Нет, ты меня не убедил ни на столечко. Я не вижу ничего плохого в том, что скауты учат любить свою нацию, осуждают безбожников. Это красиво и честно. Какая может быть жизнь без веры и любви к родине? Прощай!
— Бенюс! —Аницетас схватил его за плечо.—Ты, конечно, никому не будешь болтать про наш разговор? Если бы ты захотел, мы бы могли интересно провести вечер. Я тебя поведу в одно место. Согласен?
— А что там будет?
— Увидишь.—Аницетас многозначительно подмигнул. — Пока. Я как-нибудь к тебе зайду.
Бенюс гадал, куда это Аницетас поведет его. Что значат загадочные слова «интересно провести вечер»? Ведь вечер каждый проводит по-своему: Бенюс, например, приготовив уроки, идет в гимнастический зал или в клуб, а в постели еще читает исторические романы. Людас Гряужинис тайком от родителей дуется на деньги в «очко», ученики старших классов устраивают вечеринки. Все это, без сомнения, интересно, но Аницетас ведь не поведет его играть в карты или на тайную вечеринку?
И все-таки, влекомый любопытством, он отправился в воскресенье с Аницетасом. Он ожидал чего-то в этом духе, но не предвидел, что будет такая скучища. Большая мрачная комната была наполнена людьми, которые собрались здесь как будто бы для того, чтобы продемонстрировать свои убогие одежды. Бенюс видел на улице и эту пожилую женщину в смешном старомодном салопе, и ту бледную девушку в куцем пальтишке с вытертым воротником, и своего знакомого сапожника Фелюса, и рабочего с лесопилки Стимбуриса, отца шестерых детей. Мимо него каждый день проходили подвязанные веревочкой галоши, потертые шапки, дырявые — словно простреленные — ватники, но никогда он не видел их сразу всех вместе. Тут стоял тот особый запах, которым пахнет человек, если ты знаешь его профессию: рабочий с бойни вонял солью и жиром, сапожник — лаком, столяр — политурой, трубочист — сажей, скорняк — квасцами, ассенизатор... Все эти запахи смешивались в табачном дыму, наполняя комнату удушливым чадом, от которого становилось дурно. Напротив сидела красивая девушка со светлыми кудряшками; у окна, рядом со скорняком, попыхивал сигаретой прилично одетый человек, по-видимому — интеллигент. Кудряшки расточали нежный запах цветочной воды, который мешал Бенюсу собраться с мыслями, и он тщетно пытался что-то вспомнить. Ему казалось, что все, собравшиеся здесь — это один многоголовый, злобно рычащий человек, пришел он сюда пожаловаться на тяжкую жизнь и сжимает кулаки, кричит, поносит богатых, требует снизить цены на платье, обувь, еду, увеличить заработную плату, судит за глаза врачей, которые сгоняют его в могилу, священника, который сдирает последний лит за освящение этой могилы, бога, которого люди выдумали по своей глупости. С его точки зрения все кругом виноваты, только он один прав и обижен. В речах этого многоликого человека Бенюс слышал мстительную зависть и возмущение, и вдруг вспомнил те вечера, когда к отчиму сходились соседи. В их речах не было такой последовательности, как здесь, но тех связывала с этими какая-то невидимая нить, которую Бенюс никак не мог нащупать. Вздор, пустой ненужный вздор. Крестьяне кричат, чтобы им дороже платили за пшеницу, бекон, молоко, а рабочие хотят покупать те же продукты подешевле. Какая чепуха... Бенюс сердился на Аницетаса за испорченный вечер. Лучше бы уж пошел поиграть в баскетбол или посмотреть новый фильм, чем коптиться тут в табачном дыму. Девушка напротив чем-то напомнила ему одну девочку из четвертого «а», и он с удовольствием стал думать про нее. Вот он идет рядом с ней. В новых ботинках, в свежеотутюженной, с иголочки, форме. Ему особенно остро захотелось стать самостоятельным. Почему бы ему не подрабатывать? Чем Аницетас лучше его, а зарабатывает репетитором по десяти литов в месяц. Он мог бы получше одеться, пригласить Виле в кино, угостить ее конфетами... Он
так задумался, что и не заметил, как собрание окончилось.
— Знаешь что, Аницетас? — сказал он восхищенно, когда они вышли во двор. — Я думаю давать уроки.
— Я рад, Бенюс! — Аницетас взволнованно пожал руку друга. — Твоим родителям станет легче. Ты увидел, как трудно живется рабочему человеку. Тебя взволновали их речи. Правда? Так я и знал.
— Какие там речи! — с досадой отмахнулся Бенюс. — Если хочешь знать, я на тебя зол. Прямо свинство! «Будет интересно, будет интересно». Что — интересно? Задыхаться три часа в прокисшей комнате да слушать дурацкую болтовню? Да, сунул ты меня в мешок, братец. Ну, другой раз не загонишь.
