Избиваемый Назаренко только вскрикивал под градом сыпавшихся на него ударов.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы в кухню не вошел Родионов. Мгновенно поняв происходящее, он обхватил Борейко за талию и стал оттаскивать от Назаренко.
— Ваше благородие, да оставьте его, а то до смерти убьете, — уговаривал он озверевшего поручика.
— Ты чего не в свое дело суешься? — накинулся на него Борейко.
— Вам же, ваше благородие, за него, за гада, отвечать придется, он того не стоит, чтобы за него отвечать, — продолжал уговаривать Родионов.
Поручик стал приходить в себя, посмотрел на окровавленного фельдфебеля, на избитых им солдат и глухо проговорил:
— Назаренко отвести домой, прочим сволочам умыться, — и вышел из кухни.
Как только дверь за ним закрылась, солдаты бросились помогать фельдфебелю.
Назаренко охал и стонал, отчаянно ругая Борейко.
— До самого генерала дойду, а на него управу найду! Двадцать лет на сверхсрочной и никогда не видывал и не слыхивал, чтобы так фельдфебелей били, да еще в присутствии солдат. Это ему не пройдет. Шалишь, до генерала Стесселева дойду, а его под суд упрячу, — плаксивым голосом грозился фельдфебель. — А ты, сука, что, — обернулся он вдруг к кашевару, — не мог сразу сказать, что это на десять человек, а не на одного меня. Ах ты, стерва! — И, забыв свои раны и побои, фельдфебель бросился на кашевара. Тот попытался защищаться, но Назаренко ударил его по голове черпаком, а затем ногой в живот. Кашевар охнул и присел на землю.
— Будешь знать, как своего фельдфебеля подводить. И вам тоже я попомню это! — пригрозил Назаренко артельщику и дежурному по кухне.
— Идите-ка лучше домой, Денис Петрович, умойтесь да встряхнитесь, — проговорил Родионов.
— Это я-то, по-твоему, гад? Смотри, как бы нашивочки твои не слетели бы, как я командиру про дела первого взвода доложу, — окрысился вдруг Назаренко. — Ты думаешь, не знаю, какие вы там книжки по ночам читаете? За это по головке не погладят.
— Да я же вас от смертоубийства спас, — иронически заметил Родионов, — а вы же на меня лаетесь.
— Лаетесь! Что я тебе, пес брехливый, чтобы лаяться? «Он того не стоит». А ты, дерьмо всмятку, много стоишь? Тьфу на тебя. — И фельдфебель вышел из кухни.
— Чего это Медведь на вас набросился? — спросил Родионов у оставшихся на кухне солдат.
— Попритчилось, что мясо воруем, ну и пошел по мордам хлестать, что по своей балалайке, — мрачно буркнул артельщик. — С вашего же взводу, должно, Медведя на нас напустили.
— Сами, ребята, виноваты. Сколько раз я вам говорил: бросьте вы ваше жульничество, обижаются солдаты, а вы все свое — нам наплевать, с нами сам фельфебель. Вышло, что и фельдфебель от Борейко не спасет. Поди командиру на вас рапорт подаст, под суд пойдете.
— Где же правда? Нас бьют да еще под суд хотят отдать, — возмутился артельщик.
— Не воруй, тогда и бить не будут, — сурово ответил Родионов. — А сейчас сами на себя и пеняйте.
— Офицерский холуй, — выругался артельщик.
— Мало тебе поручик морду набил, так хочешь, чтобы я еще добавил? — проговорил Родионов. — Воровское отродье, доберемся до вас, — почище, чем от Борейко, от солдат влетит. Давно о темной поговаривают. Накроют, а там разбери кто бил.
— Ты же солдат сам на нас натравливаешь! — кричал артельщик.
Родионов смолчал и вышел из кухни.
Назаренко, придя домой, взглянул в зеркало и заплакал от жалости к себе. Один глаз запух, нос раздулся, губы кровоточили в нескольких местах, мундир был в грязи, порван и висел клочьями. Увидев мужа, жена ахнула и залилась слезами. Шурка исподлобья посмотрела на отца, а затем бросилась было очищать его от грязи.
— Не трожь, дура! Как есть — до командира пойду, пущай видит, как со мной Борейко обращается. Пойдешь со мной, — приказал жене. Так, прихрамывая на обе ноги, окровавленный, истерзанный, поддерживаемый под руку женой, он предстал перед Жуковским.
— Кто это тебя так изукрасил? — удивился Жуковский, зная крутоватый нрав своего фельдфебеля, державшего всю роту в руках.
Назаренко стал жаловаться на Борейко, его жена вторила ему, обливаясь слезами.
— Позвать сюда поручика Борейко! — приказал Жуковский денщику.
— Очень они пьяны, ваше благородие, лютуют страсть как, своего Ивана до полусмерти изувечили невесть за что, — сообщил денщик.
— Когда же он успел в такую рань напиться? — удивился Жуковский.
— Должно, с вечера пьяны.
