наперерез
крохотному зеленому автомобильчику, ведомому шестилетним ребенком, по-
несся бы грузный, заляпанный цементом самосвал, и ребенок бы жал на тор-
мозную педаль - но она проваливалась, пытался сбросить давление - но
тросик заедало в оболочке, крутил, чтобы увернуться, баранку - но колеса
не слушались бы руля, и вот подарок папы Волка сминается, плющится в ле-
пешку тоннами веса самосвала, десятками тонн кинетической его энергии, и
плотоядно улыбается сквозь ветровое стекло Настя, капитан Голубчик.
Впрочем, я довольно легко справился с ужасным видением, потому что, по-
судите сами: слишком уж невероятно, чтобы и самосвал подвернулся, и ко-
леса заклинило, и тросик давления не сработал, и тормоза - все это
вдруг, одновременно: невероятно, слишком невероятно!
На четвертое утро, в день митенькиного рождения, подарок мой оказался
полностью готов. Последний штрих - уж и не знаю зачем - я нанес с по-
мощью ножниц и эпоксидки: разыскал в крившинском кабинете экземпляр пас-
кудного "Русского автомобиля", из плотного листа иллюстрации аккуратно
вырезал фотографию расположенных овалом литых литерок прадедовской фир-
мы: "Водовозовъ и Сынъ", и заклеил этим куском бумаги марку АЗЛК. Наташ-
ка раздобыла у соседей ведро бензина, я заправил логово, привязал к кры-
ше грязно-зеленый автомобильчик и направился в Москву. Я верно подгадал
время: тесть с тещею на работе, Альбина, может, и дома (как оказалось
впоследствии - действительно, дома), но, занятая сочинением песенок,
отправила Митеньку гулять с восьмидесятилетней бабой Грушею, старухой,
вот уже лет шестьдесят живущей у Королей, вынянчившей и бывшую мою тещу,
и бывшую мою жену, и теперь нянчащей моего сына. Баба Груша - я и это
заранее взял в расчет - относилась ко мне особенно хорошо, как к сла-
вянской родственной православной душе, затерявшейся в клане иноверцев, и
часто, нарушая приказы хозяев, дозволяла мне общаться с Митенькою. Вот и
сегодня, сын, едва увидав логово, побежал к нему, ко мне, а баба Груша
приветливо улыбнулась, кивнула, сказала здравствуйте вам и отошла к ла-
вочке, где уже сидели двое ее ровесниц. Митенька, захлебываясь, расска-
зывал о каких-то важных событиях шестилетней своей жизни, декламировал
свежевыученные стихи, но сегодня, вопреки обыкновению, мне было не до
митенькиного лепета.
Я отвязал и снял с крыши зловещий свой подарок, и Митенька, изо всех
сил изображающий радость, с наигранным удовольствием втиснулся в сиденье
автомобильчика и стал внимательно слушать, как и что следует нажимать, а
у меня прямо-таки не хватало терпения объяснить до конца, я раздражался
непонятливостью сына, покрикивал, раз даже обозвал идиотом, но мальчик
все сносил терпеливо и ласково, словно понимая ужасное мое состояние.
И начал Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: отец мой! Он
отвечал: вот я, сын мой. Он сказал: вот огонь и дрова, где же агнец для
всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын
мой. И шли далее оба вместе.
Заработал мотор. Я сказал: ну, покатайся, отшагнул к логову, и Ми-
тенька поехал кругами по выходящему на улицу двору, пытаясь всем видом
показать, как ему хорошо и нравится, хотя я знал: не нравилось, не было
хорошо, а скорее - страшно. И тут в конце улицы возник самосвал, такой
точно, как представлялся в недавнем бреду: голубой, заляпанный цементом,
и я уже мог не оборачиваться, заранее зная, что на личике сына появилась
растерянность, означающая первый отказ - вероятно, руля. Не помня себя,
бросился я наперерез автомобильчику, пытаясь, надеясь остановить его,
но, словно споткнувшись о натянутую веревку, упал и, как ни тянулся - не
достал, не успел - правда-правда, я очень старался, изо всех сил, всех
сухожилий, но просто не-ус-пел! - и дело продолжало идти, как ему пред-
назначено, а после - угадано мною: все, что могло и не могло - заклини-
валось в положенные сроки, стопорилось, ломалось, и были расширенные ми-
тенькины глаза, и лязг металла, и ничем не остановимая энергия весовых и
кинетических тонн - только я не успел заметить, сидела ли рядом с води-
телем Настя, капитан Голубчик.
Когда я пришел в себя, улицу забил народ, ГАИшный и санитарный РАФики
мигали синими маячками, кто-то что-то мерил рулеткою, билась головою об
окровавленный асфальт Альбина, а милицейский лейтенант заканчивал дикто-
вать сержанту черновик протокола: !труп на месте! Написали? Труп на мес-
те.
