Ему было и радостно, и страшно, что придется сидеть с сыном банкира. Ведь товарищ по парте это как бы второй брат.
Переселяемые спешно собирали книги.
Гряужинис сидел, откинувшись, закинув ногу на ногу, и беззаботно улыбался. Но когда его сосед шагнул из-за парты, Людас вдруг схватил его за полу и так сильно рванул, что тот с грохотом шмякнулся обратно на скамью.
— Это еще что такое? — удивилась Даумантайте.— Как тебя зовут, веселый мальчик?
— Меня? — Гряужинис прикинулся удивленным.
— Да, да.
— Меня, что ли? — Он ткнул себя пальцем в грудь и нагло осклабился. — Если меня, то зовите меня Людасом Гряужинисом.
Класс хохотал.
— Когда говорят со старшими, надо встать. — Учительница пыталась улыбнуться, но в ее глазах мелькнул страх и еле сдерживаемый гнев. — Мне нравятся веселые мальчики, но давайте условимся, что на уроках шутить не будем. Хорошо?
Людас тупо уставился в потолок и молчал. В классе снова раздался смех.
— Садитесь. — Учительница повернулась к соседу Гряужиниса. — Чего ты ждешь, мальчик? Бери свои книги и иди на место Жутаутаса. Жутаутас!
— Я не буду сидеть с Жутаутасом, — вдруг пошевелился Людас.
— Почему?
— Потому, что у меня есть с кем сидеть.
— Встаньте!
Гряужинис, вставая, так трахнул крышкой парты, что в классе словно выстрел прогремел.
— Сказал, с Жутаутасом сидеть не буду, ну и не буду.
— Он ублюдок! — крикнул кто-то от двери.
Все уставились на Бенюса, который стоял с портфелем в руках рядом со своей партой, позеленев от стыда и злости.
— Хорошо, пусть будет так. — Учительница подошла к Бенюсу и взяла его за руку. — Временно пусть будет так. Стяпулис, ты примешь Жутаутаса за свою парту?
— Мы уже подружились, — глаза Аницетаса дружески улыбались.
— Ну и замечательно! Поменяйтесь местами, мальчики.
Захлопали крышки парт. Бенюс словно чужими руками прижал к животу портфель и, понурив голову, побрел к парте Аницетаса. Он был смертельно оскорблен. Ему казалось, что весь класс смотрит на него и видит его позор. В эту минуту он всей душой ненавидел Гряужиниса, по милости которого испытал такую несправедливость. Ненавидел он и учительницу за то, что она уступила Людасу, а больше всего сердился на Аницетаса, который, не к месту вмешавшись, окончательно испортил дело.
— От тебя воняет, — прошептал он, чтобы излить злобу. — Рядом с тобой невозможно сидеть.
— Я?.. У меня мама прачка...— ответил Аницетас. Губы у него дрожали.
В середине сентября Бенюса впервые вызвали к доске. «Боевое крещение» он принял из рук преподавателя географии Сенкуса. Бенюсу не нравился этот учитель. Ему становилось не по себе от одного его взгляда, а дни, когда был урок географии, камнем висели на шее. Бенюс просто боялся Сенкуса. Его приводила в трепет суровость этого человека, его холодный металлический голос, пронзительный взгляд, каменное лицо, на котором редко-редко проступало подобие улыбки. А смеялся Сенкус еще реже. И не как все люди, а с каким-то бешенством, злобно-угрожающе. Учитель носил очки с зеленоватыми стеклами и очень тесный пиджак. Когда он писал на доске, короткие рукава вздергивались почти до локтей, и были видны руки, поросшие густой серой шерстью. В гимназии его не любили и прозвали Гориллой.
Бенюса вызвали третьим. Первым был Лючвартис. Он едва вытянул на тройку. Потом отвечал Альбер-тас. Тот хорошо знал урок, но все равно на чем-то запнулся.
