-
сенького, разбитного эдакого энергичного мужичонку.
Привычно взбежав по ступеням и сунув под нос вооруженному вахтеру из
новых: мальчику, вполне похожему на уже знакомых нам телохранителей, -
Алексей рванулся было к лифту, но был бесцеремонно - за рукав - вахтером
остановлен:
- Эй, мужик!
- Ну? - поневоле приостановился Алексей. - Чего надо?
- Пропуск не твой. Куда намылился-то?
- В "Интерпромтехнику". Шестой этаж, комнаты 624-630.
- К кому?
- К себе. Работаю я там!
- Чот' не похоже... Щас, разберемся. Посиди-ка пока тут, - впихнул
вахтер Алексея в маленькую служебку, щелкнул ключиком, а сам взялся за
телефон.
Хоть, уже выдержав актерский экзамен перед Порошиной, Алексей вроде
бы не нуждался в добавочных комплиментах публики, ему все-таки было нас-
только приятно, что, вместо того, чтобы скандалить, он тихонько уселся
на деревянный топчан, оставшийся еще с большевистских времен, и расплыл-
ся в довольной улыбочке.
И тут в служебку вошел Сам. Павел Самуилович.
- Он, он, - кивнул вахтеру. - Пошли... Господи! На кого ж это ты по-
хож?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
тавке. На подводной лодке служил. На Дальнем Востоке. Так вот я ее не
любил никогда. К нам она тоже приезжала - так я лично на концерт не хо-
дил. Хоть и давки никакой, слышал, не было...
Такая серьезная убежденность сквозил в Лехиных словах, что Певице
стало больно. Она полежала-помолчала немного, потом встала, принялась
натягивать лежащие рядом сапоги, потянулась на соседний стул за курткою.
Подошла к Лехе: тело болело после вчерашнего, но, в общем-то, не смер-
тельно: идти было можно.
- Спасибо Вам большое... За все... Как тут... выйти?
Леха оторвался от мотора, обернулся.
- Ты ж полежать собиралась...
- Н-нет, спасибо - мотнула Певица головою. - Пойду.
- Постой-ка, постой! - прищурился Леха. - Валя! Валентина! Иди-ка сю-
да!!
Из какого-то прохода появилась женщина лет под тридцать, эдакая румя-
ная буфетчица.
- Валь, смотри, кого я к нам вчера, оказывается, притащил! Это ж
это... Порошина! Точно! Гадом буду! Порошина собственной персоной!
Валентина уставилась на Певицу:
- Ой, и правда!
- Ну, хорошо, - резко, холодно сказала Певица. - Еще раз спасибо. И
проводите, если можно. Я б Вам... - усмехнулась, - на прощанье автограф
дала. Да он Вам, видать, ни к чему.
- Обиделась! Гляди, Валя: обиделась! - сплеснул Леха руками. - Я ж не
про Вас... Я так... про певицу. А Вы ж - человек! Ну, я хочу сказать...
Я ж Вас вчера... ну, как человека поднял на улице, правильно?
На него невозможно было долго сердиться.
- Правильно, - улыбнулась Порошина.
- А автограф вон Вальке дайте. Она Вас любит. У нее даже карточка
есть. И кассета. Я правильно, Валь, говорю? Присаживайтесь, сейчас чай
будем пить. Валь, как там - с чайком?
- Да мне ж идти надо, - сказала Валентина, перетаптываясь.
- Ну ладно, тогда иди, - не стал отговаривать ее Леха. - Мы тогда са-
ми. Правда, Евдокия... ой, простите, не знаю, как по отчеству...
- Чего уж там по отчеству... - продолжала Певица улыбаться. - Дуся и
Дуся. Уж как познакомились, так и зовите. Поскольку, - спародировала Ле-
хину манеру разговаривать, - человек.
- Ну так я пошла? - еще раз сказала Валентина вопросительно, надеясь,
что ее все-так удержат.
- А-га, - даже не посмотрел на нее Леха. - Иди-иди.
Валентина исчезла.
- Жена? - спросила Порошина, проводив ее взглядом.
- Как-кой! - рассмеялся Леха. - У меня таких жен... Хотя баба очень
хорошая, правду скажу! Да Вы садитесь, садитесь, - и повлек-подтолкнул
Певицу к глубокому кожаному креслу.
Оно оказалось неожиданно низким и мягким, и не столько посадка в не-
го, сколько падение, вызвало у Певицы непроизвольный стон.
- Прости... Ой, то есть, простите... - чуть всполошился Леха. -
Больно, да? Я уж чуть было и не забыл. Ну ничего, заживет до свадьбы...