Это у них такая терминология.
12. КРИВШИН
Я перевел взгляд из ниоткуда на Водовозова: тот цепко, обеими руками
держал руль и, подав вперед голову, всматриваясь в дорогу, гнал машину
на пределе возможностей. Лицо, как рампою на картинках Дега, озарялось
приборной доскою, но свет периодически перебивался яркими движущимися
лучами фар встречных автомобилей, и тогда на лице появлялись резкие,
непроработанные тени - провалы в ничто.
Пять вечера, а уже совсем темно: мрак упал на землю как-то мгновенно.
Еще полчаса назад низкое серое небо экспонировало пьяных, в сальных, из-
мазанных глиною телогрейках людей, насыпающих над крошечною могилою
трехгранную усеченную призму первоначального холмика - а сейчас только
запад подрагивал в зеркальце заднего вида мутно-зеленой полоскою, свет-
лой на темном фоне. Когда в ночь на первое октября стрелки часов переве-
ли назад, на законное их место, время вдруг сломалось, дни превратило в
вечера, утра и вечера упразднило вовсе, а тут еще вечная пасмурность и -
несмотря на начавшийся декабрь - незамерзающая слякоть.
Переночую у тебя, не поворачивая головы, не скосив глаз в мою сторо-
ну, сказал Водовозов, сказал без тени просьбы или вопроса, проинформиро-
вал. Куда мне сегодня на дачу! Даже эта фраза, по смыслу похожая на из-
винение за бесцеремонность, никаким извинением на деле тоже не являлась
и, как и первая, ответа от меня, в сущности, не требовала. Волк включил
мигалку, почти не сбросил скорость, резко переложил руль направо, и ло-
гово, отвратительно визжа резиною, оторвав левые колеса от асфальта - я
изо всех сил уцепился за скобу над дверцею - влетело с кольцевой в кле-
верный лепесток развязки и под изумленным наглостью водителя взором ГА-
Ишника покатило по Ярославскому шоссе, ярко-желтому от холодного огня
натриевых ламп. ГАИшник не засвистел вслед, и ни один из попавшихся пос-
ле не попытался перехватить логово - то ли были они парализованы волнами
злобного раздражения, исходящего от Волка, то ли просто - принимали
экстравагантный автомобиль с забрызганными грязью номерами за нечто дип-
ломатическое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
крохотному зеленому автомобильчику, ведомому шестилетним ребенком, по-
несся бы грузный, заляпанный цементом самосвал, и ребенок бы жал на тор-
мозную педаль - но она проваливалась, пытался сбросить давление - но
тросик заедало в оболочке, крутил, чтобы увернуться, баранку - но колеса
не слушались бы руля, и вот подарок папы Волка сминается, плющится в ле-
пешку тоннами веса самосвала, десятками тонн кинетической его энергии, и
плотоядно улыбается сквозь ветровое стекло Настя, капитан Голубчик.
Впрочем, я довольно легко справился с ужасным видением, потому что, по-
судите сами: слишком уж невероятно, чтобы и самосвал подвернулся, и ко-
леса заклинило, и тросик давления не сработал, и тормоза - все это
вдруг, одновременно: невероятно, слишком невероятно!
На четвертое утро, в день митенькиного рождения, подарок мой оказался
полностью готов. Последний штрих - уж и не знаю зачем - я нанес с по-
мощью ножниц и эпоксидки: разыскал в крившинском кабинете экземпляр пас-
кудного "Русского автомобиля", из плотного листа иллюстрации аккуратно
вырезал фотографию расположенных овалом литых литерок прадедовской фир-
мы: "Водовозовъ и Сынъ", и заклеил этим куском бумаги марку АЗЛК. Наташ-
ка раздобыла у соседей ведро бензина, я заправил логово, привязал к кры-
ше грязно-зеленый автомобильчик и направился в Москву. Я верно подгадал
время: тесть с тещею на работе, Альбина, может, и дома (как оказалось
впоследствии - действительно, дома), но, занятая сочинением песенок,
отправила Митеньку гулять с восьмидесятилетней бабой Грушею, старухой,
вот уже лет шестьдесят живущей у Королей, вынянчившей и бывшую мою тещу,
и бывшую мою жену, и теперь нянчащей моего сына. Баба Груша - я и это
заранее взял в расчет - относилась ко мне особенно хорошо, как к сла-
вянской родственной православной душе, затерявшейся в клане иноверцев, и
часто, нарушая приказы хозяев, дозволяла мне общаться с Митенькою. Вот и
сегодня, сын, едва увидав логово, побежал к нему, ко мне, а баба Груша
приветливо улыбнулась, кивнула, сказала здравствуйте вам и отошла к ла-
вочке, где уже сидели двое ее ровесниц. Митенька, захлебываясь, расска-
зывал о каких-то важных событиях шестилетней своей жизни, декламировал
свежевыученные стихи, но сегодня, вопреки обыкновению, мне было не до
митенькиного лепета.
