Так мы не согласны, — докладывал он прапорщику.
— Что за чушь! Кто это приказал делать?
— Приказали командир саперной роты подполковник Жеребцов, а им приказал генерал Стесселев!
— Тут что-то не так. Спрошу сейчас у капитана Высоких, в чем тут дело!
Прапорщик застал Высоких лежащим на походной кровати с холодным компрессом на голове.
— Едва вырвался. Под конец таким ершиком угостили, что небо показалось с овчину и звезды из глаз посыпались, — жаловался Высоких.
Рассказав ему о минировании саперами батарей, Звонарев спросил капитана, что он об этом думает.
— Думаю, что или Жеребцов, или Стессель, или оба вместе от жары сошли с ума. Если батареи будут минированы, то я уведу людей с позиции и уйду сам. Как очухаюсь малость, я приду туда, а пока, попрошу вас, сходите вместе с Садыковым.
— Поручик накурился опия и не в себе, — доложил капитанский денщик.
— Этого еще не хватало! Соломонов беспробудно пьет, этот начал курить опий. Не рота, а бедлам какой-то!
Звонарев отправился один, У левофланговых батарей, которые были в ведении прапорщика, солдатыартиллеристы переругивались с саперами, рывшими в брустверах ямы для закладки мин.
— Кто приказал мины закладывать? — спросил подошедший Звонарев у саперов.
— Командир роты.
— Где он сейчас?
— Не могу знать, куда-то ушедши.
— Прекратить работы, — приказал Звонарев.
— Нам, ваше благородие, приказ даден, и мы должны его выполнить, — возразил саперный унтер-офицер.
— Прикажите, ваше благородие, им по шеям накласть, мигом уйдут, — попросил Кошелев.
— Мы их сначала честью попросим, — пошутил, улыбаясь, прапорщик, чтобы отвратить угрозу кулачной расправы с саперами. — А если они этого не послушают, то тогда подзатыльников надаем.
— Ваше благородие, — взмолился сапер, — войдите в наше положение. Нам приказывают рыть ямы для мин, мы и роем. По такой жаре и нам работать нет никакой охоты, только по приказанию и делаем.
— Остановите работы, я пойду переговорю со своим начальством, — распорядился Звонарев и пошел обратно к Высоких.
Тот уже пришел в себя, и они вместе двинулись к Третьякову, который состоял комендантом всей позиции. По дороге они встретили Шевцова и рассказали ему о своих заботах.
— Жеребцов сидит у меня, и я его уговариваю прекратить установку мин, но он ссылается на приказ Стесселя и распоряжение Фока и не хочет слушать никаких резонов. Надо идти к Третьякову, — сообщил Шевцов.
Полковник, осовелый после сытного обеда, тотчас же принял их и, узнав, в чем дело, возмутился.
— Стессель-дурак, Фок-прохвост, а Жеребцови дурак и прохвост вместе, — отрезал он. — Позовите его тотчас же ко мне! Находиться на заминированной позиции во время боя-это все равно что сидеть на бочке с порохом и бросать в нее окурки.
Когда Жеребцов наконец появился, Третьяков приказал ему немедленно прекратить все работы по минированию позиций.
— Прошу вашего письменного распоряжения об этом, я его сообщу Стесселю и Фоку, — ответил сапер.
— Никакого письменного распоряжения я не дам, а вам, со всеми вашими саперами, прикажу немедленно убраться с позиций. Вы мне только мешаете, — окрысился полковник. — Чтобы до вечера вас здесь не было!
Жеребцов, не ожидавший такого оборота дела, забеспокоился.
— Мы можем вам быть полезны и кое в чем другом, господин полковник. Наладим дороги, разработаем окопы, улучшим позиции артиллерии, — предложил он.
— Это другое дело. Я сам буду приветствовать такую вашу деятельность, но минирование батарей вы бросьте.
— Я все же должен буду сообщить, что эти работы мною не проводятся.
— Не возражаю. Я сам об этом уведомлю Фока и Стесселя или, еще лучше, Кондратенко. Он хорошо разбирается в таких делах, как военный инженер и бывший сапер, — согласился Третьяков. — Займитесь усовершенствованием артиллерийских позиций. Хорошенько замаскируйте их и примените к местности.
Солдаты радостно загудели, узнав об отмене минирования позиции. Звонарев пошел вдоль батарей своего участка. Расположенные фронтом на северо-восток, север и северо-запад, батареи левого фланга легко фланкировались огнем со стороны Цзинджоуского залива, в котором во время прилива вода подходила к нижним ярусам стрелковых окопов. Северный берег залива доминировал над позицией и особенно над стрелковыми окопами, которые к тому же почти не были прикрыты сверху даже козырьками. Кроме того, они простреливались вдоль почти по всей линии моря. Таким образом, занимающие — их части заранее обрекались на значительные потерн, если не на полное уничтожение.
