Он подошел к матери, хотел поцеловать ей руку, но Агне вдруг повернулась боком и потянулась за корзинкой, поставленной у стены.
— Продукты я отдала хозяйке. Там найдешь сыр с тмином... Да благословит тебя бог...— Она поправила платок и, шатаясь, вышла из комнаты. Во дворе о чем-то вспомнила и вернулась.
Бенюс стоял на крыльце без шапки и ждал, когда она скроется за воротами. Теперь она снова шла сюда.
— Я деньги забыла. Ведь тебе за учебу платить...— Агне расстегнула пуговицу шубенки.
— Не надо... мама... У меня уже'есть... Мне обещали... Эти деньги тебе пригодятся.
— Обещали?..—Ее руки бессильно повисли.
— Да... Учитель... Верну, когда выучусь...
— Хорошо...— Она сгорбилась, заглянула в пустую корзинку и пошла, с трудом переставляя ноги.
Бенюс только теперь заметил, что он все еще в пальто, вернулся в комнату и разделся. Хозяев не было дома. Он пошел на кухню, вынул обед из духовки, поел, забыв вымыть руки, взял книгу. Машинально пробежал глазами несколько строчек и снова закрыл. Перед глазами стояла мать. Она все еще была здесь, сидела на стуле, и от нее пахло полем и свечным салом. Бенюс вскочил и принялся ходить по комнате, стараясь не глядеть на стул. Он вспомнил, что, кроме него, никого в доме нет, и ему стало жутковато. Свет только еще больше подчеркивал его одиночество. Он повернул выключатель, и комната утонула в густых сумерках. Предметы словно размякли, лишившись своих очертаний. Кровати у стен чернели, будто ждущие покойников гробы.
Бенюс торопливо оделся и выбежал во двор. Никогда он еще не был так одинок, как сейчас. Надо было куда-то идти, что-то делать, с кем-то поговорить, поговорить все равно с кем, только не оставаться одному. Он перебрал ближайших друзей — Альбертаса, Варненаса, Трумписа, Гряужиниса — и почувствовал, что ни с одним из них не хочет встретиться. Альбертас, Гряужинис... Разве они поймут? Наконец, он
сам не знает, что мог бы им сказать. Вот именно, что? Просто ничего. В нем накопилось много боли, он хочет облегчить душу, вот и все. Но они для этого не годятся. Тут нужны настоящие друзья, а они не настоящие, они не помогут.
Бенюс тащился без цели по тропинке, протоптанной в сугробах на тротуаре. Кто-то шел навстречу, кто-то обгонял его. Все спешили, всех подхлестывал мороз. Всех ждала уютная комната, семья, друзья. Бе-нюсу некуда было спешить. Но проходя мимо дома Бальчюнасов, он ускорил шаг. Уже давно он не мог спокойно смотреть на этот дом. Он вспомнил последнее совещание «юных патриотов», на котором было принято решение снять и бросить в колодец ставни Габренаса, и злобно усмехнулся. «Погоди, господин Колун. Ты еще меня вспомнишь...»
Улица сворачивала к рыночной площади. На углу, напротив костела, стоял дом начальника полиции Ка-тенаса. Три окна нижнего этажа были освещены. В одном из окон Бенюс увидел женскую тень. Сквозь густую занавеску он не мог разглядеть черты лица, но был уверен, что это Ада. Женщина на мгновение исчезла, и в комнате раздалась легкая музыка. Радио. Потом женщина появилась снова, словно на экране. Встала на цыпочки, распростерла руки, подняла их вверх, вперед, опустила. Она потягивалась... Нет, она обняла кого-то воображаемого и стала кружиться. Она танцевала. В окне появилась вторая тень. Женщина откинулась и застыла, кокетливо склонив на округлое плечо кудрявую, как у пуделя, головку. Вторая тень шевельнулась, и обе слились в бесформенное пятно. Потом пятно отступило и исчезло в глубине комнаты, хлопнула входная дверь, и Бенюс увидел двух полицейских. Один из них был сам господин Ка-тенас в парадной форме. Его уши прикрывали телесного цвета наушники, а сапоги на кривых ногах сверкали, словно зеркало. Полицейский шел рядом, нес его чемодан. Катенас шествовал, выпятив грудь, широко размахивая правой рукой, а левой придерживал портфель. Бенюс приподнял шапку, но начальник не ответил. Наверное, не узнал, хоть они однажды и виделись у Мингайлы. «Ну и свинья!» —оскорбленно подумал Бенюс.
— В десять будем в Шяуляе, — услышал он голос полицейского.
— Без пятнадцати,—уточнил Катенас.
— Так точно, господин начальник!
— Смотри у меня...