Бенюс поднял руку.
— Ну? — прорычал Горилла. Бенюс поправил Сикорскиса.
— Ну! — учитель многозначительно посмотрел на Альбертаса.
Сикорсис сделал еще одну ошибку, которую снова исправил Бенюс. Лицо Сенкуса исказило подобие улыбки.
— Садись.— Он навалился на журнал и, не садясь, вывел отметку.
— Пять с минусом, — прилетело с первой парты по «ученическому телеграфу».
Сенкус выпрямился, правой рукой приподнял очки. Леденящий душу взгляд вонзился в Бенюса.
— Ну! — учитель поманил его пальцем. Бенюс нерешительно встал.
— Тебе, тебе говорят, профессор, — рявкнул Сенкус, вытирая платком стекла очков. — Валяй сюда. Показывай свою мудрость.
Бенюс вышел и повернулся к классу.
— Ну!
Мальчик принялся рассказывать урок. Поначалу голос срывался, но скоро Бенюс справился с волнением и стал сыпать скороговоркой.
— Ну, — оборвал его Горилла-Сенкус, у которого это короткое словечко имело десятки значений, особенно, когда он подкреплял его соответствующим жестом. На этот раз учитель ударил ладонью по столу, и Бенюс понял, что дальше можно не рассказывать.
— Хорошо, что не зря переводишь родительский хлеб, Жутаутас! Ну! — Сенкус взмахнул рукой, что на этот раз означало «садись». Бенюс щелкнул каблуками. Но в ту же минуту у учителя что-то мелькнуло в голове, и он остановил мальчика. — А скажи, из какой ты волости будешь? Наверное, из Палевянеляй? Там Жутаутасов — как собак.
— Нет, господин учитель. Я здешний, из Рикантай.
— Р-р-разве? — зарычал Горилла. Мутно-зеленые стекла очков подпрыгнули и опустились на нос. — Я, как карман, свою волость знаю. В Рикантай никаких Жутаутасов нет.
— Он сын барышни, господин учитель, — крикнул с последней парты Гряужинис.
— Ну? — Горилла-Сенкус направил свои телескопы на Бенюса, но его каменное лицо не изменилось.
Кровь ударила в голову Бенюсу. Туман застлал глаза. Вместо лиц он видел теперь розовые пятна.
— Ну?
— Я из Ронкисов...—прошептал мальчик. — Фамилия у меня по матери...
— Ронкисов? — Учитель пытался что-то вспомнить.—Этих бобылей?
— У него отчим однорукий, — вмешался Альбер-тас.
— Вот как! — по лицу Гориллы скользнула зловещая улыбка.—Этот большевик? Безбожник?
Бенюс молчал.
— А мать откуда?
— Из Аукштайтии...
— А где «господин учитель»?
— Господин учитель...
— Покажи на карте родину своей матери. Чего стоишь? Не знаешь, где Аукштайтия? Ну!
Бенюс взял прислоненную к доске полированную указку. Рука у него дрожала.
— Куда ведешь? Этот угол относится к Северной Литве, а не к Аукштайтии. Снова съехал. Это же Средняя равнина. Покажи еще раз.
Бенюс снова поднял указку. На этот раз вел осторожно, но учитель все-таки нашел повод прицепиться. Потом Сенкус спросил, какой самый большой город в Средней Аукштайтии. Бенюс от волнения перепутал Утяну с Укмярге, и раздалось еще одно предостерегающее «ну!».
— Не такой уж ты ученый, как поначалу показался,— Горилла подошел к столу и наклонился к журналу.—Может, знаешь, какой самый красивый город в Аукштайтии?
— Про это нет в учебнике, господин учитель,— прошептал Бенюс.
— Хороший ученик знает больше, чем написано в учебнике. Только средний ученик довольствуется учебником, — отрезал Сенкус. — Самый красивый город — Аникщяй. Ну! — Сенкус, не садясь, махнул в сторону рукой и навалился на журнал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Переселяемые спешно собирали книги.
