он вздрогнул, нехотя поднял голову и уставился в пространство одуревшим взглядом. Поначалу ему почудилось, что он лежит в саду своего поместья, но он тут же очнулся и глубоко вздохнул. Сквозь ветки деревьев, густо усеянные зелеными яблоками, он увидел навозные телеги у хлева. Рядом лежала книга про миллионеров. А ведь только что все казалось иным: мусорные ящики были неприступными сейфами, прогнившие объедки — золотом, а бедные мальчики — богачами!.. Но вот из сеновала вылез батрак. Скоро покажется второй, третий, соберутся девки, протирая глаза после дневного сна, и потом — поди сюда, гимназист, валяй... Нет работы отвратительней труда погонщика, когда навоз на поля вывозят. Да еще у господина Сикорскиса. Кто не знает помещичьих лошадей! Это не какие-нибудь бедняцкие клячи, которые порожнюю телегу с места не сдвинут. С помещичьими лошадьми шутки плохи. Драконы, не лошади! Гляди, нечаянно дернешь вожжей, или овод ввернется им между ног,— как начнут биться в оглоблях! А зазеваешься — опрокинут воз в канаву, и ни черта не соберешь. Едешь порожняком—еще хуже. Стоишь на скользких досках, балансируешь будто циркач. Не доглядишь — нырнет колесо в яму или наскочит на камень, и полетишь вниз головой через грядку. И уж не дай бог автомо-
биль встретить! Тогда крестись, парень. Нет, что ни говори, нет дела поганей...
— Здравствуй, Бенюс. Бенюс повернулся на бок и сел. Перед ним стоял Альбертас — без шапки, в голубой чистой сорочке, заправленной в короткие светло-серые штаны. На левой руке сверкали новые часики, которые отец ему купил за успешный переход в четвертый класс.
Бенюс не любил молодого Сикорскиса, завидовал ему, но и восхищался им. По правде говоря, никто не любил Альбертаса, хотя почти все относились к нему с завистливым восхищением, не столько отдавая должное общественному положению его родителей, сколько из-за больших знаний и острого, рано развившегося ума мальчика. Альбертас много читал, иногда даже такие книги, которых не было в библиотеке гимназии, любил угощать друзей цитатами из классиков, а учителям задавал вопросы, которые нередко ставили их в тупик. Вообще по своему развитию Альбертас стоял гораздо выше своих одноклассников. Правда, по литературе он никогда не получал больше четверки, зато мог почти наизусть пересказать «Декамерон»; математика давалась ему еще трудней, но из жизни великих математиков он знал столько разных историй, будто был с ними на короткой ноге; литовский язык, по его собственным словам, был его «ахиллесовой пятой», зато он свободно читал по-польски и на эсперанто, который изучил в прошлом году за время летних каникул.
За последний год Бенюс тесней сошелся с Альбертасом. Ему нравилось, что тот никогда никого не обзывает, не дерется, не ябедничает. Но его раздражало исключительное положение Сикорскиса в классе. Бенюсу казалось, что Сикорскис дружит с учениками победнее только потому, что это кажется ему своего рода милостыней. Он сердился, давал себе слово не иметь ничего общего с Альбертасом, но стоило тому сказать словечко потеплее, и Бенюс бежал за ним, как собачонка. В его душе все время теплилась надежда, что и он сумеет по-настоящему подружиться с помещичьим сыном. Особенно он уверовал в это после того, как Альбертас дал ему почитать интересную книгу, а на следующее воскресенье догнал на дороге и пригласил к себе в шарабан Однако какой-то шептал, что они никогда не станут друзьями. Искренность... Да, Бенюс хотел бы быть искренним. Он взял бы Альбертаса за руку, похлопал бы его по плечу, резко бы ответил, если бы что не понравилось. Но рука не поднимается, язык застывает во рту, и говорит он совсем не то, что думает. Альбертас смотрит на него умными глазами доброго опекуна. Свысока, с нескрываемым оскорбительным любопытством. Как на какого-нибудь жучка, которого можно раздавить, если захочется.
— Понравилась? — Он показал ногой на книгу, лежавшую в траве. — Прочитал?
— Ничего, интересная. — Бенюс обхватил коленки и посмотрел на свои измазанные штаны. «Этот барич пахнет пряником», — подумал он, с ненавистью глядя на чистые икры Альбертаса. А вслух добавил : — Я не верю, что каждый может стать богатым.
