— Всем сразу уходить нельзя: человек по пятнадцати в день, не больше.
— Понял! Созову взводных, мы мигом это дело обмозгуем. — И унтер скрылся из палатки.
Вскоре лагерь зашумел. Послышались споры, кому прежде идти к поручику в Двадцать шестой полк.
— Кондратенко очень хотел, чтобы вы оставили на месте часть своих людей, — напомнил Звонарев.
— Хорошо. Сразу у десятка-другого стрелков заболят животы. Они и останутся на месте, когда полк будет уходить. По прибытии же Двадцать шестого полка они чудодейственным образом все поправятся. Эту комедию мы разыграем легко. Одним словом, совсем облапошим эту жирную свинью Савицкого! — радостно проговорил Стах.
Звонарев громко зевнул, сказывалась дневная усталость.
— Ложитесь-ка вы на мою постель, Сергей Владимирович, мне сейчас не до сна. Слишком много надо сделать за ночь, — предложил Стах.
Едва Енджеевский вышел из палатки, как Звонарев, не раздеваясь, повалился на постель и тотчас уснул.
Проводив Стесселя, Фок и Сахаров направились в свой штаб, расположенный в Кумирненской импани. Лошади осторожно шли по темной дороге. Фок громко вздыхал и чертыхался, когда его конь оступался в темноте.
— Вы, верно, очень устали, ваше превосходительство? — участливо спросил Сахаров.
— Чертовски! Скорей бы эта проклятая война кончилась, сейчас же выйду в отставку и уеду куда-нибудь подальше.
— Если не секрет, то куда же вы собираетесь уехать?
— За границу! В Южную Германию. Мы, Фоки, родом из Тюрингии. Хотелось бы приобрести там дачку и пожить до конца дней на покое у себя в родном фатерланде.
— Вы заслужили полное право на спокойную старость.
— В России не умеют ценить по заслугам людей! Стессель моложе меня на семь лет, а уже метит в полные генералы, я же дальше не пойду и через год буду уволен со службы по возрастному цензу.
— Вам самим следует уже сейчас позаботиться о своей старости.
— Не от меня это зависит.
— От вас, ваше превосходительство! Войну надо кончать поскорее, ибо она в тягость русскому народу. Может быть, я пессимист, но как-то мало верю в освобождение Артура, — вздохнул Сахаров.
— Так вы считаете, что чем Артур скорее будет занят японцами, тем лучше для русских?
— Не совсем так, ваше превосходительство, но коль скоро ему суждено пасть, пусть это совершится поскорее; меньше будет человеческих жертв.
— Да, капитан, вы правы: упорное сопротивление на передовых позициях совершенно излишне, чего не хочет понять Кондратенко. Только зря проливают солдатскую кровушку.
— По-видимому, он надеется на благоприятный исход войны.
— Не такой он дурак! Просто хочет прослыть артурским героем.
— Надеюсь, Стессель не разделяет его взглядов?
— Стессель собственного мнения не имеет, это для него слишком сложно.
— Тогда пусть он усвоит мнение вашего превосходительства!
— Вы, Василий Васильевич, человек коммерческий. Хотите услугу за услугу? Я буду поддерживать у Стесселя ваше мнение об осаде… Мог бы я участвовать в вашем предприятии?
— Разрешите на ваше имя записать акции шанхайского банка тысяч на десять — пятнадцать?
— Только, чур! Договора с вами я, конечно, заключать не буду.
— Слово вашего превосходительства дороже денег!
Сахаров оживился и весело замурлыкал что-то себе под нос.
— Много вам платят японцы? — неожиданно обернулся к нему Фок.
— Мне? Японцы? За что? — похолодев от страха, воскликнул Сахаров. — Шутить изволите, ваше превосходительство! Что же касается этого купца Тифонтая, то я с трудом выжал из него три процента с чистого дохода… вообще — купцы народ коммерческий.
— А японцы — дальновидный!
— Вполне согласен с вашим превосходительством.
— Тогда все в порядке, — закончил разговор генерал.
Утром к Фоку явился полковник Дмитриевский с целым ворохом бумаг.
— Прежде всего разрешите доложить вашему превосходительству, что ваше распоряжение о снятии с позиций Четырнадцатого полка выполнено только наполовину: стрелки ушли, но разбирать блиндажи и укрытия генерал Кондратенко не разрешил.
— Савицкому надо было не спрашивать разрешения у Кондратенко, а точно выполнить мое приказание. Объявите ему выговор в приказе по дивизии.
— Генерал Кондратенко под угрозой ареста приказал все оставить на месте. Кроме того, в расположении Четырнадцатого полка появилась не то холера, не то дизентерия. В охотничьей команде сразу заболело двадцать человек, некоторые тяжело. Ввиду этого полковой врач, во избежание распространения заразы, не рекомендовал что-либо уносить с бывшего участка полка.
— Это другое дело! Пусть себе там Кондратенко на здоровье возится с эпидемией, мы вовремя убираемся отсюда.
Вскоре приехал Савицкий и стал оправдываться в невыполнении приказа начальника дивизии. Фок дал ему выговориться и затем спросил:
— Правда, что у вас обнаружилась холера?
— В охотничьей команде поручика Енджеевского. Я, кстати, откомандировал его в распоряжение Кондратенко.
— Это тот умник, который уверял под Цзинджоу, что японцы уходят на север и в нарушение подчиненности, помимо меня, прямо донес об этом Стесселю и почему-то Кондратенко?
— Он самый, ваше превосходительство. Я с удовольствием бы и совсем избавился от его присутствия в полку.
— Подайте рапорт по команде. Я поддержу ваше ходатайство перед начальником района. Заодно пусть он забирает с собой всех этих холериков и разводит заразу в Седьмой дивизии.
— Слушаюсь! Сам Енджеевский тоже является нравственной заразой для всего полка — нигилист и критикан!
— Тем больше оснований от него избавиться! Посмотрим, как Кондратенко справится со своей затеей, — злорадно проговорил Фок.
— Ваше превосходительство! — доложил генералу вошедший Ирман. — По просьбе генерала Кондратенко я оставил на месте две правофланговые батареи.
— Совершенно напрасно! Немедленно снимите их, они мне нужны на левом фланге завтра к утру.
— Но там и так уже имеется три батареи, а у Хунисана почти нет артиллерии. Там намечается наступление Двадцать шестого полка, и без артиллерийской подготовки полк понесет значительные потери…
— До Седьмой дивизии, с ее умником Кондратенко, мне нет дела! К вам она тоже не имеет никакого отношения, и вам незачем о ней беспокоиться.
Ирман в волнении поднялся во весь рост перед Фоком и задыхающимся голосом проговорил:
— Вашего распоряжения по долгу службы и чести своего мундира я исполнить не могу. Прошу освободить меня от командования бригадой!
Фок с удивлением смотрел на своего всегда дисциплинированного и выдержанного начальника артиллерии. В таком состоянии он его еще никогда не видел.
— Какой же вы горячка, Владимир Александрович! Как будто вы не совсем лишены нашей спокойной и уравновешенной германской крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179