рубаха
именинника не нужна ему была точно, демонстрировать финансовое свое бла-
гополучие он тоже, очевидно, не собирался.
- Господин Зауэр - тысяча сто. Тысяча сто - раз!
- Тысяча двести!
Юбиляр с голым, шерстью поросшим торсом, благодушно улыбаясь, следил
за торгами с почетного своего места.
Отто поглядел на соседку с холодным любопытством:
- Хотите, я фс фыстафлю на аукцион? Авось соберете. Стартовую цену
назнатшим три тысятши.
- Долларов? - поинтересовалась Нинка.
- О, да! - отозвался Отто. - Не сертитесь, но сами толшны понимать,
тшто это несколько! тороковато. На Риппер-бан фам тали бы максимум! ма-
рок твести. Но сдесь собрались люти корячие, асартные. И не снают пока
настоящей цены теньгам.
- Левый башмак юбиляра! - продолжал тамада аукцион.
- И что я должна делать с тем, кто меня купит?
- Если купят! - значительно выделил Отто первое слово и пожал плеча-
ми: - Могу только пообещать, тшто я фас приопретать не стану. И тшто все
вырученные теньги перейдут фам. Пез куртажа. Сокласны?
Нинка выпила и кивнула.
- Две с половиной справа!
Отто встал, подошел к юбиляру, нашептал что-то тому на ухо, взглядом
указывая на Нинку, юбиляр поманил склониться тамаду.
- На аукцион выставляется, - провозгласил последний, когда выпрямил-
ся, - любовница юбиляра, - и, повернувшись к Нинке, сделал жест шпрехш-
талмейстера. - Прошу!
Нинка вздернула голову и, принцесса-принцессою, зашагала к переклади-
не буквы П.
- Блюдо! - крикнул крутой-молодой и утолил недоумение возникшего
метрдотеля: - Блюдо под даму!
Очистили место, появилось большое фарфоровое блюдо, Нинка, подсажен-
ная, взлетела, стала в его центр. Кто-то подскочил, принялся обкладывать
обвод зеленью, редиской. Какая откуда, высунулись мордочки любопытных
подавальщиц.
- Стартовая цена, - провозгласил аукционер, - три тысячи долларов.
Возникла пауза.
- Раздеть бы, посмотреть товар! - хихикнув, высказал пожелание толс-
тенький-лысенький.
Господи! Как Нинка была надменна!
Крутой-молодой встал, подошел к толстому-лысому, глянул, словно за
грудки взял:
- Обойдемся без хамства.
- Да я чего? - испугался тот. - Я так, пошутил.
Инцидент слегка отрезвил компанию, и вот-вот, казалось, сомнительная
затея рухнет. В сущности, именно молодой мог ее прекратить, но он спо-
койно вернулся на место и не менее спокойно произнес:
- Пять!
Снова повисла тишина. Девочки-подавальщицы зашлись в немом восторге,
словно смотрели "Рабыню Изауру", даже аукционер не долбил свое: пять -
раз, пять - два!
Отто холодно, оценивающе глянул на молодого и, подняв два пальца, на-
бил цену:
- Семь!
- Десять, - мгновенно, как в пинг-понге, парировал тот.
- Пятнадцать! - выкрикнул толстенький-лысенький: идея осмотреть то-
вар, кажется, им овладела.
- Двадцать! - молодой тем более не сдавался.
- Двадцать - раз, - пришел в себя аукционер. - Двадцать - два! Двад-
цать! - и занес молоток над кастрюлею.
- Тватцать пять, - вступил Отто, еще раз рассчитав, что цену его, по-
жалуй, платежеспособно перебьют - и точно:
- Тридцать!
Одна из подавальщиц глотнула воздух от изумления. Молоток ударил в
кастрюльное дно.
- Продано!
- Теньги!
Крутой-молодой извлек из внутреннего кармана пачку, отсчитал два де-
сятка бумажек, которые спрятал назад, а остальные, подойдя, положил на
блюдо к нинкиным ногам: поверх салата, поверх редиски. Вернулся на мес-
то.
- Ну-ка живо! - шуганул метрдотель подавальщиц. - Чтоб я вас тут!
Нинка скосилась вниз, на зеленоватую пачку, перетянутую аптечной ре-
зинкою.
Отто взял нинкину сумочку, оставшуюся на стуле, передал в ее сторону.
- Перите, - сказал и пояснил собравшимся: - Косподин Карпов, - кивок
в сторону юбиляра, - шертвует эту сумму на благотворительность. А распо-
ряшаться ею бутет бывшая его люповница.
Полуголый господин Карпов кивнул туповато-грустно: ему вдруг жаль по-
казалось расстаться с такою своей любовницей.
Нинка присела, спрятала деньги в сумочку, спрыгнула, подхваченная
мужскими руками, медленным шагом направилась к молодому и неожиданно для
всех опустилась пред ним на колени, склонила голову.
Молодой посмотрел на Нинку, посмотрел на собравшихся, явно ожидающих
красивого жеста и, кажется, именно поэтому жеста не сделал: не поцеловал
даме руку, не предложил подняться или что-нибудь в этом роде.