— Ясное дело, не каждый, — согласился Альбертас. — Для этого нужны желание и способности. А главное — воля. Видел, какими волевыми были те люди, сколько им всего пришлось испытать, пока они стали миллионерами?
— В Литве миллионеров нет...
— Кто хочет, может и в Литве добиться немалого.
— Тебе хорошо говорить, когда есть готовое поместье...
— Когда-то этого поместья не было. Альбертас уселся на траве рядом с Бенюсом.
— Да, конечно...
— Тебе надо больше читать, Бенюс. То, что ты второй ученик в классе, ничего еще не значит. Стяпу-лис — первый, ну и что, раз он дурак?
— Все бедные — дураки, — язвительно заметил Бенюс.
— Он дурак не потому, что бедный. Ты тоже бедный, а никто не скажет, что ты дурак.
— Отчим не считает меня умным...— Враждебность к Альбертасу рассеялась, словно туман под лучами солнца.
— У твоего отчима у самого нет царя в голове. Недавно я читал одну книгу, там правильно сказано, что люди несчастны из-за неравных способностей.
Способные поднимаются, менее способные остаются на полпути, а самые неспособные погружаются на дно. И от этого возникают всякие раздоры. Неспособные завидуют способным и мутят народ, поднимают революции. Это очень правильная мысль. Возьмем хотя бы твоего отчима. Если бы у него были какие-нибудь способности, скажем, строителя или механика, на войне он попал бы не в пехоту, а в такую часть, где бы не потерял руки. Потом он бы разбогател и не точил бы зубы на людей, которые удачливее его.
Бенюс ничего не ответил. Рассуждения Альбертаса его потрясли. «А моя мать? — думал он.— Сама рассказывала, что накопила денег, которые выманил... отец. На эти деньги она бы могла уехать в Америку и разбогатеть, как Рокфеллер. Он тоже начинал с одного доллара. Но у матери не было никаких способностей, и в этом никто не виноват...»
— А теперь от твоего Ронкиса остался один язык, — добавил Альбертас, не дождавшись ответа.— Подбивает батраков против хозяев, народ мутит. Хозяева рассердились, собираются писать прошение начальнику уезда. Выселят его из Рикантаи, и конец.
— Что я могу сделать? — Бенюс вздохнул. — Сам знаешь, был бы Ронкис другим, и мне бы в гимназии было легче.
— Без сомнения, — подтвердил Альбертас. — Теперь ты платишь половину за учебу, а был бы отчим не такой — ни лита не пришлось бы платить. Тебя бы приняли в скауты, мог бы летом в лагерь поехать...
— А ты что так уж заботишься? — Бенюсу показалось, что Альбертас над ним издевается.
— Мы оба литовцы. А литовец должен заботиться о литовце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
биль встретить! Тогда крестись, парень. Нет, что ни говори, нет дела поганей...
— Здравствуй, Бенюс. Бенюс повернулся на бок и сел. Перед ним стоял Альбертас — без шапки, в голубой чистой сорочке, заправленной в короткие светло-серые штаны. На левой руке сверкали новые часики, которые отец ему купил за успешный переход в четвертый класс.
Бенюс не любил молодого Сикорскиса, завидовал ему, но и восхищался им. По правде говоря, никто не любил Альбертаса, хотя почти все относились к нему с завистливым восхищением, не столько отдавая должное общественному положению его родителей, сколько из-за больших знаний и острого, рано развившегося ума мальчика. Альбертас много читал, иногда даже такие книги, которых не было в библиотеке гимназии, любил угощать друзей цитатами из классиков, а учителям задавал вопросы, которые нередко ставили их в тупик. Вообще по своему развитию Альбертас стоял гораздо выше своих одноклассников. Правда, по литературе он никогда не получал больше четверки, зато мог почти наизусть пересказать «Декамерон»; математика давалась ему еще трудней, но из жизни великих математиков он знал столько разных историй, будто был с ними на короткой ноге; литовский язык, по его собственным словам, был его «ахиллесовой пятой», зато он свободно читал по-польски и на эсперанто, который изучил в прошлом году за время летних каникул.