Артиллерийское вооружение батарей состояло из двадцати четырех старых китайских и легких полевых пушек старинного образца. Дальность боя всех орудий не превышала четырех с половиной верст. Снарядов было всего по сто двадцать-сто пятьдесят на орудие. Их могло хватить только на два часа боя. Основную массу снарядов составляли гранаты, начиненные черным дымным порохом и потому весьма слабого разрывного действия; имелось несколько шрапнелей, пригодных для поражения противника на расстоянии не далее четырех верст, и, наконец, были в довольно большом количестве старинные картечи, разрывающиеся в самом дуле орудия и потому не безопасные для стрелков, расположенных в окопах впереди батареи.
С таким артиллерийским вооружением думать о серьезной обороне позиции было трудно.
Если против полевой армии позиция и смогла бы держаться некоторое время, то против осадных и морских орудий она была совершенно беззащитна.
Только к ночи наконец на батареях все кое-как утряслось, и Звонарев мог заняться прожекторами.
Лебедкин со своим помощником за день успел детально ознакомиться со всем прожекторным хозяйством. Оно было сильно запущено и находилось в очень неумелых руках.
— Через часик засветим, — успокаивал Лебедкин волнующегося прапорщика. — Осмотрим бухту, город и горы, что перед нами. На суше, правда, гораздо хуже видно при свете прожекторов, чем на море. Можно заметить только целую толпу японцев, а поодиночке или небольшими группами никогда их не увидим, — уверял солдат.
Глава вторая
В тот же день, около десяти часов вечера, по телефону из города передали приказание обстрелять расположенную невдалеке китайскую деревню Чализон, где было замечено скопление японских разведчиков.
— К орудиям! — скомандовал Родионов.
Артиллеристы бросились к своим пушкам. На батарее замелькали фонари. Из пороховых погребов начали подавать снаряды и зарядные картузы. Наводчики суетились около прицелов и уровней.
— Куда наводить-то, Софрон Тимофеич? — спросил Купин.
— На деревню, что с кумирней наверху.
— Так в темноте-то ничего не видать, ни деревни, ни кумирни!
— Наводи в тот пень, что впереди орудия видишь, — указал Булкин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
— Что за чушь! Кто это приказал делать?
— Приказали командир саперной роты подполковник Жеребцов, а им приказал генерал Стесселев!
— Тут что-то не так. Спрошу сейчас у капитана Высоких, в чем тут дело!
Прапорщик застал Высоких лежащим на походной кровати с холодным компрессом на голове.
— Едва вырвался. Под конец таким ершиком угостили, что небо показалось с овчину и звезды из глаз посыпались, — жаловался Высоких.
Рассказав ему о минировании саперами батарей, Звонарев спросил капитана, что он об этом думает.
— Думаю, что или Жеребцов, или Стессель, или оба вместе от жары сошли с ума. Если батареи будут минированы, то я уведу людей с позиции и уйду сам. Как очухаюсь малость, я приду туда, а пока, попрошу вас, сходите вместе с Садыковым.
— Поручик накурился опия и не в себе, — доложил капитанский денщик.
— Этого еще не хватало! Соломонов беспробудно пьет, этот начал курить опий. Не рота, а бедлам какой-то!
Звонарев отправился один, У левофланговых батарей, которые были в ведении прапорщика, солдатыартиллеристы переругивались с саперами, рывшими в брустверах ямы для закладки мин.
— Кто приказал мины закладывать? — спросил подошедший Звонарев у саперов.
— Командир роты.
— Где он сейчас?
— Не могу знать, куда-то ушедши.
— Прекратить работы, — приказал Звонарев.
— Нам, ваше благородие, приказ даден, и мы должны его выполнить, — возразил саперный унтер-офицер.
— Прикажите, ваше благородие, им по шеям накласть, мигом уйдут, — попросил Кошелев.
— Мы их сначала честью попросим, — пошутил, улыбаясь, прапорщик, чтобы отвратить угрозу кулачной расправы с саперами. — А если они этого не послушают, то тогда подзатыльников надаем.
— Ваше благородие, — взмолился сапер, — войдите в наше положение. Нам приказывают рыть ямы для мин, мы и роем. По такой жаре и нам работать нет никакой охоты, только по приказанию и делаем.
— Остановите работы, я пойду переговорю со своим начальством, — распорядился Звонарев и пошел обратно к Высоких.
Тот уже пришел в себя, и они вместе двинулись к Третьякову, который состоял комендантом всей позиции. По дороге они встретили Шевцова и рассказали ему о своих заботах.
