Виновных найти не удалось, и пришлось отвечать дежурным. А в этот день дежурили Бенюс с Сикорскисом. Хотя они и утверждали, что ничего не знают, директор оставил обоих на два часа после уроков и пригрозил, что вызовет родителей. Вскоре после этого брошенный из засады кирпич уложил на три дня Аницетаса, а учительница Даумантайте получила предупреждение, в котором неизвестный автор печатными буквами требовал распустить кружок культуры и «быть верной своей нации». В конце ноября «Юный патриот» вышел с вкладкой. Всю среднюю страницу занял злой памфлет, направленный против Советского Союза. Автор статейки вспоминал времена царского гнета в Литве, запрет литовской печати и желчно призывал не забывать обиды, нанесенной русскими литовской нации. «Нет среди нас места потомкам жандармов!» — патетически заканчивал свою статью неизвестный автор. Статью украшал нарисованный Лючвартисом жандарм, необыкновенно похожий на извозчика Голубова, сын ко-
торого, Борис, учился в шестом классе. Намек не пропал даром: сторонники «Юного патриота» начали донимать шестиклассников — как те могут выносить в своем классе потомка бывших поработителей Литвы. Горячие головы предлагали проучить Бориса, потому что кто другой, если не русский, должен ответить за свинства своих соплеменников? А Бенюс считал, что достаточно заставить Бориса отказаться от своей нации, и вопрос будет решен. Такой совет понравился свите Сикорскиса, и на той же перемене заговорщики потребовали, чтобы Борис встал на колени и торжественно поклялся, что никогда не будет иметь ничего общего с русскими, вечными врагами его братьев — литовцев. Юный Голубов был достаточно горд и отказался наотрез. Вскоре он жестоко поплатился. Как-то вечером в темном переулке на него навалились заговорщики и исколотили до потери сознания. Ему набросили на голову мешок, но одного из нападавших Борис узнал по голосу и мог дать голову на отсечение, что там был Жутаутас. Бенюс выкрутился, — сказал, что в это время он с Сикорскисом готовил уроки, и Альбертас подтвердил, но в душу Виле заполз червяк. Раньше, после трагикомического происшествия с Габренасом, она ни в чем не винила Беню-са. Ей даже в голову не пришло, что нападение на Аницетаса может быть как-то связано с именем любимого. Но когда она услышала разговор Бенюса с шестиклассниками, среди которых было немало поклонников газеты, а вскоре после этого был избит Борис и он узнал среди заговорщиков Жутаутаса, Виле принялась внимательно наблюдать. Поведение Бенюса развеяло последние сомнения. Она быстро поняла, что между ним и последними событиями в гимназии существует какая-то логическая связь, но долго таила это. открытие от самой себя. Игра в прятки становилась все более невыносимой, и наконец Виле решила положить конец мучительному неведению.
— Бенюс, это правда то, что ученики говорят про тебя?
— Успокойся, — Бенюс криво усмехнулся, выражая этой улыбкой величайшее презрение ко всякой болтовне и ее распространителям. — Пускай думают, что хотят. Я Аницетаса кирпичом не угощал, и могу, как Пилат, умыть руки.
— Только как Пилат?
— Не придирайся. И вообще, зачем делать из мухи слона? Ведь по сравнению с тем, что теперь происходит в мире, ни штаны Габренаса, ни твой Борис с Аницетасом выеденного яйца не стоят. Рушатся троны, меняются границы государств, каждый день гибнут за свободу тысячи людей. Ты читала речь Гитлера? Фюрер собирается присоединить свою родину к Германии. Австрия будет вычеркнута на карте, как недавно итальянцы вычеркнули Абиссинию. А этот росчерк может вызвать войну.
— Значит, Борис тоже ошибся? — живо спросила Виле, вдохновленная надеждой. — Ты не был там, с этими... драчунами?
— Нет! Я не понимаю, чего ты пристала, — вдруг вспыхнул Бенюс. — Я не хочу отвечать на глупые вопросы. Аницетас-Борис, Борис-Аницетас! Что они тебе? Чего ты болеешь за них? Может, тебе мало нас с Аницетасом, хочешь еще подружиться с этим русским?
— Ты не понимаешь, что говоришь!
— Возможно, — отрезал Бенюс. — Во мне достаточно национальной гордости. Я не хожу мыть полы в еврейскую лавку вместо больного большевика и не защищаю тех, кто полтора столетия порабощал нашу нацию.
— Ты жестокий, Бенюс.
