— возмущенно вскочила Ада.— При женщине, как не стыдно...
— Мне пора домой, Ада.—Стимбурис встал. Его лицо побледнело, брови вздрагивали. Он взял руку Ады и прижал к губам.— Спокойной ночи.
— Я тебя выпущу. — Ада с упреком взглянула на Бенюса. Они вышли. Бенюс налил себе и выпил одну за другой две рюмки. Вскоре хлопнула дверь, и в коридоре раздались бойкие шажки Ады. Бенюс обрадовался, что она вернулась быстро, и подумал: успели поцеловаться или нет? Ада тщательно закрывала дверь. — Ты, Бенюс, без свинства не можешь. В приличном обществе так не ведут себя.
— Чего этому Стимбурису у тебя надо? В Клайпеде женщин не хватает?
— Мой милый! —Ее глаза зло сверкнули. — Веди себя разумно. Не тебе указывать, кто имеет право ходить в мой дом.
— Я не указываю, но сегодня ты вела себя со мной, как с каким-нибудь случайным прохожим. — Бенюс встал, намекая, что, обидевшись, может и уйти, но Ада словно ничего не заметила. — Я не думал, что ты так быстро изменишься, Ада.
— Твоей ревности конца не видно.—Ада подошла к Бенюсу и взяла его за руки.— Я ценю, что ты неравнодушен ко мне. Кусок льда никуда не годится. Но и от огня проку мало. Лед превращается в воду, а огонь — в золу. Надо найти что-то среднее и быть мужчиной. Ты понял меня? — Бенюс молчал.—Я не могу на виду у всех вешаться тебе на шею. Наши отношения должны казаться со стороны полуофициальными. Хотя бы до тех пор, пока ты гимназист...—Ада сжала его руки своими мягкими пальчиками и соблазнительно улыбнулась. — А теперь иди домой, милый.
Бенюс, не веря своим ушам, посмотрел на нее. Ада была в темно-синем шелковом платье с глубоким вырезом, ее белую, нежную шею украшало тяжелое жемчужное ожерелье, в розовых ушках качались драгоценные серьги. Она была нежна, как кошка, ароматна, как цветок, и неприступна, как королева.
— Ада...— Бенюс попытался обнять ее, но она мягко отстранила его.
— Не надо раздражать себя, милый. Все равно сегодня ты не сможешь остаться...
— Почему, Ада? — Бенюс задыхался от волнения. Сегодня госпожа Катенене казалась ему еще прекрасней, еще соблазнительней.
— Я больна...
— Больна? — Бенюс не понял.— Чем? Ты прекрасно выглядишь.
— У женщин бывают разные болезни. — Она потупилась. — Прости, милый...
Бенюс смущенно переминался с ноги на ногу. Он бы многое отдал за то, чтобы остаться на эту ночь у Ады. Но она уже открыла дверь, и он, злой и мрачный, вышел в коридор. На вешалке Бенюс увидел зеленую шляпу. Он не сомневался, что это шляпа Пятраса.
— Почему Пятрас забыл шляпу?
— Какую шляпу? А... Неужели...—растерялась Ада.
Бенюс окинул коридор безумным взглядом. Дверь на кухню была полузакрыта. Он кинулся туда, ногой толкнул дверь и взмахнул фонариком.
У окна стоял Стимбурис...
Бенюс обернулся и посмотрел на Аду уничтожающим взглядом.
— Хам! — крикнула она возмущенно.
— Шлюха!..—процедил сквозь зубы Бенюс.
— Вон! — Ада распахнула дверь. — Уходи, хамское отродье! — Женщина размахнулась, и от крепкой пощечины у Бенюса из глаз буквально искры посыпались. Он даже не почувствовал, как очутился на улице.