Гряужинис сидел, откинувшись, закинув ногу на ногу, и беззаботно улыбался. Но когда его сосед шагнул из-за парты, Людас вдруг схватил его за полу и так сильно рванул, что тот с грохотом шмякнулся обратно на скамью.
— Это еще что такое? — удивилась Даумантайте.— Как тебя зовут, веселый мальчик?
— Меня? — Гряужинис прикинулся удивленным.
— Да, да.
— Меня, что ли? — Он ткнул себя пальцем в грудь и нагло осклабился. — Если меня, то зовите меня Людасом Гряужинисом.
Класс хохотал.
— Когда говорят со старшими, надо встать. — Учительница пыталась улыбнуться, но в ее глазах мелькнул страх и еле сдерживаемый гнев. — Мне нравятся веселые мальчики, но давайте условимся, что на уроках шутить не будем. Хорошо?
Людас тупо уставился в потолок и молчал. В классе снова раздался смех.
— Садитесь. — Учительница повернулась к соседу Гряужиниса. — Чего ты ждешь, мальчик? Бери свои книги и иди на место Жутаутаса. Жутаутас!
— Я не буду сидеть с Жутаутасом, — вдруг пошевелился Людас.
— Почему?
— Потому, что у меня есть с кем сидеть.
— Встаньте!
Гряужинис, вставая, так трахнул крышкой парты, что в классе словно выстрел прогремел.
— Сказал, с Жутаутасом сидеть не буду, ну и не буду.
— Он ублюдок! — крикнул кто-то от двери.
Все уставились на Бенюса, который стоял с портфелем в руках рядом со своей партой, позеленев от стыда и злости.
— Хорошо, пусть будет так. — Учительница подошла к Бенюсу и взяла его за руку. — Временно пусть будет так. Стяпулис, ты примешь Жутаутаса за свою парту?
— Мы уже подружились, — глаза Аницетаса дружески улыбались.
— Ну и замечательно! Поменяйтесь местами, мальчики.
Захлопали крышки парт. Бенюс словно чужими руками прижал к животу портфель и, понурив голову, побрел к парте Аницетаса. Он был смертельно оскорблен. Ему казалось, что весь класс смотрит на него и видит его позор. В эту минуту он всей душой ненавидел Гряужиниса, по милости которого испытал такую несправедливость. Ненавидел он и учительницу за то, что она уступила Людасу, а больше всего сердился на Аницетаса, который, не к месту вмешавшись, окончательно испортил дело.
— От тебя воняет, — прошептал он, чтобы излить злобу. — Рядом с тобой невозможно сидеть.
— Я?.. У меня мама прачка...— ответил Аницетас. Губы у него дрожали.
В середине сентября Бенюса впервые вызвали к доске. «Боевое крещение» он принял из рук преподавателя географии Сенкуса. Бенюсу не нравился этот учитель. Ему становилось не по себе от одного его взгляда, а дни, когда был урок географии, камнем висели на шее. Бенюс просто боялся Сенкуса. Его приводила в трепет суровость этого человека, его холодный металлический голос, пронзительный взгляд, каменное лицо, на котором редко-редко проступало подобие улыбки. А смеялся Сенкус еще реже. И не как все люди, а с каким-то бешенством, злобно-угрожающе. Учитель носил очки с зеленоватыми стеклами и очень тесный пиджак. Когда он писал на доске, короткие рукава вздергивались почти до локтей, и были видны руки, поросшие густой серой шерстью. В гимназии его не любили и прозвали Гориллой.
Бенюса вызвали третьим. Первым был Лючвартис. Он едва вытянул на тройку. Потом отвечал Альбер-тас. Тот хорошо знал урок, но все равно на чем-то запнулся.
Бенюс поднял руку.