— Нет, — ответил он. — Я служу благородному делу. Когда ты прозреешь и найдешь свою дорогу, тебе будет стыдно того, что ты теперь сказала.
— Дорогу...—с отчаянием воскликнула Виле.—С хулиганами! Против учителей, против друзей! Разве о такой дороге ты мечтал, поступая в гимназию?
— Большая река начинается в грязном болоте, а вода все равно чистая, — ответил Бенюс наставительно.
— Все какие-то странные намеки. Ты что-то скрываешь. Одумайся, Бенюс! Не прислушивайся ты к этой газетенке! Все равно их выследят и исключат из гимназии.
Бенюс снисходительно улыбнулся.
— Конечно, кое-кто этого бы хотел, да руки коротки.
— Напрасно ты шутишь! Лучше подумай, что бы было с теми, кто избил Бориса, или с теми, которые вымазали стул кислотой, если бы их поймали?
— Кое-кто и рад бы поймать, да руки коротки.
Они расстались — каждый остался при своем. Виле ничего толком не узнала, но разговор подтвердил ее подозрения.
Морозы ударили рано и неожиданно. Еще в середине ноября мягкий западный ветер шумел среди голых ветвей, по-весеннему грело солнце, а уже неделю спустя землю сковал холод, повалил снег, за несколько дней наступила настоящая зима.
Воскресным утром Аницетас тщательно отутюжил форму, заштопал рукав пальто и вышел на прогулку. После той встречи в Линвартисе он обещал себе больше не ходить к Виле, но обещание осталось обещанием. Любовь оказалась сильнее воли. А любовь крепла, росла, опутывала сердце, невидимой паутиной рабства. Раньше Аницетас еще боролся с собой и надеялся порвать эту паутину, но, выздоровев после удара кирпичом, почувствовал, что у него нет ни сил, ни желания сопротивляться. Дома, пока рука была в гипсе, у него оказалось много свободного времени, и поэтому он много читал. Но перед глазами все время стояла Виле, и иногда, забывшись, он шептал ее имя. Это были счастливые дни; иногда он почти благодарил неизвестного врага. В такие мгновения он забывал и гимназию, и своих единомышленников, и свои дела, которые должны были ухудшиться, потому что, пока он болел, Гальперин наверняка нашел другого человека для мытья полов. Ну и пусть! Теперь не надо думать о плохом. Ведь пришла Виле! Вот она сидит, с нежной задумчивостью глядя на замерзшее окно. С тех пор, как Аницетаса постигло несчастье, она каждый вечер заходит навестить товарища по классу. Топит печку, греет воду, прибирает в комнате. Ее голос приятно звучит в мрачной лачуге. Она рассказывает школьные новости, пытается объяснить завтрашние уроки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
торого, Борис, учился в шестом классе. Намек не пропал даром: сторонники «Юного патриота» начали донимать шестиклассников — как те могут выносить в своем классе потомка бывших поработителей Литвы. Горячие головы предлагали проучить Бориса, потому что кто другой, если не русский, должен ответить за свинства своих соплеменников? А Бенюс считал, что достаточно заставить Бориса отказаться от своей нации, и вопрос будет решен. Такой совет понравился свите Сикорскиса, и на той же перемене заговорщики потребовали, чтобы Борис встал на колени и торжественно поклялся, что никогда не будет иметь ничего общего с русскими, вечными врагами его братьев — литовцев. Юный Голубов был достаточно горд и отказался наотрез. Вскоре он жестоко поплатился. Как-то вечером в темном переулке на него навалились заговорщики и исколотили до потери сознания. Ему набросили на голову мешок, но одного из нападавших Борис узнал по голосу и мог дать голову на отсечение, что там был Жутаутас. Бенюс выкрутился, — сказал, что в это время он с Сикорскисом готовил уроки, и Альбертас подтвердил, но в душу Виле заполз червяк. Раньше, после трагикомического происшествия с Габренасом, она ни в чем не винила Беню-са. Ей даже в голову не пришло, что нападение на Аницетаса может быть как-то связано с именем любимого. Но когда она услышала разговор Бенюса с шестиклассниками, среди которых было немало поклонников газеты, а вскоре после этого был избит Борис и он узнал среди заговорщиков Жутаутаса, Виле принялась внимательно наблюдать. Поведение Бенюса развеяло последние сомнения. Она быстро поняла, что между ним и последними событиями в гимназии существует какая-то логическая связь, но долго таила это. открытие от самой себя. Игра в прятки становилась все более невыносимой, и наконец Виле решила положить конец мучительному неведению.