— В мешок! — воскликнул Аницетас. — В этом мешке ты увидел своих людей. Просто диву даюсь, как ты мог их не понять, когда ты сам из бедняков!
— А чем я могу им помочь?
— Вечно так не будет, — туманно ответил Аницетас.
— Ни я им, ни они мне, — продолжал Бенюс — Каждый заботится только о себе. Я хорошо учусь, только половину надо платить за учебу. Так и закончу гимназию, А если бы остался на второй год и, скажем, родители отказали бы в деньгах — разве такой Йокубас с Фелюсом меня бы поддержали?
— Нас давит одна беда — нищета.
— Вот видишь! — Бенюс ехидно рассмеялся. — Ругают тех, кто лучше живет, а помочь себе ничем не могут. Зачем тогда напрасно горло драть?
— Послушай, Бенюс...
— Помолчал бы лучше! — зло оборвал его Бенюс. — Можешь не стараться. В свое болото ты меня не затащишь!
Они молча шли по опустевшим улицам, и с каждым шагом увеличивалось расстояние между ними. Бенюс смотрел, как силуэт друга то исчезает совсем, сливаясь с тенями домов, то выплывает из ночного мрака и снова тает на неосвещенных тротуарах. Неожиданно мелькнула мысль, что они идут в запрещенное для учеников время, их может поймать инспектор, и он принялся выдумывать объяснения на этот случай. — «Я не хотел, господин инспектор, а Стяпу-лис... Повел куда-то...» Застраховавшись таким образом, Бенюс снова погрузился в мечты о Виле.
Он увидел ее впервые этой осенью, на открытии учебного года, и что-то странное, до сих пор не изведанное, охватило его. Приятно было видеть ее на переменах в коридоре; после уроков он старался поскорей вырваться во двор, чтобы проводить ее взглядом, а утром первым прибегал в гимназию, и какая радость охватывала его, когда на его робкое приветствие она отвечала милой улыбкой! Он искал предлога, чтобы заговорить с ней, но когда такой случай представлялся, смутившись, отходил. Ему казалось, что она совсем не похожа на других девочек, с которыми можно как хочешь шутить, дернуть за косу, вырвать книгу из рук. Он видел, как однажды Гряужинис выбил у нее из рук книгу, и на пол посыпались высохшие лепестки. Лепестков было много. Варненас, известный остряк, прозвал Виле «садовницей». Но Бенюс не видел ничего смешного в том, что она закладывает между страницами листья и цветы, отчего ее книги выглядят в два раза толще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Бенюс! —Аницетас схватил его за плечо.—Ты, конечно, никому не будешь болтать про наш разговор? Если бы ты захотел, мы бы могли интересно провести вечер. Я тебя поведу в одно место. Согласен?
— А что там будет?
— Увидишь.—Аницетас многозначительно подмигнул. — Пока. Я как-нибудь к тебе зайду.
Бенюс гадал, куда это Аницетас поведет его. Что значат загадочные слова «интересно провести вечер»? Ведь вечер каждый проводит по-своему: Бенюс, например, приготовив уроки, идет в гимнастический зал или в клуб, а в постели еще читает исторические романы. Людас Гряужинис тайком от родителей дуется на деньги в «очко», ученики старших классов устраивают вечеринки. Все это, без сомнения, интересно, но Аницетас ведь не поведет его играть в карты или на тайную вечеринку?