- Неужто ж я столько стю? - спросила Нинка.
- Столько стю я! - отрезал молодой, и светлый, прозрачный глаз его,
подобный кусочку горного хрусталя, на мгновенье сверкнул безумием.
- И что вы намерены со мной делать?
- Жить, - ответил тот.
- А если не подойду?
- Перепродам.
- Много потеряете, - бросил реплику адвокат.
- Тогда убью, - и снова - безумный блеск.
Нинка коротко глянула на хозяина, пытаясь понять: про убийство - шут-
ка это или правда? - и решила, что, пожалуй, скорее правда!
Не слишком ли все это было эффектно? Не чересчур? Передышка во всяком
случае необходима:
!птички, поющие на рассвете над кое-где запущенным до неприличия,
кое-где - до неприличия же зареставрированным Донским монастырем: именно
отсюда, от Отдела Сношений или как он у них там? очень ранним рейсом от-
бывает в Иерусалим группа паломников; кто уже забрался внутрь, кто топ-
чется пока возле - автобуса; все сонные, зевающие: двое-трое цивильных
функционеров старого склада, двое-трое - нового; упругий, энергичный,
явно с большим будущим тридцатилетний монах; несколько солидных иерар-
хов; злобная, тощая церковная староста из глубинки; непонятно как ока-
завшаяся здесь интеллигентного вида пара с очень болезненным ребенком
лет тринадцати; вполне понятно как оказавшаяся здесь пара сотрудников
службы безопасности, принадлежность к которой невозможно как описать,
так и скрыть и, наконец, разумеется, Нинка: снова в черном, как тогда, в
лавре, только в другом черном, в изысканном, в дорогом, - крестик лишь
дешевенький, алюминиевый, которым играла, тоскуя, читая Евангелие, тог-
да: в недавнем - незапамятном - прошлом!
- Отец Гавриил, - подавив зевок ладонью, интересуется один иерарх у
другого. - Вы консервов-то захватили?..
!улицы летней утренней Москвы, на скорости и в контражуре кажущиеся
не так уж и запущенными, на которые смотрит Нинка прощальным взглядом!
!выход из автобуса у самораздвигающихся прозрачных дверей, за тем од-
ним только нам нужный, чтобы, готовя точку первого периода нинкиного
пребывания на российской земле, мелькнула неподалеку ожидающая хозяина
знакомая "Волга" 3102 со жлобом-водителем, прикорнувшим, проложив голову
трупными руками, на руле!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
именинника не нужна ему была точно, демонстрировать финансовое свое бла-
гополучие он тоже, очевидно, не собирался.
- Господин Зауэр - тысяча сто. Тысяча сто - раз!
- Тысяча двести!
Юбиляр с голым, шерстью поросшим торсом, благодушно улыбаясь, следил
за торгами с почетного своего места.
Отто поглядел на соседку с холодным любопытством:
- Хотите, я фс фыстафлю на аукцион? Авось соберете. Стартовую цену
назнатшим три тысятши.
- Долларов? - поинтересовалась Нинка.
- О, да! - отозвался Отто. - Не сертитесь, но сами толшны понимать,
тшто это несколько! тороковато. На Риппер-бан фам тали бы максимум! ма-
рок твести. Но сдесь собрались люти корячие, асартные. И не снают пока
настоящей цены теньгам.
- Левый башмак юбиляра! - продолжал тамада аукцион.
- И что я должна делать с тем, кто меня купит?
- Если купят! - значительно выделил Отто первое слово и пожал плеча-
ми: - Могу только пообещать, тшто я фас приопретать не стану. И тшто все
вырученные теньги перейдут фам. Пез куртажа. Сокласны?
Нинка выпила и кивнула.
- Две с половиной справа!
Отто встал, подошел к юбиляру, нашептал что-то тому на ухо, взглядом
указывая на Нинку, юбиляр поманил склониться тамаду.
- На аукцион выставляется, - провозгласил последний, когда выпрямил-
ся, - любовница юбиляра, - и, повернувшись к Нинке, сделал жест шпрехш-
талмейстера. - Прошу!
Нинка вздернула голову и, принцесса-принцессою, зашагала к переклади-
не буквы П.
- Блюдо! - крикнул крутой-молодой и утолил недоумение возникшего
метрдотеля: - Блюдо под даму!
Очистили место, появилось большое фарфоровое блюдо, Нинка, подсажен-
ная, взлетела, стала в его центр. Кто-то подскочил, принялся обкладывать
обвод зеленью, редиской. Какая откуда, высунулись мордочки любопытных
подавальщиц.
- Стартовая цена, - провозгласил аукционер, - три тысячи долларов.
Возникла пауза.
- Раздеть бы, посмотреть товар! - хихикнув, высказал пожелание толс-
тенький-лысенький.
Господи! Как Нинка была надменна!
Крутой-молодой встал, подошел к толстому-лысому, глянул, словно за
грудки взял:
- Обойдемся без хамства.