Пришел в себя Бенюс только возле дома Бальчю-наса, провел ладонью по пылающему лицу и замедлил шаг. Вот, значит, как — была его первая мысль.—Он обманут, выброшен на улицу, а они сидят (нет, лежат!) на диване в гостиной и смеются над наивным
гимназистом. Самка и самен! Два распутника... А он? Хамское отродье и совсем одинок. Ночь, улица и он. Больше ничего. Почему? Кто виноват? Стимбурис? Ада? Сикорскис? Никто не виноват. Нет, все виноваты! Бенюс заскрипел зубами. Виноваты Мингайла, отчим, мать. Все виноваты! У дома Бальчюнаса он остановился и злобно усмехнулся: с окон Габренаса были сняты ставни. Потрудились парни... Бенюс минуту смотрел на освещенное окно, до половины затянутое ситцевой занавеской. Учитель сидел за столом и что-то писал. «Тетрадки проверяет, старик проклятый. Сидит довольный, спокойный и ставит колы. Колун! Вот кто еще виноват! Он всех виновней, ведь все началось с него». Бенюс стиснул кулаки, даже пальцы затрещали. В двух шагах от него лежал заиндевевший кирпич. Бенюс нагнулся, поднял кирпич и размахнулся.
Аницетасу показалось, что кто-то идет за ним следом. Он обернулся, но в темноте ничего не было видно. Интересно, который час? Наверное, после одиннадцати, а может, и все двенадцать, ведь на улицах уже потушили фонари. Бедная мама! Что она думает, волнуется, наверно, что сын так долго не возвращается? Он солгал, что уходит часика на два. Но что он мог сделать? Сказать, что идет в Рикантай расклеивать листовки? Да и был он не только в Рикантай: по дороге еще заглянул в Жаленай, в Линвартис, а последнюю листовку приклеил возле самого местечка—у лесничества. Аницетас был доволен походом, и теперь ему хотелось только досыта поесть и выспаться. От усталости и желания спать кружилась голова. Чтобы сократить путь, он пустился по улице Глуосню, мимо костела. Бояться было нечего, поручение выполнено, а в карманах никаких улик. Но Аницетас все-таки рассудил, что лучше никому не попадаться на глаза, и потому обрадовался, счастливо миновав центральную площадь. Улица Глуосню была пустынна. Кое-где в окнах еще горел свет. Было тихо, только ветер, поднявшийся в полночь, завывал в голых ветвях. Аницетас остановился. Ему показалось, что кто-то идет следом. «Снова...—раздраженно подумал он. — Нервы никуда не годятся. Скоро собственной тени бояться начну». Но на этот раз воображение не обмануло: сзади, и правда, раздались шаги. Аницетас ускорил шаг, решив оторваться от преследователя, но услышал, что еще кто-то идет ему навстречу. «Хм... и правда странно...—с беспокойством подумал он.— Похоже, будто меня хотят взять в клещи...» Он снова остановился и мгновение раздумывал, что делать. «На полицию мне начхать,—доказательств нет. Но если Горилла или директор узнают, что я шляюсь по ночам, могут быть серьезные неприятности... На всякий случай надо уйти с дороги, пока эти ночные птицы не пройдут». Аницетас огляделся. Прямо перед ним светились окна Бальчюнаса. Шагах в пятнадцати улица сворачивала налево. На углу стоял старый деревянный домик, огороженный забором. У забора росла старая липа. Аницетас притаился за деревом и застыл. Человек впереди быстро приближался. Еще несколько шагов, и он поравнялся с липой. Аницетас узнал владельца этого домика, тряпичника Бейскиса. Заскрипела калитка, щелкнул в замке ключ, и все стихло. Аницетас вздохнул с облегчением. Но куда же делся второй? Почему не слышно его шагов? Аницетас высунул голову из-за дерева и выглянул на улицу. В то же мгновение звякнуло стекло. Кто-то закричал, залаяла собака, и раздался топот бегущих ног. Аницетас вскочил, словно его толкнула пружина, и кинулся наперерез бегущему. Бенюс, увидев неожиданного врага, повернул назад, но было уже поздно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Мне пора домой, Ада.—Стимбурис встал. Его лицо побледнело, брови вздрагивали. Он взял руку Ады и прижал к губам.— Спокойной ночи.