Дальше Бенюс не разобрал. Голоса смолкли, полицейские свернули налево и исчезли за памятником независимости. «Сегодня ночью его увозя г... Может, сам Катенас будет сопровождать...» Неприятный холодок пробрался в сердце. Бенюс машинально перешел на другую сторону, хотел повернуть обратно, но встретил Фелюса, того самого веселого сапожника, которого знал с тех времен, когда в первый год снимал комнату у его матери. Они не были друзьями, хоть Бенюс и шил ботинки у Фелюса, но теперь Бенюс почему-то обрадовался. Фелюс был немного навеселе и острил больше обычного. Не вынимая рук из карманов, он тут же рассказал бойкий анекдот, и Бенюс впервые за последние четыре дня от души посмеялся. Ему было приятно, что Фелюс ничего не знает, и от этого сапожник стал ему ближе. Да, с Фе-люсом всегда легко и просто. Просто странно, что они не подружились. Наверное, виновата разница в годах : у Фелюса лицо уже в морщинах, а черные волосы седеют. Старый холостяк смеется, запрокинув голову.
— К черту, все к черту! Все равно помирать. Давай веселиться, пока глотку не пробили, как Нюнису. Ничего не слышал? Ого! Прошлое воскресенье один подлец вогнал ему в глотку четвертинку. Будет теперь поститься. А нам что? Мы целы.
Пронзит сердца смерти коса, Придется нам расстаться. Пока ты юн, пока не стар, Не надо убиваться.
— Пошли, Бенюс, к девушкам Зарембы... Не хочешь? Такой мужчина и не хочет... Тогда, может, к Кунцене? — Фелюс берет Бенюса под руку, но тут же, спохватившись, отпускает.— Скуоджяй — город первый сорт. Куда ни пойдешь, домашнее пиво рекой течет. Течение Гольфстрим! Давай купаться, пока солнышко припекает. Пошли к Кунцене?
Бенюс с виноватой улыбкой трясет головой, но воля уже ослабела. А Фелюс не отпускает. Он предлагает еще какую-то бабу, которая варит пиво, обещает красивых девочек и, наконец, рассказывает похабную историю, которая окончательно рассеивает сомнения
Бенюса. Невидимая тяжесть уже не так сильно давит на плечи, с каждым шагом становится легче. И когда они, заговорившись, подходят к ресторану Гирша, Бе-нюс и сам не замечает, как предлагает Фелюсу выпить пару пива.
— Молодец! — обрадовался Фелюс—Я тебе сделаю ботинки шевролет! Кожа сирены, верблюжьи подметки, китовая подкладка. Позолоченными нитками разошью, гвоздиками из слоновой кости приколочу. У самого короля маньчжурского таких не было.
— Если не будет мест...— Бенюс многозначительно повел плечами и, сняв гимназическую фуражку, засунул ее за пазуху.
— Мне Гирш всенепременно место сделает, — уверил Фелюс. — Только пошли со двора, через «ризницу», а не в парадную дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Продукты я отдала хозяйке. Там найдешь сыр с тмином... Да благословит тебя бог...— Она поправила платок и, шатаясь, вышла из комнаты. Во дворе о чем-то вспомнила и вернулась.
Бенюс стоял на крыльце без шапки и ждал, когда она скроется за воротами. Теперь она снова шла сюда.
— Я деньги забыла. Ведь тебе за учебу платить...— Агне расстегнула пуговицу шубенки.
— Не надо... мама... У меня уже'есть... Мне обещали... Эти деньги тебе пригодятся.
— Обещали?..—Ее руки бессильно повисли.
— Да... Учитель... Верну, когда выучусь...
— Хорошо...— Она сгорбилась, заглянула в пустую корзинку и пошла, с трудом переставляя ноги.
Бенюс только теперь заметил, что он все еще в пальто, вернулся в комнату и разделся. Хозяев не было дома. Он пошел на кухню, вынул обед из духовки, поел, забыв вымыть руки, взял книгу. Машинально пробежал глазами несколько строчек и снова закрыл. Перед глазами стояла мать. Она все еще была здесь, сидела на стуле, и от нее пахло полем и свечным салом. Бенюс вскочил и принялся ходить по комнате, стараясь не глядеть на стул. Он вспомнил, что, кроме него, никого в доме нет, и ему стало жутковато. Свет только еще больше подчеркивал его одиночество. Он повернул выключатель, и комната утонула в густых сумерках. Предметы словно размякли, лишившись своих очертаний. Кровати у стен чернели, будто ждущие покойников гробы.
Бенюс торопливо оделся и выбежал во двор. Никогда он еще не был так одинок, как сейчас. Надо было куда-то идти, что-то делать, с кем-то поговорить, поговорить все равно с кем, только не оставаться одному. Он перебрал ближайших друзей — Альбертаса, Варненаса, Трумписа, Гряужиниса — и почувствовал, что ни с одним из них не хочет встретиться. Альбертас, Гряужинис... Разве они поймут? Наконец, он
сам не знает, что мог бы им сказать. Вот именно, что? Просто ничего. В нем накопилось много боли, он хочет облегчить душу, вот и все. Но они для этого не годятся. Тут нужны настоящие друзья, а они не настоящие, они не помогут.