— Придется подождать, пока проспится. Позови ко мне прапорщика, — приказал денщику капитан.
— Силов моих нет терпеть истязание больше, — захныкал Назаренко. — Самому генералу претензию заявить желаю.
— Подожди, пока я сам с Борейко разберусь, — возразил Жуковский. — Пока ступай и приведи себя в порядок.
— Сергей Владимирович, — обратился он к вошедшему Звонареву. — Тут Борейко напился и набезобразил, надо будет дознание по этому поводу произвести, опросите солдат и Борейко, в чем дело, и представьте при рапорте мне.
— В жизни судейскими делами не занимался. Представления не имею, как его сочинять, это самое дознание. Лучше бы Чижу поручили, он и чином старше Борейко, и, верно, умеет производить дознание, — начал отнекиваться Звонарев.
— Нельзя Чижа: Борейко его не переносит, может скандал произойти. Кроме вас, мне некого назначить. Потом, быть может, вы попробуете урезонить Борейко и уложить его спать. Говорят, озверел от водки.
— Подчиняюсь без особого удовольствия, — нехотя проговорил Звонарев и направился к Борейко на квартиру.
Придя из кухни к себе, Борейко послал денщика еще за бутылкой спирта к ротному фельдшеру.
«Все они — сволочи, воры и жулики. Но горячиться было нечего. Стукнуть раз-другой по морде артельщика с кашеваром, выругать фельдфебеля покрепче и подать обо всем рапорт, требуя смены артельщика и кашевара. Это было бы правильно, а так сам в дураках остался. Назаренко подымет историю! Положим, его давно надо было проучить, чтобы он не зазнавался, но вышло неаккуратно. Хорошо, хоть Родионов оттащил», — мрачно думал поручик, шагая по комнате. Гнев опять поднимался в нем и на себя, и на солдат, и на весь мир.
Денщик вернулся с пустой бутылкой и доложил;
— Так что фершал больше не дадут, сказывали передать, чтобы вы и не посылали.
— Что? — вспыхнул Борейко. — Я ему голову с плеч оборву, если не даст еще, марш! — накинулся он на денщика и опять мрачно зашагал по комнате.
Через минуту денщик вернулся с пустыми руками.
— Я тебе что приказал? — мрачно подошел к солдату Борейко. Тот боязливо попятился к двери.
— Что я тебе приказал? — наседал Борейко. — Как же ты смел не исполнить моего приказания и не принес спирту?
— Не дают больше.
— Не дают, — передразнил Борейко, — так я тебе дам! Марш назад. — И он со всей силой ударил денщика кулаком в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы в кухню не вошел Родионов. Мгновенно поняв происходящее, он обхватил Борейко за талию и стал оттаскивать от Назаренко.
— Ваше благородие, да оставьте его, а то до смерти убьете, — уговаривал он озверевшего поручика.
— Ты чего не в свое дело суешься? — накинулся на него Борейко.
— Вам же, ваше благородие, за него, за гада, отвечать придется, он того не стоит, чтобы за него отвечать, — продолжал уговаривать Родионов.
Поручик стал приходить в себя, посмотрел на окровавленного фельдфебеля, на избитых им солдат и глухо проговорил:
— Назаренко отвести домой, прочим сволочам умыться, — и вышел из кухни.
Как только дверь за ним закрылась, солдаты бросились помогать фельдфебелю.
Назаренко охал и стонал, отчаянно ругая Борейко.
— До самого генерала дойду, а на него управу найду! Двадцать лет на сверхсрочной и никогда не видывал и не слыхивал, чтобы так фельдфебелей били, да еще в присутствии солдат. Это ему не пройдет. Шалишь, до генерала Стесселева дойду, а его под суд упрячу, — плаксивым голосом грозился фельдфебель. — А ты, сука, что, — обернулся он вдруг к кашевару, — не мог сразу сказать, что это на десять человек, а не на одного меня. Ах ты, стерва! — И, забыв свои раны и побои, фельдфебель бросился на кашевара. Тот попытался защищаться, но Назаренко ударил его по голове черпаком, а затем ногой в живот. Кашевар охнул и присел на землю.
— Будешь знать, как своего фельдфебеля подводить. И вам тоже я попомню это! — пригрозил Назаренко артельщику и дежурному по кухне.
— Идите-ка лучше домой, Денис Петрович, умойтесь да встряхнитесь, — проговорил Родионов.
— Это я-то, по-твоему, гад? Смотри, как бы нашивочки твои не слетели бы, как я командиру про дела первого взвода доложу, — окрысился вдруг Назаренко. — Ты думаешь, не знаю, какие вы там книжки по ночам читаете? За это по головке не погладят.
— Да я же вас от смертоубийства спас, — иронически заметил Родионов, — а вы же на меня лаетесь.
— Лаетесь! Что я тебе, пес брехливый, чтобы лаяться? «Он того не стоит». А ты, дерьмо всмятку, много стоишь? Тьфу на тебя. — И фельдфебель вышел из кухни.