— Жеребцов сидит у меня, и я его уговариваю прекратить установку мин, но он ссылается на приказ Стесселя и распоряжение Фока и не хочет слушать никаких резонов. Надо идти к Третьякову, — сообщил Шевцов.
Полковник, осовелый после сытного обеда, тотчас же принял их и, узнав, в чем дело, возмутился.
— Стессель-дурак, Фок-прохвост, а Жеребцови дурак и прохвост вместе, — отрезал он. — Позовите его тотчас же ко мне! Находиться на заминированной позиции во время боя-это все равно что сидеть на бочке с порохом и бросать в нее окурки.
Когда Жеребцов наконец появился, Третьяков приказал ему немедленно прекратить все работы по минированию позиций.
— Прошу вашего письменного распоряжения об этом, я его сообщу Стесселю и Фоку, — ответил сапер.
— Никакого письменного распоряжения я не дам, а вам, со всеми вашими саперами, прикажу немедленно убраться с позиций. Вы мне только мешаете, — окрысился полковник. — Чтобы до вечера вас здесь не было!
Жеребцов, не ожидавший такого оборота дела, забеспокоился.
— Мы можем вам быть полезны и кое в чем другом, господин полковник. Наладим дороги, разработаем окопы, улучшим позиции артиллерии, — предложил он.
— Это другое дело. Я сам буду приветствовать такую вашу деятельность, но минирование батарей вы бросьте.
— Я все же должен буду сообщить, что эти работы мною не проводятся.
— Не возражаю. Я сам об этом уведомлю Фока и Стесселя или, еще лучше, Кондратенко. Он хорошо разбирается в таких делах, как военный инженер и бывший сапер, — согласился Третьяков. — Займитесь усовершенствованием артиллерийских позиций. Хорошенько замаскируйте их и примените к местности.
Солдаты радостно загудели, узнав об отмене минирования позиции. Звонарев пошел вдоль батарей своего участка. Расположенные фронтом на северо-восток, север и северо-запад, батареи левого фланга легко фланкировались огнем со стороны Цзинджоуского залива, в котором во время прилива вода подходила к нижним ярусам стрелковых окопов. Северный берег залива доминировал над позицией и особенно над стрелковыми окопами, которые к тому же почти не были прикрыты сверху даже козырьками. Кроме того, они простреливались вдоль почти по всей линии моря. Таким образом, занимающие — их части заранее обрекались на значительные потерн, если не на полное уничтожение.
Артиллерийское вооружение батарей состояло из двадцати четырех старых китайских и легких полевых пушек старинного образца. Дальность боя всех орудий не превышала четырех с половиной верст. Снарядов было всего по сто двадцать-сто пятьдесят на орудие. Их могло хватить только на два часа боя. Основную массу снарядов составляли гранаты, начиненные черным дымным порохом и потому весьма слабого разрывного действия; имелось несколько шрапнелей, пригодных для поражения противника на расстоянии не далее четырех верст, и, наконец, были в довольно большом количестве старинные картечи, разрывающиеся в самом дуле орудия и потому не безопасные для стрелков, расположенных в окопах впереди батареи.
С таким артиллерийским вооружением думать о серьезной обороне позиции было трудно.
Если против полевой армии позиция и смогла бы держаться некоторое время, то против осадных и морских орудий она была совершенно беззащитна.
Только к ночи наконец на батареях все кое-как утряслось, и Звонарев мог заняться прожекторами.
Лебедкин со своим помощником за день успел детально ознакомиться со всем прожекторным хозяйством. Оно было сильно запущено и находилось в очень неумелых руках.
— Через часик засветим, — успокаивал Лебедкин волнующегося прапорщика. — Осмотрим бухту, город и горы, что перед нами. На суше, правда, гораздо хуже видно при свете прожекторов, чем на море. Можно заметить только целую толпу японцев, а поодиночке или небольшими группами никогда их не увидим, — уверял солдат.
Глава вторая
В тот же день, около десяти часов вечера, по телефону из города передали приказание обстрелять расположенную невдалеке китайскую деревню Чализон, где было замечено скопление японских разведчиков.
— К орудиям! — скомандовал Родионов.
Артиллеристы бросились к своим пушкам. На батарее замелькали фонари. Из пороховых погребов начали подавать снаряды и зарядные картузы. Наводчики суетились около прицелов и уровней.
— Куда наводить-то, Софрон Тимофеич? — спросил Купин.
— На деревню, что с кумирней наверху.
— Так в темноте-то ничего не видать, ни деревни, ни кумирни!
— Наводи в тот пень, что впереди орудия видишь, — указал Булкин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179