— Бенюс, это правда то, что ученики говорят про тебя?
— Успокойся, — Бенюс криво усмехнулся, выражая этой улыбкой величайшее презрение ко всякой болтовне и ее распространителям. — Пускай думают, что хотят. Я Аницетаса кирпичом не угощал, и могу, как Пилат, умыть руки.
— Только как Пилат?
— Не придирайся. И вообще, зачем делать из мухи слона? Ведь по сравнению с тем, что теперь происходит в мире, ни штаны Габренаса, ни твой Борис с Аницетасом выеденного яйца не стоят. Рушатся троны, меняются границы государств, каждый день гибнут за свободу тысячи людей. Ты читала речь Гитлера? Фюрер собирается присоединить свою родину к Германии. Австрия будет вычеркнута на карте, как недавно итальянцы вычеркнули Абиссинию. А этот росчерк может вызвать войну.
— Значит, Борис тоже ошибся? — живо спросила Виле, вдохновленная надеждой. — Ты не был там, с этими... драчунами?
— Нет! Я не понимаю, чего ты пристала, — вдруг вспыхнул Бенюс. — Я не хочу отвечать на глупые вопросы. Аницетас-Борис, Борис-Аницетас! Что они тебе? Чего ты болеешь за них? Может, тебе мало нас с Аницетасом, хочешь еще подружиться с этим русским?
— Ты не понимаешь, что говоришь!
— Возможно, — отрезал Бенюс. — Во мне достаточно национальной гордости. Я не хожу мыть полы в еврейскую лавку вместо больного большевика и не защищаю тех, кто полтора столетия порабощал нашу нацию.
— Ты жестокий, Бенюс.
— Нет, — ответил он. — Я служу благородному делу. Когда ты прозреешь и найдешь свою дорогу, тебе будет стыдно того, что ты теперь сказала.
— Дорогу...—с отчаянием воскликнула Виле.—С хулиганами! Против учителей, против друзей! Разве о такой дороге ты мечтал, поступая в гимназию?
— Большая река начинается в грязном болоте, а вода все равно чистая, — ответил Бенюс наставительно.
— Все какие-то странные намеки. Ты что-то скрываешь. Одумайся, Бенюс! Не прислушивайся ты к этой газетенке! Все равно их выследят и исключат из гимназии.
Бенюс снисходительно улыбнулся.
— Конечно, кое-кто этого бы хотел, да руки коротки.
— Напрасно ты шутишь! Лучше подумай, что бы было с теми, кто избил Бориса, или с теми, которые вымазали стул кислотой, если бы их поймали?
— Кое-кто и рад бы поймать, да руки коротки.
Они расстались — каждый остался при своем. Виле ничего толком не узнала, но разговор подтвердил ее подозрения.
Морозы ударили рано и неожиданно. Еще в середине ноября мягкий западный ветер шумел среди голых ветвей, по-весеннему грело солнце, а уже неделю спустя землю сковал холод, повалил снег, за несколько дней наступила настоящая зима.
Воскресным утром Аницетас тщательно отутюжил форму, заштопал рукав пальто и вышел на прогулку. После той встречи в Линвартисе он обещал себе больше не ходить к Виле, но обещание осталось обещанием. Любовь оказалась сильнее воли. А любовь крепла, росла, опутывала сердце, невидимой паутиной рабства. Раньше Аницетас еще боролся с собой и надеялся порвать эту паутину, но, выздоровев после удара кирпичом, почувствовал, что у него нет ни сил, ни желания сопротивляться. Дома, пока рука была в гипсе, у него оказалось много свободного времени, и поэтому он много читал. Но перед глазами все время стояла Виле, и иногда, забывшись, он шептал ее имя. Это были счастливые дни; иногда он почти благодарил неизвестного врага. В такие мгновения он забывал и гимназию, и своих единомышленников, и свои дела, которые должны были ухудшиться, потому что, пока он болел, Гальперин наверняка нашел другого человека для мытья полов. Ну и пусть! Теперь не надо думать о плохом. Ведь пришла Виле! Вот она сидит, с нежной задумчивостью глядя на замерзшее окно. С тех пор, как Аницетаса постигло несчастье, она каждый вечер заходит навестить товарища по классу. Топит печку, греет воду, прибирает в комнате. Ее голос приятно звучит в мрачной лачуге. Она рассказывает школьные новости, пытается объяснить завтрашние уроки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99