Я отвязал и снял с крыши зловещий свой подарок, и Митенька, изо всех
сил изображающий радость, с наигранным удовольствием втиснулся в сиденье
автомобильчика и стал внимательно слушать, как и что следует нажимать, а
у меня прямо-таки не хватало терпения объяснить до конца, я раздражался
непонятливостью сына, покрикивал, раз даже обозвал идиотом, но мальчик
все сносил терпеливо и ласково, словно понимая ужасное мое состояние.
И начал Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: отец мой! Он
отвечал: вот я, сын мой. Он сказал: вот огонь и дрова, где же агнец для
всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын
мой. И шли далее оба вместе.
Заработал мотор. Я сказал: ну, покатайся, отшагнул к логову, и Ми-
тенька поехал кругами по выходящему на улицу двору, пытаясь всем видом
показать, как ему хорошо и нравится, хотя я знал: не нравилось, не было
хорошо, а скорее - страшно. И тут в конце улицы возник самосвал, такой
точно, как представлялся в недавнем бреду: голубой, заляпанный цементом,
и я уже мог не оборачиваться, заранее зная, что на личике сына появилась
растерянность, означающая первый отказ - вероятно, руля. Не помня себя,
бросился я наперерез автомобильчику, пытаясь, надеясь остановить его,
но, словно споткнувшись о натянутую веревку, упал и, как ни тянулся - не
достал, не успел - правда-правда, я очень старался, изо всех сил, всех
сухожилий, но просто не-ус-пел! - и дело продолжало идти, как ему пред-
назначено, а после - угадано мною: все, что могло и не могло - заклини-
валось в положенные сроки, стопорилось, ломалось, и были расширенные ми-
тенькины глаза, и лязг металла, и ничем не остановимая энергия весовых и
кинетических тонн - только я не успел заметить, сидела ли рядом с води-
телем Настя, капитан Голубчик.
Когда я пришел в себя, улицу забил народ, ГАИшный и санитарный РАФики
мигали синими маячками, кто-то что-то мерил рулеткою, билась головою об
окровавленный асфальт Альбина, а милицейский лейтенант заканчивал дикто-
вать сержанту черновик протокола: !труп на месте! Написали? Труп на мес-
те.
Это у них такая терминология.
12. КРИВШИН
Я перевел взгляд из ниоткуда на Водовозова: тот цепко, обеими руками
держал руль и, подав вперед голову, всматриваясь в дорогу, гнал машину
на пределе возможностей. Лицо, как рампою на картинках Дега, озарялось
приборной доскою, но свет периодически перебивался яркими движущимися
лучами фар встречных автомобилей, и тогда на лице появлялись резкие,
непроработанные тени - провалы в ничто.
Пять вечера, а уже совсем темно: мрак упал на землю как-то мгновенно.
Еще полчаса назад низкое серое небо экспонировало пьяных, в сальных, из-
мазанных глиною телогрейках людей, насыпающих над крошечною могилою
трехгранную усеченную призму первоначального холмика - а сейчас только
запад подрагивал в зеркальце заднего вида мутно-зеленой полоскою, свет-
лой на темном фоне. Когда в ночь на первое октября стрелки часов переве-
ли назад, на законное их место, время вдруг сломалось, дни превратило в
вечера, утра и вечера упразднило вовсе, а тут еще вечная пасмурность и -
несмотря на начавшийся декабрь - незамерзающая слякоть.
Переночую у тебя, не поворачивая головы, не скосив глаз в мою сторо-
ну, сказал Водовозов, сказал без тени просьбы или вопроса, проинформиро-
вал. Куда мне сегодня на дачу! Даже эта фраза, по смыслу похожая на из-
винение за бесцеремонность, никаким извинением на деле тоже не являлась
и, как и первая, ответа от меня, в сущности, не требовала. Волк включил
мигалку, почти не сбросил скорость, резко переложил руль направо, и ло-
гово, отвратительно визжа резиною, оторвав левые колеса от асфальта - я
изо всех сил уцепился за скобу над дверцею - влетело с кольцевой в кле-
верный лепесток развязки и под изумленным наглостью водителя взором ГА-
Ишника покатило по Ярославскому шоссе, ярко-желтому от холодного огня
натриевых ламп. ГАИшник не засвистел вслед, и ни один из попавшихся пос-
ле не попытался перехватить логово - то ли были они парализованы волнами
злобного раздражения, исходящего от Волка, то ли просто - принимали
экстравагантный автомобиль с забрызганными грязью номерами за нечто дип-
ломатическое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172