— Чего это Медведь на вас набросился? — спросил Родионов у оставшихся на кухне солдат.
— Попритчилось, что мясо воруем, ну и пошел по мордам хлестать, что по своей балалайке, — мрачно буркнул артельщик. — С вашего же взводу, должно, Медведя на нас напустили.
— Сами, ребята, виноваты. Сколько раз я вам говорил: бросьте вы ваше жульничество, обижаются солдаты, а вы все свое — нам наплевать, с нами сам фельфебель. Вышло, что и фельдфебель от Борейко не спасет. Поди командиру на вас рапорт подаст, под суд пойдете.
— Где же правда? Нас бьют да еще под суд хотят отдать, — возмутился артельщик.
— Не воруй, тогда и бить не будут, — сурово ответил Родионов. — А сейчас сами на себя и пеняйте.
— Офицерский холуй, — выругался артельщик.
— Мало тебе поручик морду набил, так хочешь, чтобы я еще добавил? — проговорил Родионов. — Воровское отродье, доберемся до вас, — почище, чем от Борейко, от солдат влетит. Давно о темной поговаривают. Накроют, а там разбери кто бил.
— Ты же солдат сам на нас натравливаешь! — кричал артельщик.
Родионов смолчал и вышел из кухни.
Назаренко, придя домой, взглянул в зеркало и заплакал от жалости к себе. Один глаз запух, нос раздулся, губы кровоточили в нескольких местах, мундир был в грязи, порван и висел клочьями. Увидев мужа, жена ахнула и залилась слезами. Шурка исподлобья посмотрела на отца, а затем бросилась было очищать его от грязи.
— Не трожь, дура! Как есть — до командира пойду, пущай видит, как со мной Борейко обращается. Пойдешь со мной, — приказал жене. Так, прихрамывая на обе ноги, окровавленный, истерзанный, поддерживаемый под руку женой, он предстал перед Жуковским.
— Кто это тебя так изукрасил? — удивился Жуковский, зная крутоватый нрав своего фельдфебеля, державшего всю роту в руках.
Назаренко стал жаловаться на Борейко, его жена вторила ему, обливаясь слезами.
— Позвать сюда поручика Борейко! — приказал Жуковский денщику.
— Очень они пьяны, ваше благородие, лютуют страсть как, своего Ивана до полусмерти изувечили невесть за что, — сообщил денщик.
— Когда же он успел в такую рань напиться? — удивился Жуковский.
— Должно, с вечера пьяны.
— Придется подождать, пока проспится. Позови ко мне прапорщика, — приказал денщику капитан.
— Силов моих нет терпеть истязание больше, — захныкал Назаренко. — Самому генералу претензию заявить желаю.
— Подожди, пока я сам с Борейко разберусь, — возразил Жуковский. — Пока ступай и приведи себя в порядок.
— Сергей Владимирович, — обратился он к вошедшему Звонареву. — Тут Борейко напился и набезобразил, надо будет дознание по этому поводу произвести, опросите солдат и Борейко, в чем дело, и представьте при рапорте мне.
— В жизни судейскими делами не занимался. Представления не имею, как его сочинять, это самое дознание. Лучше бы Чижу поручили, он и чином старше Борейко, и, верно, умеет производить дознание, — начал отнекиваться Звонарев.
— Нельзя Чижа: Борейко его не переносит, может скандал произойти. Кроме вас, мне некого назначить. Потом, быть может, вы попробуете урезонить Борейко и уложить его спать. Говорят, озверел от водки.
— Подчиняюсь без особого удовольствия, — нехотя проговорил Звонарев и направился к Борейко на квартиру.
Придя из кухни к себе, Борейко послал денщика еще за бутылкой спирта к ротному фельдшеру.
«Все они — сволочи, воры и жулики. Но горячиться было нечего. Стукнуть раз-другой по морде артельщика с кашеваром, выругать фельдфебеля покрепче и подать обо всем рапорт, требуя смены артельщика и кашевара. Это было бы правильно, а так сам в дураках остался. Назаренко подымет историю! Положим, его давно надо было проучить, чтобы он не зазнавался, но вышло неаккуратно. Хорошо, хоть Родионов оттащил», — мрачно думал поручик, шагая по комнате. Гнев опять поднимался в нем и на себя, и на солдат, и на весь мир.
Денщик вернулся с пустой бутылкой и доложил;
— Так что фершал больше не дадут, сказывали передать, чтобы вы и не посылали.
— Что? — вспыхнул Борейко. — Я ему голову с плеч оборву, если не даст еще, марш! — накинулся он на денщика и опять мрачно зашагал по комнате.
Через минуту денщик вернулся с пустыми руками.
— Я тебе что приказал? — мрачно подошел к солдату Борейко. Тот боязливо попятился к двери.
— Что я тебе приказал? — наседал Борейко. — Как же ты смел не исполнить моего приказания и не принес спирту?
— Не дают больше.
— Не дают, — передразнил Борейко, — так я тебе дам! Марш назад. — И он со всей силой ударил денщика кулаком в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179