2 октября 193 3 года. Вторник. Я уже привыкла к новому месту. Деревня Линвартис мне нравится. Там красивое озеро. Мы уже жили у реки, у леса, около шоссе, а у озера поселились первый раз. Лето пролетело, словно молния. Просто удивительно, что с начала учебного года прошел целый месяц и я учусь в четвертом классе.
...Сегодня, возвращаясь с уроков, я видела, как мальчики-шалуны издевались над своим товарищем. Они стащили с его головы шапку и перебросили через забор. Когда мальчик полез за шапкой, Людас Гряужинис толкнул его, бедняжка зацепился за забор и, падая, порвал куртку на спине. Этот несчастный — сын бедной Ронкене из Рикантай, Бенюс Жутаутас. Бесстыдники, бесстыдники... В чем он перед вами провинился? Вы злые кошки, играете с мышью. Для своего удовольствия. Бессердечные вы... Для вас такие шалости — удовольствие. А для него? Подумали вы об этом?
Каждый обиженный человек для меня чем-то важнее, лучше других. А Бенюс... Даже странно, когда подумаешь: мы учимся в разных классах, до сих пор даже поговорить не пришлось, а мне кажется, будто мы давно-давно знакомы... Я хочу с ним подружиться, быть доброй и всегда помогать ему.
Виле еще раз прочла последнюю страницу и минутку посидела, мечтательно улыбаясь.
Красная стеклянная горошина ярко сверкала в лучах солнца.
Виле открыла новую страницу и начала писать:
1 апреля 1934 г. Среда. Удивительный день! Просто себя не узнаю. Наверное, весна виновата. Мне безумно весело. Хочу танцевать, петь, плакать, хохотать. Весь мир мне кажется нежным, слабым ребенком. А я большая, могучая. Вот раскину руки и прижму его к груди, как свою большую куклу Катрите (только не выдай, добрый Дневник, что я все еще играю в куклы!). Такого волшебного чувства я еще не переживала. Что это? Счастье? Конечно. Но назвать это чувство счастьем было бы мало. Это десять, нет, сто, тысяча счастий. Это счастье всего мира. А может быть, у этого могущественного чувства есть и другое название?..
От счастья голова кружится, Любовь впервые я узнала...
Чьи это слова? Не помню. В конце концов, какая разница, сказал их известный поэт или я сама придумала. Любовь! Неужели я влюблена? Когда я училась в начальной школе, мне нравился один робкий мальчик. На перемене мы сидели за одной партой и читали «Анта-нелиса-нелюдима». Одну страницу — я, другую — он. Бенюс мне чем-то напоминает того мальчика.
В воскресенье, накануне экзаменов, пришла мать. Она выглядела очень усталой, даже с лица спала.
— Ты один? — спросила она, тяжело опустившись на стул.
— Сама видишь. Мои соседи учатся в младших классах. У них экзаменов нет, разъехались. — Бенюс заметил застрявшие в складках ее платья усики ржи, вспомнил полевую тропу, по которой ходил каждый день, когда готовился к первому причастию, и почувствовал, как истосковался по родной деревне. — В то воскресенье, мама, я уже буду дома.
Мать не просияла, как бывало раньше, когда она узнавала, что он скоро вернется. Сидела, уронив на колени усталые руки, печально качала головой и с упреком смотрела на сына.
— Что случилось, мама? —Он не мог ее понять. Почему она не выспрашивает новости, как обычно, и сама ничего не рассказывает? В этой корзинке, конечно, лежит свежий творожный сыр, масло, а может быть, и цыпленок. Почему она не выкладывает все на стол, не спрашивает, хватает ли ему еды и что принести в следующий раз? — Ты очень устала, мама? Сегодня страшная жара...
Ее плечи задрожали. Она закрыла лицо ладонями и заплакала.
— Сынушка, сынушка... За что меня господь бог, за что?..
Бенюс растерянно смотрел на мать. От нее шел запах пота и дорожной пыли. Плачущая женщина, следы босых ног в комнате... Он где-то видел такую сцену. Нет, читал в романе, который дал Сикорскис.
— Мама, я ничего не понимаю...
— Перед всеми отказаться от отчима, наговорить на товарищей... Как ты мог, как ты мог, сынок...
У Бенюса похолодело в груди. Он уже забыл тот урок рисования и разговор с Мингайлой, которому нажаловался на Аницетаса, а потом наклеветал на Мышку.
— Вранье! — крикнул он, покраснев со стыда.— Перед классом я только правду сказал. Ведь ты, мама, всегда учила меня говорить правду! Кто мог тебе так подло наврать?
— Не знаю...— застонала мать.— Мне Антанас рассказал.
— Отчим! — неистовствовал Бенюс. — Ах, он уже вернулся?.. Нашла кого слушать. Будто не знаешь, что он с малых лет меня не любит.
— Но он правду сказал. Разве ты не вступил в скауты? — В глазах матери сквозь слезы мелькнул луч надежды.
— Я должен был вступить, мама,— нежно ответил Бенюс. Он подошел к матери, обнял ее за плечи и, устыдившись собственной нежности, снова отошел.— Скауты — хорошая организация. Ты помнишь, как учила меня заповедям божьим? «Люби ближнего, как самого себя». Слова из этих заповедей написаны на нашем знамени. А отчим — безбожник. Ему такое не нравится. Разве ты хочешь, мама, чтобы я тоже перестал ходить в костел?
— Грех говорить такое, сынушка. — Агне вытащила из рукава платок и, вздыхая, долго вытирала лицо.—Я ничего в этих скаутах не смыслю. Может, они и добру учат, только не надо отчима дразнить.
— Пускай он не суется в мои дела, а за своими поглядывает.
— Как ему не соваться? Ты же еще не взрослый, Родители должны о вас, о детях, заботиться.
— Ах, мама. Оставь меня в покое. У меня уже свой ум есть,
— Ребенок ты еще, Бенюкас, ребенок...—прошептала Агне,
— Ты так говоришь, потому что сама ничего не смыслишь, — обиженно сказал Бенюс. — Альбертас Си-корскис давно уже скаут, ему отец ни слова не говорит. Может, ты скажешь, что господин Сикорскис глупее отчима? У Стимбуриса и у бургомистра тоже дети скауты. У всех лучших людей дети в нашей организации. Ты бы радоваться должна, мама, что они меня приняли.
— Все равно, сынушка, все равно. Тебе надо из них вычеркнуться. Спокойней будет.
— Отчим приказал? — губы Бенюса искривились.
— Нет, нет! — Агне снова прослезилась. — Сердце мое говорит. Послушайся, Бенюкас, матери — лучше будет...
— Я тебя понимаю. Ты потому меня хочешь вытащить из скаутов, что отчим против таких организаций. Ты боишься мужа, да? Он тебя пилит? Да, мама? — Он нагнулся к матери, пытливо посмотрел ей в глаза и все понял, встретив умоляющий ее взгляд. — Не бойся, мама. Правда на моей стороне. Со мной учителя, товарищи, бог, а против него — все. Разве ты хочешь, чтобы я шел его дорогой?
— А ты не ходи! Ни с теми, ни с теми! — отчаянно крикнула Агне. — Ты иди сам собой, как все честные люди. И бог поможет.
Он понял, что мать не переубедить.
— Хорошо, я подумаю, мама, — пообещал он, чтобы быстрей кончить неприятный разговор.
— Подумай, сынушка, подумай, — успокоилась Агне.
«Понемногу она свыкнется, и будет хорошо»,— размышлял Бенюс, когда мать ушла. И все-таки на душе было неспокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99