это шило надо было всунуть в маленькую дырку, вырезанную в дверях, и отодвинуть засов. Бенюс пошарил под крышей, где прятали это нехитрое приспособление, и действительно за решетиной нашел «ключ». Через минуту он уже был в сенях. Хотел задвинуть засов, но увидел, что из-под двери сочится свет. В сенях остро пахло самосадом. «Отчим не курит. У них гости, — подумал Бенюс с облегчением. — Интересно, с кем я буду иметь честь встретиться?..» Сев на корточки, он приник к замочной скважине, но никого не мог разглядеть. Видел только чью-то спину и руки, лежащие на столе. Кто-то говорил спокойным, ровным голосом, но поднявшийся ветер так завывал и хлопал наружной дверью, что ничего нельзя было разобрать. Бенюс прислонился к косяку и прижал ухо к дверной щели. Теперь говорил другой. По грубому, прерывистому голосу, Бенюс узнал кузнеца Гаудилу.
— Какого дьявола мы позволяем у нас на шее сидеть? — ясно расслышал Бенюс.— Надо было вместе с сувалкийцами пойти. Сбросили бы власть и...
— Все задним умом крепки...
«Пятрайтис! — узнал Бенюс. — И тот пришел к отчиму поутешаться...»
Вмешался первый голос, но Бенюс ничего не разобрал. Потом кто-то откликнулся и послышался визгливый тенорок бедняка Грикениса:
— Хуже! Не всем хуже, уважаемый. Это я могу жаловаться, должен жаловаться — меня с земли сгоняют, а наш Сикорскис, как сыр в масле...
Порыв ветра потряс избу, и дальше Бенюс ничего не понял. Мужики спорили, доказывали что-то друг другу, но до Бенюса долетали только обрывки фраз.
Потом снова заговорил незнакомец, которого Бенюс никак не мог узнать:
— Да, в руках буржуазии полиция, армия, оружейные склады. Но на нашей стороне — правда. И она, рано или поздно, победит. Надо только быть всем заодно. Литовцы, евреи, поляки, русские, немцы, если их эксплуатируют, — наши братья. Мы должны протянуть друг к другу руку помощи и объединиться в общей борьбе против эксплуататоров.
«По выговору он не здешний. Интересно, что это за личность... Наверно, какой-нибудь проходимец-агитатор. Правильно говорил Мингайла, что в Литве развелись всякие паразиты. Рак нации! Войду и разгоню всех!»
Но вспомнив, зачем пришел, Бенюс остыл. Он нерешительно постучал в дверь.
За столом сидело шестеро и играли в карты. У окна, заткнутого подушкой, Бенюс увидел обладателя незнакомого голоса — крепкого старика с всклокоченной козлиной бородкой. Он держал перед собой карты веером и, казалось, так углубился в игру, что не заметил вошедшего.
— Пожалуйте в масть! —объявил бородач, энергично припечатывая карту ладонью.—Забирай!
— Завтра! — Ронкис сбросил последнюю карту и тыльной стороной руки оттолкнул кучу подальше от себя.
— Выскочил черт! — пискнул Грикенис.
— Хорошо, что попался валет, а не фараон,—откликнулся Гаудила, многозначительно оглядев игроков. — Черт подери, мужики! Глядите-ка, кто у двери стоит! — кузнец изобразил на лице радостное удивление.—Еще один игрок! Примем его в компанию?
— Благодарю.— Бенюс со злым любопытством посмотрел на рябого бородача.— И без меня у вас ловких игроков хватает... Мама дома?
Отчим молча махнул рукой в сторону печки.
Бенюс заглянул за печь и увидел мать, которая стояла, приподняв занавеску. На ее бледном лице отражались и тоскливая радость, и беспокойство, и страх.
— Как ты вошел? — прошептала она, опуская занавеску.
— Дай сперва поздороваться. — Бенюс склонился к ее руке, потом обнял за плечи и поспешно поцеловал в щеку. — Я нашел крюк под крышей и отодвинул засов. Думал, что спите, не хотел будить.
— Все равно надо было постучаться. — Агне подняла с полу вязанье, которое выронила, побежав навстречу сыну.
— Они и тебя, мама, уже вовлекли в свое общество? — желчно поинтересовался Бенюс.
— Разве закроешься от всего света...
— От такого света можно и надо закрываться. Откуда отчим этого старика выкопал?
— Не знаю...—Агне потупила глаза. — Говорит, путник. Гаудила принял его переночевать. Пришли вместе посидеть, вот и играют все в карты.
— Я слушал за дверью, как они играют. Не кончится, ой, не кончится добром эта игра. Прищемят однажды отчиму хвост, помяни мое слово...
— А что я с ним сделаю...
— Другая бы женщина на твоем месте не пускала к себе таких «игроков». Пускай идут курить и плеваться в другое место. Тут не место нападать на бога и ругать власти.
— А ты что пришел в полночь? — поинтересовалась Агне, стараясь уйти от неприятного разговора.
— Я приехал на автомобиле вместе с Сикорскиса-ми. В поместье задержался, барин за шахматы посадил. — Бенюс на минуту задумался, прислушиваясь к шепоту мужиков в избе. — Хотел получить у Сикор-скиса аванс за уроки. Мне деньги нужны, мама. В понедельник последний день платы за второе полугодие,— солгал он.— Если не принесу, исключат из гимназии.
— Боже мой...—испугалась Агне.— Ты же освобожден от платы!
— Был...—Бенюс отвернулся. Его плечи задергались, как будто он тихо смеялся. — Пока не было тройки с минусом. Ох, эти проклятые заработки...
— Сколько тебе надо?
— Семьдесят... Сикорскис дал только пять литов.
— Семьдесят! — она подавилась этим словом и, лишившись дара речи, некоторое время смотрела на сына, словно впервые видела его новые туфли и форму из бостона.—Семьдесят...—повторила она шепотом, и на мгновение в ее глазах мелькнул злой огонек.—У меня нет... Не могу... Не знаю, откуда взять столько денег.
— Раньше у вас было чем заплатить за учебу, — с упреком бросил Бенюс.
— Раньше...—Она все еще не хотела признаться, что деньги теперь у Антанаса. — Раньше ты был мал, а теперь — мужчина, из своего заработка летом новую форму справил...
— Не знал же я, что так получится.
— Тебе надо было про дом подумать, — с упреком сказала Агне.
— Хочешь сказать, что заработанные деньги надо было отдать отчиму?
В его голосе прозвучала насмешка, которая еще больше рассердила Агне.
— Конечно, оно было бы лучше, — ответила она грубо.— Сегодня ты бы их получил назад. Ах, сынок, сынок... Надо было тебе быть поуступчивее. Все бы иначе сложилось...
Бенюс встал.
— Я напрасно пришел. — Он запахнул пальто и длинными белыми пальцами принялся застегивать пуговицы. — Я знал, что дома у тебя нет голоса, мама, но... — Он дернул плечами и жалобно улыбнулся.
Агне попятилась от окна, загораживая сыну дорогу, хотя в душе даже хотела, чтобы он ушел, ушел сейчас же, пока отчим не остался один. Она слышала, как в избе, расходясь по домам, гудели люди. Потом шум смолк, только за столом еще шептались Антанас с Ла-пенисом, а посредине избы вертелся кузнец Гаудила и насвистывал сквозь зубы какую-то веселую мелодию.
Бенюс чего-то ждал, стоя напротив матери, и, всматриваясь в ее башмаки на деревянной подошве, машинально притопывал в такт кузнецу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99