- Да я чего? - испугался тот. - Я так, пошутил.
Инцидент слегка отрезвил компанию, и вот-вот, казалось, сомнительная
затея рухнет. В сущности, именно молодой мог ее прекратить, но он спо-
койно вернулся на место и не менее спокойно произнес:
- Пять!
Снова повисла тишина. Девочки-подавальщицы зашлись в немом восторге,
словно смотрели "Рабыню Изауру", даже аукционер не долбил свое: пять -
раз, пять - два!
Отто холодно, оценивающе глянул на молодого и, подняв два пальца, на-
бил цену:
- Семь!
- Десять, - мгновенно, как в пинг-понге, парировал тот.
- Пятнадцать! - выкрикнул толстенький-лысенький: идея осмотреть то-
вар, кажется, им овладела.
- Двадцать! - молодой тем более не сдавался.
- Двадцать - раз, - пришел в себя аукционер. - Двадцать - два! Двад-
цать! - и занес молоток над кастрюлею.
- Тватцать пять, - вступил Отто, еще раз рассчитав, что цену его, по-
жалуй, платежеспособно перебьют - и точно:
- Тридцать!
Одна из подавальщиц глотнула воздух от изумления. Молоток ударил в
кастрюльное дно.
- Продано!
- Теньги!
Крутой-молодой извлек из внутреннего кармана пачку, отсчитал два де-
сятка бумажек, которые спрятал назад, а остальные, подойдя, положил на
блюдо к нинкиным ногам: поверх салата, поверх редиски. Вернулся на мес-
то.
- Ну-ка живо! - шуганул метрдотель подавальщиц. - Чтоб я вас тут!
Нинка скосилась вниз, на зеленоватую пачку, перетянутую аптечной ре-
зинкою.
Отто взял нинкину сумочку, оставшуюся на стуле, передал в ее сторону.
- Перите, - сказал и пояснил собравшимся: - Косподин Карпов, - кивок
в сторону юбиляра, - шертвует эту сумму на благотворительность. А распо-
ряшаться ею бутет бывшая его люповница.
Полуголый господин Карпов кивнул туповато-грустно: ему вдруг жаль по-
казалось расстаться с такою своей любовницей.
Нинка присела, спрятала деньги в сумочку, спрыгнула, подхваченная
мужскими руками, медленным шагом направилась к молодому и неожиданно для
всех опустилась пред ним на колени, склонила голову.
Молодой посмотрел на Нинку, посмотрел на собравшихся, явно ожидающих
красивого жеста и, кажется, именно поэтому жеста не сделал: не поцеловал
даме руку, не предложил подняться или что-нибудь в этом роде.
- Неужто ж я столько стю? - спросила Нинка.
- Столько стю я! - отрезал молодой, и светлый, прозрачный глаз его,
подобный кусочку горного хрусталя, на мгновенье сверкнул безумием.
- И что вы намерены со мной делать?
- Жить, - ответил тот.
- А если не подойду?
- Перепродам.
- Много потеряете, - бросил реплику адвокат.
- Тогда убью, - и снова - безумный блеск.
Нинка коротко глянула на хозяина, пытаясь понять: про убийство - шут-
ка это или правда? - и решила, что, пожалуй, скорее правда!
Не слишком ли все это было эффектно? Не чересчур? Передышка во всяком
случае необходима:
!птички, поющие на рассвете над кое-где запущенным до неприличия,
кое-где - до неприличия же зареставрированным Донским монастырем: именно
отсюда, от Отдела Сношений или как он у них там? очень ранним рейсом от-
бывает в Иерусалим группа паломников; кто уже забрался внутрь, кто топ-
чется пока возле - автобуса; все сонные, зевающие: двое-трое цивильных
функционеров старого склада, двое-трое - нового; упругий, энергичный,
явно с большим будущим тридцатилетний монах; несколько солидных иерар-
хов; злобная, тощая церковная староста из глубинки; непонятно как ока-
завшаяся здесь интеллигентного вида пара с очень болезненным ребенком
лет тринадцати; вполне понятно как оказавшаяся здесь пара сотрудников
службы безопасности, принадлежность к которой невозможно как описать,
так и скрыть и, наконец, разумеется, Нинка: снова в черном, как тогда, в
лавре, только в другом черном, в изысканном, в дорогом, - крестик лишь
дешевенький, алюминиевый, которым играла, тоскуя, читая Евангелие, тог-
да: в недавнем - незапамятном - прошлом!
- Отец Гавриил, - подавив зевок ладонью, интересуется один иерарх у
другого. - Вы консервов-то захватили?..
!улицы летней утренней Москвы, на скорости и в контражуре кажущиеся
не так уж и запущенными, на которые смотрит Нинка прощальным взглядом!
!выход из автобуса у самораздвигающихся прозрачных дверей, за тем од-
ним только нам нужный, чтобы, готовя точку первого периода нинкиного
пребывания на российской земле, мелькнула неподалеку ожидающая хозяина
знакомая "Волга" 3102 со жлобом-водителем, прикорнувшим, проложив голову
трупными руками, на руле!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172