— Агне, — буркнул он, ладонью прикрыв глаза от света, словно смотрел на солнце.—Агне...
— Вы хотели научить меня грамоте, — она опустила голову, погрузившись в воспоминания.— Потом вас увезли жандармы, но я почему-то думала, что еще увижу вас...
— Агне... Та самая девочка растрепанная.— Лапе-нис невесело рассмеялся. — Помню, очень хорошо помню. Как ты здесь очутилась?
— Длинная сказка...
— Да. — Он покачал головой. — Жизнь — океан, как говорится, а мы — корабли. Плывем к своей пристани и иногда встречаемся в пути. Помнишь Юргиса?
«Как не помнить! Ведь у Жутаутасов батрачил! Добрый был Юргис, всегда за меня заступался, не то, что другие».
— Я мечтала с ним поехать в Америку.— Агне печально улыбнулась.
— В тридцатом я получил письмо от одного друга. Юргиса засыпало в угольных копях.
— Вечная память. Счастье искал, смерть нашел.
— Я рад, что тебя встретил.—Лапенис протянул через стол руку. Он смотрел на женщину, словно искал хоть одну знакомую черту, которая бы напомнила ему бойкую девочку тех времен, и на его лице отражалось нескрываемое разочарование. Что делает горе с человеком! Ведь ей сорока нет, а она поседела, щеки выцвели, вокруг рта залегли морщинки...
— Я очень постарела, дядя Лапенис,— сказала Агне, отгадав его мысли.—Жизнь...
— Да, жизнь несправедлива. — Лапенис подошел поближе. — Но надо надеяться, мы еще дождемся лучших времен.
— Куда там. В своей жизни я верила во многое, да мои мечты ни разу не исполнились. Лучше уж довольствоваться тем, что есть, и не мечтать о райских птицах.
— Я не знаю, во что ты верила и в чем разочаровалась, девочка. Я помню, ты радовалась, что тебя удочерили Жутаутасы, видать, хозяйкой стать надеялась. Потом говорила, что мечтаешь об Америке. Эти твои желания не исполнились?
— И эти, и другие. Только покажется, что счастье рядом, как сразу оно превращается в дым, — ответила глубоко взволнованная Агне.
— Пустые это были желания. Не было у них основы. О гаком вообще не стоит мечтать.
— Откуда человеку знать, что стоит, а что не стоит...
— В наши времена людям не нужны пустые мечты: как свить уютное гнездо или завладеть чужим, вытолкав из него слабого. Нам нужны дела, дружок, большие дела, жертвенные, такие дела, которые разрушили бы до основания старый мир и на его руинах построили новый. Разве не хотела бы ты вместо этой лачуги увидеть просторную, красивую избу? — Лапенис положил женщине на голову руку. — Разве тебе не приятно было бы хозяйничать в ней и знать, что на твоей шее нет никакого барина?
Агне ощущала успокоительное тепло его ладони; поток воспоминаний подхватил ее и унес в дни детства, когда она еще пасла свиней, а дядя Лапенис заходил к Жутаутасам и, усадив ее рядом, нежно гладил растрепанную головку. Горячий комок подкатился к горлу, выдавил слезы, и вдруг ее охватила такая слабость, что она хотела упасть дяде Лапенису на грудь и вылить всю боль, которая скопилась за долгие годы. «Меня бог жестоко покарал! — кричала Агне в мыслях. — Я потеряла любимого человека, девичью честь, но за это господь мстит моим детям? Как несправедливо, как несправедливо!»
— Что с тобой? — забеспокоился Лапенис, увидев ее изменившееся лицо.
— Ничего. Вспомнила всякое. — «Он такой же, как Антанас, — подумала она со злостью.—Не надо... Все равно не поймет...»
. — Воспоминания, воспоминания...—загудел Лапенис—Все равно, что жвачку жевать...—Он ущипнул двумя пальцами густую бровь и неожиданно добавил : — Тебе бы радоваться, что не стала хозяйкой, мой дружок.
Она ничего не ответила.
— Кулаки кончают век, а перед нашими глазами вся жизнь. Придет время, когда Жутаутасы будут завидовать тебе, этой прогнившей лачуге больше, чем ты завидуешь Сикорскисам, их дворцам.
— Муж тоже так говорит.
— Правильно говорит. Твой муж умный человек.
— Никак я не пойму, чего вы суетитесь, словно пчелы перед роем? Что вам нужно? Чего вы добьетесь
пустой своей болтовней? Лучше будет, лучше будет! Сорок лет я это слышу, а хорошего как не видали, так и не видим. Собираетесь, языками мелете,— от этого, может, у вас на душе легчает. Но серьезным хозяевам не нравится эта болтовня, дядя Лапенис.
— Я хочу тебя попросить. — Лапенис собрал в горсть бородку. — Хочу попросить, чтобы ты забыла мою фамилию. Думаю, тебе неважно, почему мне больше нравится называть себя Дундулисом? Ведь ты не желаешь мне зла?
— Что вы!..—перепугалась Агне. Вдруг в ее воображении промелькнула телега, мужик на козлах, жандармы, между ними плечистый рябой парень, закованный в кандалы. Она вспомнила последний обыск, угрозы полицейских, и на лбу выступил холодный пот. Ее давно пугали бунтарские разговоры мужа, но она не знала, что он так глубоко втянулся в опасную игру, даже связался с человеком, который прячется от гнева властей под чужим именем. — Хоть бы детей пожалел!—с дрожью в голосе сказала она.—Разве он вам ничего не говорил про детей?
— Говорил. Знаю, что растите двух молодцов.
— Вы понимаете, что будет, если его посадят в тюрьму? — зло спросила Агне.— Бенюса вышвырнут из гимназии, а мы с Шарунасом по миру пойдем.
— В юности мне довелось прочесть очень правильные стихи. Я запомнил одну строку. Угнетенные должны бы написать ее на своем знамени: «Борьба требует жертв!» — язвительно заметил Лапенис-Дундулис.
— Пускай борется тот, кто один, как перст, дядя... Дундулис!
— У меня была жена. — В голосе Лапениса Агне почувствовала упрек. — Когда я вернулся с каторги, она уже умерла. Помнишь моего сынишку? Он тогда еще малышом был. Белые взяли его в армию, и больше я его не видел. Убили. Под Вильнюсом. В бою с поляками...
— Я же не говорю... У каждого свое горе...— устыдилась Агне.
Бенюс с минуту стоял во дворе, не осмеливаясь войти в дом. Пес, узнав своего, радостно повизгивал, махал хвостом, прижимался к ногам. «Вот кто бы дал
денег, если бы у него были», — горько подумал Бенюс и снова принялся ругать себя за легкомыслие. Почему он не поверил Альбертасу? Надо было отказать старику Сикорскису и вернуться домой до темноты. Но куда уж там! Ведь господин Сикорскис богат! Что для него значат семьдесят пять литов? За игрой его сердце смягчится, Бенюс улучит удобную минуту, попросит, старик раскошелится... Так и просидели за шахматами допоздна. Нарочно проигрывал, угодничал, сладко улыбался, а дошло до дела — еле-еле пять литов выпросил... Бенюс с омерзением плюнул. «Теперь придется людей со сна поднимать. Отчим и так уж волком смотрит... Глупо, до чего глупо вышло...» Бенюс посмотрел на стоящую в темноте избушку с наглухо закрытыми ставнями, стряхнул с воротника снег и пошел к двери. Вдруг он вспомнил о ключе, которым отпирали дверь снаружи. Ключ был примитивный — шило с загнутым кончиком;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99