Незадолго до обеда в мастерских появился Борейко, как всегда шумный, подвижный и энергичный.
— Здорово, ребята, — приветствовал он мастеровых.
— Здравия желаем!
— Сразу видать — нестроевщина. Отвечают кто в лес, кто по дрова. Как работа идет? — обратился он к Звонареву. — Мне уже надоело тебя на Утесе дожидаться, решил сам приехать подогнать вас. Больно вы тут копаетесь.
— Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, Борис Дмитриевич. Мы и так тут работаем даже в праздничные дни.
— Бабы блох скорее ловят, чем вы дело делаете. Дал бы ты им по полбутылки, разом дело закипело бы.
— Что верно, ваше благородие, то верно: с водкой дело куда скорее бы пошло, — поддакнули многие.
— Сережа, у тебя деньги есть? Пошли кого-нибудь за парой четвертух на всю братию. Пьяными не будут, а работа пойдет быстрее.
— Неудобно как-то в мастерских, — возразил Звонарев.
— Когда обедать пойдут, я сам каждому из них по чарке поднесу. Вали кто-либо за водкой.
— Нам, ваше благородие, не продадут.
— Прапорщик сейчас вам записку даст, что водка нужна для технических целей.
— Не поверят, ваше благородие.
— А шут с ними, пусть не верят. Раз казенная печать есть, верь не верь, а водку подавай. Аида, Сережа, поскорее сваргань это у себя в канцелярии.
Когда Звонарев ушел, Борейко стал ходить между клепальщиками, приглядываясь к работе. Он принадлежал к числу людей, которые равнодушно не могут видеть работу других.
— Дай-ка мне тоже молоточек, — обратился он к Братовскому. — Хочу и я малость им помахать. Мальчишкой, бывало, из кузницы не вылазил, любил молотобойничать.
Борейко подали кувалду, он попробовал ее и отбросил.
— Больно легка, не по руке. Давай которая потяжелее.
Вооружившись чуть не пудовой кувалдой, он принялся за работу, но дело у него не клеилось: заклепки садились криво, мялись, и клепка получалась плохая.
— Силы, ваше благородие, надо поменьше, а ловкости побольше; позвольте, я вам покажу, — предложил Братовский.
Когда Звонарев вернулся обратно в цех, он застал Борейко в одной рубашке, с увлечением действующею кувалдой под присмотром Братовского.
— Лихой из тебя коваль, Боря, вышел бы. Иди в мастерскую — старшим кузнецом сразу сделаю, — улыбнулся Звонарев.
— Люблю поразмяться. Силушка по жилочкам так и забегает, — утирал потный лоб Борейко. — Я хочу сразу внести все переделки в лафет: полки для квадрантов на стрелах, что к цапфе прикрепляем, прицелы насечь на большую дистанцию. Разметки я уже сделал. Видел я щиты у моряков около пушек, решил и у нас их пристроить. Чертежик тоже набросал. Пойдем-ка в канцелярию и поговорим, что да как.
Познакомившись с чертежами Борейко, Гобято удивленно посмотрел на него.
— Выдумщик вы, Борис Дмитриевич. Вам бы в артиллерийскую академию идти.
— В академию рылом не вышел. А с пушками повозиться люблю, есть грех, — ответил поручик. — Мыслишка у меня давно в голову засела, как бы нам облегчить подачу снарядов из погребов к орудиям. Это самая тяжелая у нас работа, да и мешкотно, много времени на это уходит. Солдаты мне верную мысль подсказали — использовать для этого силу отката орудия при выстреле. И откат слабее будет, и заряжать станет легче. Только как это сделать — не соображу. Лебедкин — есть у нас там такой, из мастеровых, — предложил трос к лафету прикрепить да перебросить через блоки к снарядному кокору. По его соображениям, как раз силы хватит, чтобы снаряд поднять. Только вот рывок при выстреле получается. Опасно, как бы при этом снаряд не взорвался.
— Идея неплохая. Для смягчения первого рывка можно пружину поставить, тогда движение плавнее будет, — согласился Гобято.
Прошло больше часа, пока наконец договорились и окончательно решили, какие еще нужны будут переделки в орудиях и лафетах.
— Чуть не забыл, — спохватился Борейко, — нас с тобою, Сережа, сегодня вызывают к часу дня в офицерское собрание, на заседание суда Общества офицеров по делу Чижа.
— Первый раз слышу! По какому еще это делу Чижа? — удивился Звонарев.
— Забыл, как мы его вывели на чистую воду с артельными суммами? Он, оказывается, очень обиделся, что я его назвал жуликом, и подал жалобу в суд Общества офицеров. Белый приказал его разобрать. Тебя и Жуковского вызывают в качестве свидетелей, а меня в качестве ответчика. Идем поскорее, пока не опоздали.
В Управлении артиллерии, в библиотеке, уже собрался весь состав суда. Председательствовал Тахателов, а членами были капитан Страшников и капитан Мошинский. Все они были в парадных мундирах, при орденах и оружии. Тут же находился и Чиж.
Как только вошли Борейко со Звонаревым, Такателов начал заседание. Секретарь суда, мрачный чиновник, опросил Чижа и Борейко, имеют ли они отводы против состава суда и свидетелей. Их не оказалось.
— Поручик Борейко, почему вы не в парадной форме? — спросил Тахателов.
— У меня ее нет, заложил в ломбард.
Звонарев заявил, что еще не успел сшить мундир.
— Заняли бы где-либо на заседание суда, — хмуро заметил Страшников, суетливый, с бегающими глазами сорокалетний капитан.
Другой член суда, Мошинский, только укоризненно покачал головой, поблескивая стеклами своих очков в круглой металлической оправе. Козлиная бородка и длинные, закинутые назад волосы делали его больше похожим на сельского учителя, чем на офицера.
— Занять-то не у кого. Ничей мундир на меня не налезет, — возразил Борейко.
Тахателов предложил считать уважительной причиной отсутствие мундиров у Борейко и Звонарева.
— Если поручик Борейко не постеснялся заявить на суде, что отдал в заклад свой мундир, то какие же у него могут быть представления о чести мундира, к которому он так небрежно относится? — ехидно проговорил Страшников, переглянувшись с Чижом.
— Это к разбираемому нами делу не относится! — возразил Мошинский.
— Присоединяюсь к вашему мнению, — проговорил Тахателов. — Суд переходит к опросу подсудимых. Расскажите, при каких обстоятельствах вам было нанесено оскорбление на словах поручиком Борейко, — обратился к Чижу Тахателов.
Чиж подробно и обстоятельно рассказал обо всем, что произошло в комнате у Жуковского после проверки артельных сумм.
— Вы подтверждаете правильность сказанного? — спросил Тахателов у Борейко.
— Целиком и полностью.
— Тогда предлагаю вам, поручик Борейко, принести свои извинения штабс-капитану Чижу.
— Не нахожу возможным. Вор, по-моему, всегда останется вором, как перед ним ни извиняйся.
— Прошу суд оградить меня от повторных оскорблений, — взвизгнул Чиж.
— Прошу вас выбирать ваши выражения, поручик, — остановил Борейко Тахателов.
— В показаниях капитана Жуковского значится, что штабс-капитан Чиж тоже оскорбил вас. Почему вы, поручи, к, об этом ничего не сказали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179