..
Бенюс недоверчиво взглянул на мать.
— Когда вырастешь, я тебе все расскажу, — добавила она, чувствуя, как открываются старые раны.— А покамест не забудь, никогда не забывай, сынок, что твой отец был плохой человек. Он выгнал меня из дому, отказался от тебя, своего сына, и если бы не Ронкис, нам бы давно лежать под землей.
— А где он теперь? Почему ты, мама, никогда про него не говоришь?
— Он далеко отсюда. В Аукштайтии. Кто знает, может, и помер уже...
— Поделом такому. — Подбородок Бенюса трясся. На глазах заблестели злые слезы.
— Бог ему судья, — прошептала женщина.—Все-
вышний лучше знает, кого оправдать, а кого осудить. — Она положила кнут, обняла сына и крепко прижала к груди. — Господь не захотел, чтобы ты вырос у плохого человека. Он дал тебе другого отца, лучшего, который тебя одевает, кормит, пускает учиться. Отец желает тебе добра, ты не смотри, что он иногда строгий. А за добро надо платить добром, сынок.
Учебный год начался на следующий день торжественным молебном. Гимназисты шли через местечко, выстроившись классами. Учителя рассыпались вдоль колонны, которую возглавляли восьмиклассники. Директор с инспектором важно шествовали во главе, сосредоточенно разглядывая спины пожарного оркестра, который оглушал слушателей популярным военным маршем. Хвост зевак тянулся за гимназистами до церковного двора. Музыка всех настроила торжественно. Жители местечка махали знакомым, поздравляли гимназистов, а матери утирали слезы гордости, сквозь которые не различали никого, кроме собственных детей.
Второй класс шел в хвосте колонны. В первом ряду шагала четверка самых высоких мальчиков. Бенюс шел в третьем ряду, а Альбертас Сикорскис, который был ниже ростом, — сзади него. В начальной школе Бенюс научился ходить в строю, он старался шагать в ногу, но задние то и дело наступали на пятки, путали, а на рыночной площади, где гуще всего стояли зеваки, кто-то подставил ногу, Бенюс споткнулся и всех рассмешил. Но это не испортило ему настроения. Он впервые шагал под оркестр. Ему казалось, что люди смотрят только на него, любуются только его формой, молодецким взмахом рук и видят, что сын самого Сикорскиса идет позади него...
Когда они были на середине рынка, ударил колокол, и оркестр замолк. Колокол звонил, пока все гимназисты не вошли в костел. От множества свечей, ладана и людей в храме было тепло, торжественно, уютно. Величественно гудел орган, на хорах пели ученики. Капеллан гимназии Лапинскас, в красных с золотом ризах, служил молебен. Ему прислуживали четыре мальчика в белых стихарях. Одного из них Бе-
нюс знал. Его звали Ромасом Лючвартисом. Бенюс поселился с ним в одной комнате. Он хотел похвастаться соседу, но побоялся нарушить праздничную торжественность. Звуки органа и стройное пение хора растрогали Бенюса. Он вспомнил минувшую весну, когда шел к первому причастию. Сердце мальчика наполнилось нежностью и бесконечной любовью ко всем. Он смотрел на алтарь полными слез глазами. Священник повернулся к людям, поднимая дары. Все смиренно склонили головы, били себя в грудь. «Боже, будь добр, — шептал Бенюс, — сделай, чтобы я хорошо учился, чтобы я всех обогнал, чтобы у меня было много хороших друзей и никто надо мной не смеялся. Я буду хорошим, буду любить всех и молиться тебе, господи. За маму, за отчима, за Шарунаса. За всех буду молиться, только выслушай меня, господи...» Мальчик поднял глаза. Со сводов костела с любовью глядели на него крылатые ангелы и святые. На центральной колонне восседал за тайной вечерей Христос со своими учениками; на женской половине Михаил Архангел дул в трубу. Бенюс увидел одинокого воробышка, который кружился около витража, изображающего Марию с младенцем, вспомнил все разоренные им птичьи гнезда и еще пуще расстроился. Да простит его небо! С этого дня он будет жить, как велит господь. Он не сердится на того злого мальчика, который в строю подставил ему ножку. Бенюс первый протянет ему руку, все простит.
Пред великим таинством Твоим телом, кровию...—
гудел хор под торжественный гул органа.
Взгляд мальчика скользнул по хорам. Все певчие были незнакомые. Неожиданно Бенюс увидел среди них высокую худую девочку с пепельными волосами. Где же он ее встречал? Ада Сикорските! Ух ты, какая важная и как нос задирает! Сразу видно, что из рода господ Сикорскисов. Тьфу! Индюшка... Дуйся не дуйся, а все равно дура, раз пятый год ходишь в гимназию и сидишь в третьем классе...