— Я тебя выпущу. — Ада с упреком взглянула на Бенюса. Они вышли. Бенюс налил себе и выпил одну за другой две рюмки. Вскоре хлопнула дверь, и в коридоре раздались бойкие шажки Ады. Бенюс обрадовался, что она вернулась быстро, и подумал: успели поцеловаться или нет? Ада тщательно закрывала дверь. — Ты, Бенюс, без свинства не можешь. В приличном обществе так не ведут себя.
— Чего этому Стимбурису у тебя надо? В Клайпеде женщин не хватает?
— Мой милый! —Ее глаза зло сверкнули. — Веди себя разумно. Не тебе указывать, кто имеет право ходить в мой дом.
— Я не указываю, но сегодня ты вела себя со мной, как с каким-нибудь случайным прохожим. — Бенюс встал, намекая, что, обидевшись, может и уйти, но Ада словно ничего не заметила. — Я не думал, что ты так быстро изменишься, Ада.
— Твоей ревности конца не видно.—Ада подошла к Бенюсу и взяла его за руки.— Я ценю, что ты неравнодушен ко мне. Кусок льда никуда не годится. Но и от огня проку мало. Лед превращается в воду, а огонь — в золу. Надо найти что-то среднее и быть мужчиной. Ты понял меня? — Бенюс молчал.—Я не могу на виду у всех вешаться тебе на шею. Наши отношения должны казаться со стороны полуофициальными. Хотя бы до тех пор, пока ты гимназист...—Ада сжала его руки своими мягкими пальчиками и соблазнительно улыбнулась. — А теперь иди домой, милый.
Бенюс, не веря своим ушам, посмотрел на нее. Ада была в темно-синем шелковом платье с глубоким вырезом, ее белую, нежную шею украшало тяжелое жемчужное ожерелье, в розовых ушках качались драгоценные серьги. Она была нежна, как кошка, ароматна, как цветок, и неприступна, как королева.
— Ада...— Бенюс попытался обнять ее, но она мягко отстранила его.
— Не надо раздражать себя, милый. Все равно сегодня ты не сможешь остаться...
— Почему, Ада? — Бенюс задыхался от волнения. Сегодня госпожа Катенене казалась ему еще прекрасней, еще соблазнительней.
— Я больна...
— Больна? — Бенюс не понял.— Чем? Ты прекрасно выглядишь.
— У женщин бывают разные болезни. — Она потупилась. — Прости, милый...
Бенюс смущенно переминался с ноги на ногу. Он бы многое отдал за то, чтобы остаться на эту ночь у Ады. Но она уже открыла дверь, и он, злой и мрачный, вышел в коридор. На вешалке Бенюс увидел зеленую шляпу. Он не сомневался, что это шляпа Пятраса.
— Почему Пятрас забыл шляпу?
— Какую шляпу? А... Неужели...—растерялась Ада.
Бенюс окинул коридор безумным взглядом. Дверь на кухню была полузакрыта. Он кинулся туда, ногой толкнул дверь и взмахнул фонариком.
У окна стоял Стимбурис...
Бенюс обернулся и посмотрел на Аду уничтожающим взглядом.
— Хам! — крикнула она возмущенно.
— Шлюха!..—процедил сквозь зубы Бенюс.
— Вон! — Ада распахнула дверь. — Уходи, хамское отродье! — Женщина размахнулась, и от крепкой пощечины у Бенюса из глаз буквально искры посыпались. Он даже не почувствовал, как очутился на улице.