- До какой до такой свадьбы? - усмехнулась Порошина. - Вы, Леша, зна-
ете, сколько мне лет?
- Не знаю, - замотал Леха головою, - и знать не желаю. А раз сказал:
до свадьбы - значит - до свадьбы! Я если чего говорю - так всегда и слу-
чается. Ладно, посиди, - снова вернулся "на ты", ибо было это для него
естественно, - а я сейчас чайник поставлю, - и скрылся в каком-то закут-
ке, докрикивая уже оттуда. - А чайку попьем - хочешь - иди куда хочешь.
А хочешь - поживи здесь. Места-то у меня - сама видишь! Ловко устроился,
а? - появился из закутка. - Как в отставку вышел - приехал к вам, в
Москву. Ну, тут кореш старый. Устроил знаешь кем? Смотрителем крыши.
Ага! Есть, оказывается, и такая должность. Ну вот и - служебная жилпло-
щадь. На холяву. Слушай! - загорелся. - Ты как, ничего? Ходить-то мо-
жешь? Пойдем, покажу! Хрен где такое еще увидишь? - и подал Порошиной
руку.
Она встала и последовала за Алексеем в узкие темные извивы коридора.
***
Небо было по-мартовски ослепительно синим, сияло солнце, Москва отсю-
да, с высоты птичьего полета, казалась чистенькой и нарядной. Десятиобх-
ватный бетонный торс колхозницы там или работницы не мешал обзору, и По-
рошина стояла, широко раскрыв глаза и вбирая в себя все это великолепие.
Заметный на высоте ветерок весьма романтически ворошил недлинные ее во-
лосы.
Леха был так горд, как если бы сам выстроил этот город. Он дал Певице
минутку тишины, после чего спросил:
- А? Ну как? Все - мое! Смотритель крыши! Лихо я из-под воды - прям'
в небеса? Знай наших! - Ну ладно, - сказал, помолчав еще немного, - пой-
дем: простудишься с непривычки. Я, значит, сейчас ухожу, выпьем чаю, а
ты живи тут. Еда есть. Правда, без душа: в баню ходим. Хочешь, то есть -
живи. Не хочешь - покажу, где выход. И за Порошину не обижайся. Это я не
про тебя - про нее. Ну, ты понимаешь...
- А когда Вы вернетесь? - спросила Певица.
- Не знаю, - пожал Леха плечами. - Жизнь - она штука разнообразная.
Да ты не стесняйся, живи... Валентина, может, придет. Всем места хватит!
***
"Валентина" поджидала Алексея в укромном уголке двора.
- Молодец, - подошел он к ней. - Артистка! - и вложил в ладонь пачку
денег. - Гонорар. И премия - за высокое качество работы и живую импрови-
зацию. Как говорил общий наш отец: верю! Еще понадобишься - позвоню. Ни-
куда из Москвы не уезжаешь?
- Никуда, - помотала головою довольная "Валентина".
***
Темно-серая "Вольво" подкатила к темно-серому, громоздкому зданию
конструктивистского стиля, предваренному памятником какому-то раннему
убитому большевику: не то Урицкому, не то Воровскму, и выпустила Алек-
сея. Не того, какого мы видели в первых, дотитровых эпизодах фильма: ло-
щеного, длинноволосого, с эдакой усталой ленцой, а того, какого увидела
Порошина на чердаке Котельнического небоскреба: как бы ниже ростом, лы-
сенького, разбитного эдакого энергичного мужичонку.
Привычно взбежав по ступеням и сунув под нос вооруженному вахтеру из
новых: мальчику, вполне похожему на уже знакомых нам телохранителей, -
Алексей рванулся было к лифту, но был бесцеремонно - за рукав - вахтером
остановлен:
- Эй, мужик!
- Ну? - поневоле приостановился Алексей. - Чего надо?
- Пропуск не твой. Куда намылился-то?
- В "Интерпромтехнику". Шестой этаж, комнаты 624-630.
- К кому?
- К себе. Работаю я там!
- Чот' не похоже... Щас, разберемся. Посиди-ка пока тут, - впихнул
вахтер Алексея в маленькую служебку, щелкнул ключиком, а сам взялся за
телефон.
Хоть, уже выдержав актерский экзамен перед Порошиной, Алексей вроде
бы не нуждался в добавочных комплиментах публики, ему все-таки было нас-
только приятно, что, вместо того, чтобы скандалить, он тихонько уселся
на деревянный топчан, оставшийся еще с большевистских времен, и расплыл-
ся в довольной улыбочке.
И тут в служебку вошел Сам. Павел Самуилович.
- Он, он, - кивнул вахтеру. - Пошли... Господи! На кого ж это ты по-
хож?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172