Звон колокольчика напомнил Бенюсу о только что данном обещании, он перекрестился и стал горячо молить бога, чтобы простил ему грешные мысли.
После мессы ученики тем же торжественным порядком направились обратно к гимназии, которая находилась за мостом, на окраине местечка. Двухэтажное кирпичное здание под красной черепичной крышей было закончено строительством в позапрошлом году, и этой весной в гимназии был второй выпуск. На фасаде сверкали выпуклые бронзовые буквы: 1930 — год Витовта Великого. Это было самое большое, самое современное и красивое здание во всем местечке Скуоджяй, где большинство семей жило в ветхих деревянных коробках с крышами из латаной дранки. Правда, после 16 февраля1 вокруг рыночной площади выстроились каменные двухэтажные дома: аптека, мануфактурная и ювелирная лавки. А в центре можно было увидеть и несколько трехэтажных зданий, построенных еще до войны. Но ни один из этих домов не мог равняться с гимназией.
Гимназия располагалась на большом продолговатом участке, огороженном высоким дощатым забором. Само здание делило участок на две неравные части. Меньшую часть занимал цветник, опоясанный молодой, свежепостриженной живой изгородью, а на большей торчали баскетбольные щиты, турники, лестницы с кольцами и другие неизвестные Бенюсу спортивные снаряды.
Директор Ольвидас остановил колонну перед гимназией, коротко пожелал счастливого учебного года и объявил 15-минутный перерыв. После этого все должны были собраться в классах, где будут рассаживать по местам. Бенюс накануне успел познакомиться с Ромасом Лючвартисом и хотел сидеть с ним на одной парте. Интересно, как отнесется к этому сам Ромас. Надо будет с ним поговорить. Но Лючвар-тиса нигде не было видно. Бенюс сел на скамью возле беговой дорожки и принялся смотреть на площадку.
Здесь было полно гимназистов. Звенел смех, раздавались оклики, мелькали фуражки. Кто взбирался на лестницу, кто бежал наперегонки, кто играл в мяч, кто жевал бутерброды, кто просто гулял и беседовал. Девочки собрались на волейбольной площадке и запели. Им ответила губная гармошка. В другом конце несколько учеников младших классов фехтовали на палках. Брошенная кем-то палка зацепила одного из дуэлянтов, и теперь оттуда доносился плач пострадавшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Бенюс недоверчиво взглянул на мать.
— Когда вырастешь, я тебе все расскажу, — добавила она, чувствуя, как открываются старые раны.— А покамест не забудь, никогда не забывай, сынок, что твой отец был плохой человек. Он выгнал меня из дому, отказался от тебя, своего сына, и если бы не Ронкис, нам бы давно лежать под землей.
— А где он теперь? Почему ты, мама, никогда про него не говоришь?
— Он далеко отсюда. В Аукштайтии. Кто знает, может, и помер уже...
— Поделом такому. — Подбородок Бенюса трясся. На глазах заблестели злые слезы.
— Бог ему судья, — прошептала женщина.—Все-
вышний лучше знает, кого оправдать, а кого осудить. — Она положила кнут, обняла сына и крепко прижала к груди. — Господь не захотел, чтобы ты вырос у плохого человека. Он дал тебе другого отца, лучшего, который тебя одевает, кормит, пускает учиться. Отец желает тебе добра, ты не смотри, что он иногда строгий. А за добро надо платить добром, сынок.
Учебный год начался на следующий день торжественным молебном. Гимназисты шли через местечко, выстроившись классами. Учителя рассыпались вдоль колонны, которую возглавляли восьмиклассники. Директор с инспектором важно шествовали во главе, сосредоточенно разглядывая спины пожарного оркестра, который оглушал слушателей популярным военным маршем. Хвост зевак тянулся за гимназистами до церковного двора. Музыка всех настроила торжественно. Жители местечка махали знакомым, поздравляли гимназистов, а матери утирали слезы гордости, сквозь которые не различали никого, кроме собственных детей.
Второй класс шел в хвосте колонны. В первом ряду шагала четверка самых высоких мальчиков. Бенюс шел в третьем ряду, а Альбертас Сикорскис, который был ниже ростом, — сзади него. В начальной школе Бенюс научился ходить в строю, он старался шагать в ногу, но задние то и дело наступали на пятки, путали, а на рыночной площади, где гуще всего стояли зеваки, кто-то подставил ногу, Бенюс споткнулся и всех рассмешил. Но это не испортило ему настроения. Он впервые шагал под оркестр. Ему казалось, что люди смотрят только на него, любуются только его формой, молодецким взмахом рук и видят, что сын самого Сикорскиса идет позади него...