За последний год Бенюс тесней сошелся с Альбертасом. Ему нравилось, что тот никогда никого не обзывает, не дерется, не ябедничает. Но его раздражало исключительное положение Сикорскиса в классе. Бенюсу казалось, что Сикорскис дружит с учениками победнее только потому, что это кажется ему своего рода милостыней. Он сердился, давал себе слово не иметь ничего общего с Альбертасом, но стоило тому сказать словечко потеплее, и Бенюс бежал за ним, как собачонка. В его душе все время теплилась надежда, что и он сумеет по-настоящему подружиться с помещичьим сыном. Особенно он уверовал в это после того, как Альбертас дал ему почитать интересную книгу, а на следующее воскресенье догнал на дороге и пригласил к себе в шарабан Однако какой-то шептал, что они никогда не станут друзьями. Искренность... Да, Бенюс хотел бы быть искренним. Он взял бы Альбертаса за руку, похлопал бы его по плечу, резко бы ответил, если бы что не понравилось. Но рука не поднимается, язык застывает во рту, и говорит он совсем не то, что думает. Альбертас смотрит на него умными глазами доброго опекуна. Свысока, с нескрываемым оскорбительным любопытством. Как на какого-нибудь жучка, которого можно раздавить, если захочется.
— Понравилась? — Он показал ногой на книгу, лежавшую в траве. — Прочитал?
— Ничего, интересная. — Бенюс обхватил коленки и посмотрел на свои измазанные штаны. «Этот барич пахнет пряником», — подумал он, с ненавистью глядя на чистые икры Альбертаса. А вслух добавил : — Я не верю, что каждый может стать богатым.
— Ясное дело, не каждый, — согласился Альбертас. — Для этого нужны желание и способности. А главное — воля. Видел, какими волевыми были те люди, сколько им всего пришлось испытать, пока они стали миллионерами?
— В Литве миллионеров нет...
— Кто хочет, может и в Литве добиться немалого.
— Тебе хорошо говорить, когда есть готовое поместье...
— Когда-то этого поместья не было. Альбертас уселся на траве рядом с Бенюсом.
— Да, конечно...
— Тебе надо больше читать, Бенюс. То, что ты второй ученик в классе, ничего еще не значит. Стяпу-лис — первый, ну и что, раз он дурак?
— Все бедные — дураки, — язвительно заметил Бенюс.
— Он дурак не потому, что бедный. Ты тоже бедный, а никто не скажет, что ты дурак.
— Отчим не считает меня умным...— Враждебность к Альбертасу рассеялась, словно туман под лучами солнца.
— У твоего отчима у самого нет царя в голове. Недавно я читал одну книгу, там правильно сказано, что люди несчастны из-за неравных способностей.
Способные поднимаются, менее способные остаются на полпути, а самые неспособные погружаются на дно. И от этого возникают всякие раздоры. Неспособные завидуют способным и мутят народ, поднимают революции. Это очень правильная мысль. Возьмем хотя бы твоего отчима. Если бы у него были какие-нибудь способности, скажем, строителя или механика, на войне он попал бы не в пехоту, а в такую часть, где бы не потерял руки. Потом он бы разбогател и не точил бы зубы на людей, которые удачливее его.
Бенюс ничего не ответил. Рассуждения Альбертаса его потрясли. «А моя мать? — думал он.— Сама рассказывала, что накопила денег, которые выманил... отец. На эти деньги она бы могла уехать в Америку и разбогатеть, как Рокфеллер. Он тоже начинал с одного доллара. Но у матери не было никаких способностей, и в этом никто не виноват...»
— А теперь от твоего Ронкиса остался один язык, — добавил Альбертас, не дождавшись ответа.— Подбивает батраков против хозяев, народ мутит. Хозяева рассердились, собираются писать прошение начальнику уезда. Выселят его из Рикантаи, и конец.
— Что я могу сделать? — Бенюс вздохнул. — Сам знаешь, был бы Ронкис другим, и мне бы в гимназии было легче.
— Без сомнения, — подтвердил Альбертас. — Теперь ты платишь половину за учебу, а был бы отчим не такой — ни лита не пришлось бы платить. Тебя бы приняли в скауты, мог бы летом в лагерь поехать...
— А ты что так уж заботишься? — Бенюсу показалось, что Альбертас над ним издевается.
— Мы оба литовцы. А литовец должен заботиться о литовце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99