Пришел в себя Бенюс только возле дома Бальчю-наса, провел ладонью по пылающему лицу и замедлил шаг. Вот, значит, как — была его первая мысль.—Он обманут, выброшен на улицу, а они сидят (нет, лежат!) на диване в гостиной и смеются над наивным
гимназистом. Самка и самен! Два распутника... А он? Хамское отродье и совсем одинок. Ночь, улица и он. Больше ничего. Почему? Кто виноват? Стимбурис? Ада? Сикорскис? Никто не виноват. Нет, все виноваты! Бенюс заскрипел зубами. Виноваты Мингайла, отчим, мать. Все виноваты! У дома Бальчюнаса он остановился и злобно усмехнулся: с окон Габренаса были сняты ставни. Потрудились парни... Бенюс минуту смотрел на освещенное окно, до половины затянутое ситцевой занавеской. Учитель сидел за столом и что-то писал. «Тетрадки проверяет, старик проклятый. Сидит довольный, спокойный и ставит колы. Колун! Вот кто еще виноват! Он всех виновней, ведь все началось с него». Бенюс стиснул кулаки, даже пальцы затрещали. В двух шагах от него лежал заиндевевший кирпич. Бенюс нагнулся, поднял кирпич и размахнулся.
Аницетасу показалось, что кто-то идет за ним следом. Он обернулся, но в темноте ничего не было видно. Интересно, который час? Наверное, после одиннадцати, а может, и все двенадцать, ведь на улицах уже потушили фонари. Бедная мама! Что она думает, волнуется, наверно, что сын так долго не возвращается? Он солгал, что уходит часика на два. Но что он мог сделать? Сказать, что идет в Рикантай расклеивать листовки? Да и был он не только в Рикантай: по дороге еще заглянул в Жаленай, в Линвартис, а последнюю листовку приклеил возле самого местечка—у лесничества. Аницетас был доволен походом, и теперь ему хотелось только досыта поесть и выспаться. От усталости и желания спать кружилась голова. Чтобы сократить путь, он пустился по улице Глуосню, мимо костела. Бояться было нечего, поручение выполнено, а в карманах никаких улик. Но Аницетас все-таки рассудил, что лучше никому не попадаться на глаза, и потому обрадовался, счастливо миновав центральную площадь. Улица Глуосню была пустынна. Кое-где в окнах еще горел свет. Было тихо, только ветер, поднявшийся в полночь, завывал в голых ветвях. Аницетас остановился. Ему показалось, что кто-то идет следом. «Снова...—раздраженно подумал он. — Нервы никуда не годятся. Скоро собственной тени бояться начну». Но на этот раз воображение не обмануло: сзади, и правда, раздались шаги. Аницетас ускорил шаг, решив оторваться от преследователя, но услышал, что еще кто-то идет ему навстречу. «Хм... и правда странно...—с беспокойством подумал он.— Похоже, будто меня хотят взять в клещи...» Он снова остановился и мгновение раздумывал, что делать. «На полицию мне начхать,—доказательств нет. Но если Горилла или директор узнают, что я шляюсь по ночам, могут быть серьезные неприятности... На всякий случай надо уйти с дороги, пока эти ночные птицы не пройдут». Аницетас огляделся. Прямо перед ним светились окна Бальчюнаса. Шагах в пятнадцати улица сворачивала налево. На углу стоял старый деревянный домик, огороженный забором. У забора росла старая липа. Аницетас притаился за деревом и застыл. Человек впереди быстро приближался. Еще несколько шагов, и он поравнялся с липой. Аницетас узнал владельца этого домика, тряпичника Бейскиса. Заскрипела калитка, щелкнул в замке ключ, и все стихло. Аницетас вздохнул с облегчением. Но куда же делся второй? Почему не слышно его шагов? Аницетас высунул голову из-за дерева и выглянул на улицу. В то же мгновение звякнуло стекло. Кто-то закричал, залаяла собака, и раздался топот бегущих ног. Аницетас вскочил, словно его толкнула пружина, и кинулся наперерез бегущему. Бенюс, увидев неожиданного врага, повернул назад, но было уже поздно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99