— Ну? — прорычал Горилла. Бенюс поправил Сикорскиса.
— Ну! — учитель многозначительно посмотрел на Альбертаса.
Сикорсис сделал еще одну ошибку, которую снова исправил Бенюс. Лицо Сенкуса исказило подобие улыбки.
— Садись.— Он навалился на журнал и, не садясь, вывел отметку.
— Пять с минусом, — прилетело с первой парты по «ученическому телеграфу».
Сенкус выпрямился, правой рукой приподнял очки. Леденящий душу взгляд вонзился в Бенюса.
— Ну! — учитель поманил его пальцем. Бенюс нерешительно встал.
— Тебе, тебе говорят, профессор, — рявкнул Сенкус, вытирая платком стекла очков. — Валяй сюда. Показывай свою мудрость.
Бенюс вышел и повернулся к классу.
— Ну!
Мальчик принялся рассказывать урок. Поначалу голос срывался, но скоро Бенюс справился с волнением и стал сыпать скороговоркой.
— Ну, — оборвал его Горилла-Сенкус, у которого это короткое словечко имело десятки значений, особенно, когда он подкреплял его соответствующим жестом. На этот раз учитель ударил ладонью по столу, и Бенюс понял, что дальше можно не рассказывать.
— Хорошо, что не зря переводишь родительский хлеб, Жутаутас! Ну! — Сенкус взмахнул рукой, что на этот раз означало «садись». Бенюс щелкнул каблуками. Но в ту же минуту у учителя что-то мелькнуло в голове, и он остановил мальчика. — А скажи, из какой ты волости будешь? Наверное, из Палевянеляй? Там Жутаутасов — как собак.
— Нет, господин учитель. Я здешний, из Рикантай.
— Р-р-разве? — зарычал Горилла. Мутно-зеленые стекла очков подпрыгнули и опустились на нос. — Я, как карман, свою волость знаю. В Рикантай никаких Жутаутасов нет.
— Он сын барышни, господин учитель, — крикнул с последней парты Гряужинис.
— Ну? — Горилла-Сенкус направил свои телескопы на Бенюса, но его каменное лицо не изменилось.
Кровь ударила в голову Бенюсу. Туман застлал глаза. Вместо лиц он видел теперь розовые пятна.
— Ну?
— Я из Ронкисов...—прошептал мальчик. — Фамилия у меня по матери...
— Ронкисов? — Учитель пытался что-то вспомнить.—Этих бобылей?
— У него отчим однорукий, — вмешался Альбер-тас.
— Вот как! — по лицу Гориллы скользнула зловещая улыбка.—Этот большевик? Безбожник?
Бенюс молчал.
— А мать откуда?
— Из Аукштайтии...
— А где «господин учитель»?
— Господин учитель...
— Покажи на карте родину своей матери. Чего стоишь? Не знаешь, где Аукштайтия? Ну!
Бенюс взял прислоненную к доске полированную указку. Рука у него дрожала.
— Куда ведешь? Этот угол относится к Северной Литве, а не к Аукштайтии. Снова съехал. Это же Средняя равнина. Покажи еще раз.
Бенюс снова поднял указку. На этот раз вел осторожно, но учитель все-таки нашел повод прицепиться. Потом Сенкус спросил, какой самый большой город в Средней Аукштайтии. Бенюс от волнения перепутал Утяну с Укмярге, и раздалось еще одно предостерегающее «ну!».
— Не такой уж ты ученый, как поначалу показался,— Горилла подошел к столу и наклонился к журналу.—Может, знаешь, какой самый красивый город в Аукштайтии?
— Про это нет в учебнике, господин учитель,— прошептал Бенюс.
— Хороший ученик знает больше, чем написано в учебнике. Только средний ученик довольствуется учебником, — отрезал Сенкус. — Самый красивый город — Аникщяй. Ну! — Сенкус, не садясь, махнул в сторону рукой и навалился на журнал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99