Когда они были на середине рынка, ударил колокол, и оркестр замолк. Колокол звонил, пока все гимназисты не вошли в костел. От множества свечей, ладана и людей в храме было тепло, торжественно, уютно. Величественно гудел орган, на хорах пели ученики. Капеллан гимназии Лапинскас, в красных с золотом ризах, служил молебен. Ему прислуживали четыре мальчика в белых стихарях. Одного из них Бе-
нюс знал. Его звали Ромасом Лючвартисом. Бенюс поселился с ним в одной комнате. Он хотел похвастаться соседу, но побоялся нарушить праздничную торжественность. Звуки органа и стройное пение хора растрогали Бенюса. Он вспомнил минувшую весну, когда шел к первому причастию. Сердце мальчика наполнилось нежностью и бесконечной любовью ко всем. Он смотрел на алтарь полными слез глазами. Священник повернулся к людям, поднимая дары. Все смиренно склонили головы, били себя в грудь. «Боже, будь добр, — шептал Бенюс, — сделай, чтобы я хорошо учился, чтобы я всех обогнал, чтобы у меня было много хороших друзей и никто надо мной не смеялся. Я буду хорошим, буду любить всех и молиться тебе, господи. За маму, за отчима, за Шарунаса. За всех буду молиться, только выслушай меня, господи...» Мальчик поднял глаза. Со сводов костела с любовью глядели на него крылатые ангелы и святые. На центральной колонне восседал за тайной вечерей Христос со своими учениками; на женской половине Михаил Архангел дул в трубу. Бенюс увидел одинокого воробышка, который кружился около витража, изображающего Марию с младенцем, вспомнил все разоренные им птичьи гнезда и еще пуще расстроился. Да простит его небо! С этого дня он будет жить, как велит господь. Он не сердится на того злого мальчика, который в строю подставил ему ножку. Бенюс первый протянет ему руку, все простит.
Пред великим таинством Твоим телом, кровию...—
гудел хор под торжественный гул органа.
Взгляд мальчика скользнул по хорам. Все певчие были незнакомые. Неожиданно Бенюс увидел среди них высокую худую девочку с пепельными волосами. Где же он ее встречал? Ада Сикорските! Ух ты, какая важная и как нос задирает! Сразу видно, что из рода господ Сикорскисов. Тьфу! Индюшка... Дуйся не дуйся, а все равно дура, раз пятый год ходишь в гимназию и сидишь в третьем классе...
Звон колокольчика напомнил Бенюсу о только что данном обещании, он перекрестился и стал горячо молить бога, чтобы простил ему грешные мысли.
После мессы ученики тем же торжественным порядком направились обратно к гимназии, которая находилась за мостом, на окраине местечка. Двухэтажное кирпичное здание под красной черепичной крышей было закончено строительством в позапрошлом году, и этой весной в гимназии был второй выпуск. На фасаде сверкали выпуклые бронзовые буквы: 1930 — год Витовта Великого. Это было самое большое, самое современное и красивое здание во всем местечке Скуоджяй, где большинство семей жило в ветхих деревянных коробках с крышами из латаной дранки. Правда, после 16 февраля1 вокруг рыночной площади выстроились каменные двухэтажные дома: аптека, мануфактурная и ювелирная лавки. А в центре можно было увидеть и несколько трехэтажных зданий, построенных еще до войны. Но ни один из этих домов не мог равняться с гимназией.
Гимназия располагалась на большом продолговатом участке, огороженном высоким дощатым забором. Само здание делило участок на две неравные части. Меньшую часть занимал цветник, опоясанный молодой, свежепостриженной живой изгородью, а на большей торчали баскетбольные щиты, турники, лестницы с кольцами и другие неизвестные Бенюсу спортивные снаряды.
Директор Ольвидас остановил колонну перед гимназией, коротко пожелал счастливого учебного года и объявил 15-минутный перерыв. После этого все должны были собраться в классах, где будут рассаживать по местам. Бенюс накануне успел познакомиться с Ромасом Лючвартисом и хотел сидеть с ним на одной парте. Интересно, как отнесется к этому сам Ромас. Надо будет с ним поговорить. Но Лючвар-тиса нигде не было видно. Бенюс сел на скамью возле беговой дорожки и принялся смотреть на площадку.
Здесь было полно гимназистов. Звенел смех, раздавались оклики, мелькали фуражки. Кто взбирался на лестницу, кто бежал наперегонки, кто играл в мяч, кто жевал бутерброды, кто просто гулял и беседовал. Девочки собрались на волейбольной площадке и запели. Им ответила губная гармошка. В другом конце несколько учеников младших классов фехтовали на палках. Брошенная кем-то палка зацепила одного из дуэлянтов, и теперь оттуда доносился плач пострадавшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99