— Моя! —Ада бросила карты и прыснула. Стим-бурис навострил уши, услышав ее голос, и уставился в угол. Он никогда не смотрел на человека прямо.— Господину Грумбленасу тасовать.
— Охотно.—Стасялис собрал карты, перетасовал и посмотрел на нижнюю.— Снимите, господин Жутаутас. Девятка. Еще раз. Опять девятка. Кто вам сегодня руку отлежал?
— А вам что? — огрызнулся Бенюс— Не на деньги же играем.
— А может, на деньги перекинемся? — Грумбленас оглядел игроков.
— Нет. — Ада тряхнула головой. — Не могу видеть деньги на столе. Лавкой пахнет.
Стимбурис одобрительно выпятил губу и поднял глаза к потолку.
— Правильно. И я на деньги не играю, — скороговоркой затараторил Стасялис. — Помнишь, Пятрас, как мы играли у Блюмберга на девочек?..
Ноздри у Стимбуриса раздулись, в прищуренных глазах сверкнули огоньки.
— Не надо, — сказал он, глядя на дверь, за которой раздалось кукование кукушки.
— Не говорите мерзостей. — Ада прикрыла лицо веером из карт. — Я не хочу знать, как вы там распутничали с немецкими блудницами. Вообще меня не интересуете ни вы, ни ваша Клайпеда.
— Политика — не женское дело, — согласился Грумбленас. — Но не забывайте, мадам, мы легко можем потерять Клайпеду. Помнишь, Пятрас, что сказал Блюмберг про Ноймана и Саса? «Подожгите все три мои лавки, господа, если Нойман с Сасом просидят больше двух лет». До срока осталось полгода.
— Значит, через полгода господин Блюмберг станет погорельцем, — с иронией рассмеялся Бенюс.
— Кто знает, господин Жутаутас. Кто знает...
— Никто не отдаст Гитлеру Клайпеду. — Бенюс вытер лицо, обрызганное Стасялисом. — Нас поддержат англичане с французами, Америка...
— Не очень, господин Жутаутас, не очень...
Слово за слово они сцепились. Грумбленас утверждал, что нечего жить иллюзиями. Литва — государство маленькое. Нашему правительству пора это осознать и, вместо того, чтобы раздражать Гитлера процессами над германофилами, заключить разумную сделку. Перед Литвой два пути — с Россией или с Германией. Первый путь — самоубийство, это ясно каждому дураку. Поэтому остается выбрать оставшийся путь — включиться в третий рейх. Бенюс не на шутку разгорячился. Чьи это речи? Литовца или изменника нации? Отказаться от независимости, за которую тысячи наших соотечественников положили головы! Отдать свободу без выстрела, без капли крови? Словно старый башмак или поношенную шапку. Позор! Кощунство! Людей, которые рассуждают подобно вам, господин Грумбленас можно подозревать в измене родине...—Чем дальше, тем больше горячился Бенюс и чем больше горячился, тем складнее у него получалось. Он ничего не видел вокруг — одну Аду. Ада си-
дела, прикрыв лицо веером из карт, и с любопытством наблюдала за Бенюсом. Его речь интересовала, а может, даже восхищала женщину. Он чувствовал это и из кожи вон лез, безжалостно громя Грумбленаса, который только разевал рот и отирал пот надушенным платком.
— Что же вы предлагаете? — вдруг не выдержал Грумбленас, несколько оправившись от натиска Бенюса.—Идти с большевиками?
— Почему с большевиками? С литовцами! Не беспокоиться о своих лавках, мельницах, лесопилках, не в карты играть на девок, а идти с литовцами. Не продаваться ни русским, ни немцам. Если позовет родина — оружие в руки и до последней капли крови!
Грумбленас осклабился, обнажил синие десны, и вместо слов изо рта его вылетел фонтанчик слюны. Пятрас глядел куда-то в угол. Его брови подрагивали. Оба родственника были оскорблены.
— Пока у нас есть такие люди, как Жутаутас, нашей независимости не угрожает никакая опасность,— первой заговорила Ада. В ее голосе Бенюс почувствовал легкую насмешку.
— И я приветствую патриотизм господина Жутау-таса, — отозвался Грумбленас. — Мы тут все литовцы, мы понимаем, что трудно отказаться от завоеваний отцов, но...—Он бессильно развел руками и замолк.
— Мы не отказываемся от завоеваний отцов,— поддержал родственника Стимбурис, — а приспосабливаемся к обстоятельствам...
— Очень ясно,—ожил Стасялис. — Мы не отказываемся от независимости. Мы были и будем независимы. Мы только хотим придать независимости другую форму.
Бенюс нервно комкал карты.
— Кошка с камнем на шее тоже получает другую форму. — Он вызывающе рассмеялся. — Наша независимость...
— Перестаньте! —оборвала Ада.—Чтобы я больше ни слова о политике не слышала! Кто хочет митинговать, прошу на рынок, господа.
Стимбурис одобрительно кивнул, а его братец приложил руку к груди, угодливой улыбкой и жестами показывая, что подчиняется. Все подняли рюмки и недружно выпили, но напряжение не уменьшилось. Кукушка прокуковала одиннадцать. Грумбленас под-
нялся. Его никто не задерживал. Бенюс надеялся, что вместе с родственником уберется и Стимбурис, но Пятрас сидел прочно.
— Нам не по дороге? — спросил Грумбленас, подавая Бенюсу мягкую, влажную руку.
— Нет, спасибо. Мы уж вместе с господином Стимбурисом.
— Не обращай на меня внимания, Бенюс, — отозвался Пятрас, впервые за сегодняшний вечер назвав его по имени. — Я свободный гражданин, а ты гимназист. Еще инспектор поймает...
— Спокойной ночи, господа.
— Спокойной ночи. Грумбленас вышел.
— Я думал, ты уже забыл гимназическую дисциплину, — насмешливо заметил Бенюс.
— Если бы я забыл, меня бы вышвырнули из гимназии значительно раньше.
— Жаль...
— Чего? Что раньше не вышвырнули?
— Нет. Что ты не смог закончить гимназии.
— Почему не мог? Мог поступить в другую, но не захотел. Да и зачем? Среднее образование ничего путного не дает, а высшее мне не нужно. У меня нет способностей. Я решил, что с моим умом не стоит садиться на шею государству.
— Тебе ум не нужен — есть карман.
— У нас у всех есть карманы.
— Пустые...
— Удивительно, как ты во всем разбираешься, Бенюс. Люди с твоими способностями далеко идут.
— Разумеется, — отрезал Бенюс— Некому идти за них, вот они и идут сами.
— Слышал, ты записался в тайную полицию. Это правда?
Стрела, пущенная Стимбурисом, попала прямо в сердце.
Пока мужчины переругивались, Ада сидела, закрыв глаза, и о чем-то напряженно думала. Лицо у нее было усталое и постаревшее. Последние слова Пятраса словно разбудили ее. Она встала.
— Пятрас! — Ада топнула ногой и погрозила пальцем.—Держись уговора, или...—Она наклонилась к его уху и что-то шепнула. Ноздри у Пятраса раздулись.
— Ладно уж...—Он кивнул и прищурился. — Прости, Ада. Я только хотел убедиться... Я просто радуюсь, что господин Жутаутас такой молодец.
— Да? — Бенюс весь дрожал от злобы.— А что вас так радует, разрешите спросить?
— Мне нравится ваша любовь к родине, — ответил Пятрас, не шевельнувшись.
— Не может быть!
— Почему?
— Это же не онанизм...
— Фи, Бенюс!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99