Бенюс тащился без цели по тропинке, протоптанной в сугробах на тротуаре. Кто-то шел навстречу, кто-то обгонял его. Все спешили, всех подхлестывал мороз. Всех ждала уютная комната, семья, друзья. Бе-нюсу некуда было спешить. Но проходя мимо дома Бальчюнасов, он ускорил шаг. Уже давно он не мог спокойно смотреть на этот дом. Он вспомнил последнее совещание «юных патриотов», на котором было принято решение снять и бросить в колодец ставни Габренаса, и злобно усмехнулся. «Погоди, господин Колун. Ты еще меня вспомнишь...»
Улица сворачивала к рыночной площади. На углу, напротив костела, стоял дом начальника полиции Ка-тенаса. Три окна нижнего этажа были освещены. В одном из окон Бенюс увидел женскую тень. Сквозь густую занавеску он не мог разглядеть черты лица, но был уверен, что это Ада. Женщина на мгновение исчезла, и в комнате раздалась легкая музыка. Радио. Потом женщина появилась снова, словно на экране. Встала на цыпочки, распростерла руки, подняла их вверх, вперед, опустила. Она потягивалась... Нет, она обняла кого-то воображаемого и стала кружиться. Она танцевала. В окне появилась вторая тень. Женщина откинулась и застыла, кокетливо склонив на округлое плечо кудрявую, как у пуделя, головку. Вторая тень шевельнулась, и обе слились в бесформенное пятно. Потом пятно отступило и исчезло в глубине комнаты, хлопнула входная дверь, и Бенюс увидел двух полицейских. Один из них был сам господин Ка-тенас в парадной форме. Его уши прикрывали телесного цвета наушники, а сапоги на кривых ногах сверкали, словно зеркало. Полицейский шел рядом, нес его чемодан. Катенас шествовал, выпятив грудь, широко размахивая правой рукой, а левой придерживал портфель. Бенюс приподнял шапку, но начальник не ответил. Наверное, не узнал, хоть они однажды и виделись у Мингайлы. «Ну и свинья!» —оскорбленно подумал Бенюс.
— В десять будем в Шяуляе, — услышал он голос полицейского.
— Без пятнадцати,—уточнил Катенас.
— Так точно, господин начальник!
— Смотри у меня...
Дальше Бенюс не разобрал. Голоса смолкли, полицейские свернули налево и исчезли за памятником независимости. «Сегодня ночью его увозя г... Может, сам Катенас будет сопровождать...» Неприятный холодок пробрался в сердце. Бенюс машинально перешел на другую сторону, хотел повернуть обратно, но встретил Фелюса, того самого веселого сапожника, которого знал с тех времен, когда в первый год снимал комнату у его матери. Они не были друзьями, хоть Бенюс и шил ботинки у Фелюса, но теперь Бенюс почему-то обрадовался. Фелюс был немного навеселе и острил больше обычного. Не вынимая рук из карманов, он тут же рассказал бойкий анекдот, и Бенюс впервые за последние четыре дня от души посмеялся. Ему было приятно, что Фелюс ничего не знает, и от этого сапожник стал ему ближе. Да, с Фе-люсом всегда легко и просто. Просто странно, что они не подружились. Наверное, виновата разница в годах : у Фелюса лицо уже в морщинах, а черные волосы седеют. Старый холостяк смеется, запрокинув голову.
— К черту, все к черту! Все равно помирать. Давай веселиться, пока глотку не пробили, как Нюнису. Ничего не слышал? Ого! Прошлое воскресенье один подлец вогнал ему в глотку четвертинку. Будет теперь поститься. А нам что? Мы целы.
Пронзит сердца смерти коса, Придется нам расстаться. Пока ты юн, пока не стар, Не надо убиваться.
— Пошли, Бенюс, к девушкам Зарембы... Не хочешь? Такой мужчина и не хочет... Тогда, может, к Кунцене? — Фелюс берет Бенюса под руку, но тут же, спохватившись, отпускает.— Скуоджяй — город первый сорт. Куда ни пойдешь, домашнее пиво рекой течет. Течение Гольфстрим! Давай купаться, пока солнышко припекает. Пошли к Кунцене?
Бенюс с виноватой улыбкой трясет головой, но воля уже ослабела. А Фелюс не отпускает. Он предлагает еще какую-то бабу, которая варит пиво, обещает красивых девочек и, наконец, рассказывает похабную историю, которая окончательно рассеивает сомнения
Бенюса. Невидимая тяжесть уже не так сильно давит на плечи, с каждым шагом становится легче. И когда они, заговорившись, подходят к ресторану Гирша, Бе-нюс и сам не замечает, как предлагает Фелюсу выпить пару пива.
— Молодец! — обрадовался Фелюс—Я тебе сделаю ботинки шевролет! Кожа сирены, верблюжьи подметки, китовая подкладка. Позолоченными нитками разошью, гвоздиками из слоновой кости приколочу. У самого короля маньчжурского таких не было.
— Если не будет мест...— Бенюс многозначительно повел плечами и, сняв гимназическую фуражку, засунул ее за пазуху.
— Мне Гирш всенепременно место сделает, — уверил Фелюс. — Только пошли со двора, через «ризницу», а не в парадную дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99