— Если б ты не был скаутом, не закатил бы,— отозвался Альбертас. — Колун явный левак, а может быть, даже коммунист. Отец собрал о нем сведения. Хоть куда характеристики: за десять лет прошел пять гимназий. Все директоры квалифицируют как хорошего специалиста, но лишенного христианской морали и национальных принципов. Само собой, такой тип не упустит случая подставить ножку гимназисту-патриоту. Первый раз он закатит кол с места, потом срежет у доски, еще как-нибудь прицепится, — и летом на тебе, переэкзаменовка. Только захотеть, а учитель всегда найдет предлог, чтобы оставить на второй год.
— Честное слово, парни! — крикнул Людас. — Святая истина! У учителя все предлоги в дело годятся. В прошлом году на письменной по-литовскому Гряужинис перепутал малую толику предлогов, и за это Даумантайте поставила двойку.
— Даумантайте тоже не лыком шита. То, что ты сын городского головы — ее не пугает, — уколол Бенюс.
— Они с Колуном — два сапога пара,—заключил Альбертас. — К этой компании можно еще прибавить синьорину Катилину с Ковылягой. Но опасней всех Даумантайте и Колун. Учитель Мингайла рассказал мне такие вещи... Не приходится сомневаться в антилитовской деятельности упомянутых учителей.—Си -корскис многозначительно развел руками.— На людях они ходят в костел, а дома запрутся и читают «Свободную мысль»]. В дни национальных праздников вместе со всеми шагают на парад, аплодируют ораторам, но сами с трибуны слова не скажут, потому что «Летувос жинёс» и «Культура»2 их сердцу ближе, чем «Летувос айдас» 3 или «Тримитас»4. Пока к нам нельзя придраться — они бессильны. Но достаточно чуточку поскользнуться, чтобы вопрос поставили на педагогическом совете, и уж тогда они нам покажут когти. Помните историю Стимбуриса? Мингайла уверен, что Пятраса не исключили бы, если б не эта пара притворщиков да либерал Маргис со святошей Думбенайте. И то сказать, что страшного сделал Стимбурис? Ну, влюбился в девушку, ну, обманул ее. Та погорячилась, покончила с собой. Пятрас, конечно, дурак, нечего бегать за юбкой. Но и Эльзе виновата, ведь ребенок не без ее ведома завелся. Она даже более виновата,— мыто видели, как она буквально вешалась Пятрасу на шею, прохода ему не давала. На заседании педагогического совета так было и решили: Эльзе виновата, Стимбурису снизить поведение до тройки и оставить в гимназии. На этом бы все и кончилось, если бы Ковыляга со своей компанией не перевернули все заседание вверх ногами. По их мнению, Стимбурис аморальный элемент, едва ли не преступник, и его дальнейшее пребывание в гимназии нанесло бы страшный урон воспитательной работе. Они прямо сокрушались, почему за подобные преступления не отдают под суд (если по глупости попасть в беду. А они доказали, что это преступление, — ведь синьорина Катилина говорит не хуже Цицерона. И Стимбурис был обречен. Его втоптали в грязь, а Габренас с Даумантайте чуть не лопнули от счастья.
1 «Свободная мысль» — газета литовских атеистов.
2 «Летувос жинес» и «Культура» — газета и журнал буржуазной оппозиции.
3 «Летувос айдас» — официальная газета правящей партии.
4 «Тримитас» — журнал шаулисов.
— У Стимбуриса все так сложилось, — вмешался Ромас—Если бы после всего этого Габренас еще не поймал его в уборной, когда он...
— Конечно,—злорадно откликнулся Бенюс— Нечего оправдывать этого онаниста.
— А ты видел? Фарс! Болтовня Стяпулиса, — зло отрезал Сикорскис. — Старик Стимбурис всеми уважаемый человек. Его избрали председателем родительского комитета. А всеобщее признание о многом говорит. Конечно, компании Габренаса и Маргиса не нравится, что Стимбурис богаче их. Ромас правильно говорит: Пятраса бы уже давно из гимназии исключили, только руки были коротки. А тут такой повод. И все-таки я думаю, они бы отнеслись к нему снисходительней, если бы он не был скаутом. Любым способом тормозить рост националистически настроенной интеллигенции — вот их цель, как правильно говорит Мингайла. Стимбурису это все не страшно. Исключили из Скуоджяйской гимназии — он уехал в Клайпеду. Но что делать, скажем, Бенюсу, если его постигнет такая судьба? Он бы не смог прожить в городе, где все дороже, не мог бы платить за учебу и пришлось бы бросить гимназию. Конечно, он бы тоже не погиб: получил какую-нибудь мелкую службу, женился бы, завел детей и так бы прокоптел весь свой век. Но нация ждет от него большего. Литве нужны способные ученые, офицеры, специалисты А учителям типа Габренаса и Маргиса такие патриоты не по душе.
— Я не понимаю,—прервал Сикорскиса Бенюс — Ты доказал, что Колун и его друзья — наши враги. С этим я согласен. Они ослабляют мощь нации, но директор терпит их. Что это значит? Разве тот, кто не борется против зла, не такой же преступник, как и те, кто творит это зло?
— С точки зрения честного патриота,— так. Сознательный литовец не будет мириться с отступниками. Но вся беда в том, что у нас слишком много замшелых стариков. Верить не хочется, что такой размазня, как наш директор Ольвидас, участвовал в битвах за независимость. Таких надо к чертовой матери гнать с их гнилыми идеями. Чего они сюда лезут, чего путаются под ногами? Сами не знают. Напялили на себя либерализм, как штаны, почесываются, сердятся, что чешется, и никак не поймут, откуда паразиты завелись. Идиоты! Сбросьте эти штаны и увидите, что сразу перестанет чесаться. Куда им! Ведь штаны расстегнуть надо. Да еще нагнуться, — а жирок не позволяет. Нет, без посторонней помощи тут ничего не выйдет. Ничего не получится, пока у нас не будет своего, литовского Шикльгрубера. В Германии тоже набралось дыма до потолка. Пришел Гитлер, распахнул окна, двери — всю вонь сквозняком вытянуло. Иностранцы — вон из государственных учреждений! Евреи — отдавайте банки, фабрики, торговлю! Хотите вы этого или не хотите, уважаемые союзники, но Австрия — древняя немецкая земля и должна вернуться к фатерлянду. Гитлер — гений. Он за четыре года сделал столько, сколько Гинденбург не смог бы за четыре десятилетия. Сикорскис вскочил, и, прислонившись к замшелому стволу липы, минуту молча смотрел на заходящее солнце. Его костистое смуглое лицо было бледнее обычного, карие глаза сверкали, словно раскаленные угли, широкие ноздри нервно подрагивали, жадно втягивая пьянящие запахи липового цвета и сохнущего сена. Остывающее солнце залило медью низкую коренастую фигуру, красивую голову, густые черные волосы, зачесанные как у Гитлера — налево. Сам невысокий, Альбертас всегда подчеркивал, что гениальные исторические личности не отличались большим ростом; может, он и напоминал слегка канцлера третьего рейха, а может, прическа подсказала друзьям такую мысль,—но все трое подумали, что Альбертас человек особенный, и обменялись многозначительными взглядами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99