И все-таки, влекомый любопытством, он отправился в воскресенье с Аницетасом. Он ожидал чего-то в этом духе, но не предвидел, что будет такая скучища. Большая мрачная комната была наполнена людьми, которые собрались здесь как будто бы для того, чтобы продемонстрировать свои убогие одежды. Бенюс видел на улице и эту пожилую женщину в смешном старомодном салопе, и ту бледную девушку в куцем пальтишке с вытертым воротником, и своего знакомого сапожника Фелюса, и рабочего с лесопилки Стимбуриса, отца шестерых детей. Мимо него каждый день проходили подвязанные веревочкой галоши, потертые шапки, дырявые — словно простреленные — ватники, но никогда он не видел их сразу всех вместе. Тут стоял тот особый запах, которым пахнет человек, если ты знаешь его профессию: рабочий с бойни вонял солью и жиром, сапожник — лаком, столяр — политурой, трубочист — сажей, скорняк — квасцами, ассенизатор... Все эти запахи смешивались в табачном дыму, наполняя комнату удушливым чадом, от которого становилось дурно. Напротив сидела красивая девушка со светлыми кудряшками; у окна, рядом со скорняком, попыхивал сигаретой прилично одетый человек, по-видимому — интеллигент. Кудряшки расточали нежный запах цветочной воды, который мешал Бенюсу собраться с мыслями, и он тщетно пытался что-то вспомнить. Ему казалось, что все, собравшиеся здесь — это один многоголовый, злобно рычащий человек, пришел он сюда пожаловаться на тяжкую жизнь и сжимает кулаки, кричит, поносит богатых, требует снизить цены на платье, обувь, еду, увеличить заработную плату, судит за глаза врачей, которые сгоняют его в могилу, священника, который сдирает последний лит за освящение этой могилы, бога, которого люди выдумали по своей глупости. С его точки зрения все кругом виноваты, только он один прав и обижен. В речах этого многоликого человека Бенюс слышал мстительную зависть и возмущение, и вдруг вспомнил те вечера, когда к отчиму сходились соседи. В их речах не было такой последовательности, как здесь, но тех связывала с этими какая-то невидимая нить, которую Бенюс никак не мог нащупать. Вздор, пустой ненужный вздор. Крестьяне кричат, чтобы им дороже платили за пшеницу, бекон, молоко, а рабочие хотят покупать те же продукты подешевле. Какая чепуха... Бенюс сердился на Аницетаса за испорченный вечер. Лучше бы уж пошел поиграть в баскетбол или посмотреть новый фильм, чем коптиться тут в табачном дыму. Девушка напротив чем-то напомнила ему одну девочку из четвертого «а», и он с удовольствием стал думать про нее. Вот он идет рядом с ней. В новых ботинках, в свежеотутюженной, с иголочки, форме. Ему особенно остро захотелось стать самостоятельным. Почему бы ему не подрабатывать? Чем Аницетас лучше его, а зарабатывает репетитором по десяти литов в месяц. Он мог бы получше одеться, пригласить Виле в кино, угостить ее конфетами... Он
так задумался, что и не заметил, как собрание окончилось.
— Знаешь что, Аницетас? — сказал он восхищенно, когда они вышли во двор. — Я думаю давать уроки.
— Я рад, Бенюс! — Аницетас взволнованно пожал руку друга. — Твоим родителям станет легче. Ты увидел, как трудно живется рабочему человеку. Тебя взволновали их речи. Правда? Так я и знал.
— Какие там речи! — с досадой отмахнулся Бенюс. — Если хочешь знать, я на тебя зол. Прямо свинство! «Будет интересно, будет интересно». Что — интересно? Задыхаться три часа в прокисшей комнате да слушать дурацкую болтовню? Да, сунул ты меня в мешок, братец. Ну, другой раз не загонишь.
— В мешок! — воскликнул Аницетас. — В этом мешке ты увидел своих людей. Просто диву даюсь, как ты мог их не понять, когда ты сам из бедняков!
— А чем я могу им помочь?
— Вечно так не будет, — туманно ответил Аницетас.
— Ни я им, ни они мне, — продолжал Бенюс — Каждый заботится только о себе. Я хорошо учусь, только половину надо платить за учебу. Так и закончу гимназию, А если бы остался на второй год и, скажем, родители отказали бы в деньгах — разве такой Йокубас с Фелюсом меня бы поддержали?
— Нас давит одна беда — нищета.
— Вот видишь! — Бенюс ехидно рассмеялся. — Ругают тех, кто лучше живет, а помочь себе ничем не могут. Зачем тогда напрасно горло драть?
— Послушай, Бенюс...
— Помолчал бы лучше! — зло оборвал его Бенюс. — Можешь не стараться. В свое болото ты меня не затащишь!
Они молча шли по опустевшим улицам, и с каждым шагом увеличивалось расстояние между ними. Бенюс смотрел, как силуэт друга то исчезает совсем, сливаясь с тенями домов, то выплывает из ночного мрака и снова тает на неосвещенных тротуарах. Неожиданно мелькнула мысль, что они идут в запрещенное для учеников время, их может поймать инспектор, и он принялся выдумывать объяснения на этот случай. — «Я не хотел, господин инспектор, а Стяпу-лис... Повел куда-то...» Застраховавшись таким образом, Бенюс снова погрузился в мечты о Виле.
Он увидел ее впервые этой осенью, на открытии учебного года, и что-то странное, до сих пор не изведанное, охватило его. Приятно было видеть ее на переменах в коридоре; после уроков он старался поскорей вырваться во двор, чтобы проводить ее взглядом, а утром первым прибегал в гимназию, и какая радость охватывала его, когда на его робкое приветствие она отвечала милой улыбкой! Он искал предлога, чтобы заговорить с ней, но когда такой случай представлялся, смутившись, отходил. Ему казалось, что она совсем не похожа на других девочек, с которыми можно как хочешь шутить, дернуть за косу, вырвать книгу из рук. Он видел, как однажды Гряужинис выбил у нее из рук книгу, и на пол посыпались высохшие лепестки. Лепестков было много. Варненас, известный остряк, прозвал Виле «садовницей». Но Бенюс не видел ничего смешного в том, что она закладывает между страницами листья и цветы, отчего ее книги выглядят в два раза толще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99