Но откуда вы это знаете?
— Чтобы такая продувная бестия, как вы, да не имела бы двойного или тройного подданства! Не обижайтесь, Николай Иванович, — на вашем месте я поступал бы точно так же.
— Приятно слушать умные речи. Если бы не это обстоятельство, то разве знали бы мы сегодня в два часа дня о цзинджоуском разгроме как раз в тот момент, когда этот дурак Надеин посылал в Артур свои победные реляции.
— Я все больше удостоверяюсь в том, что японская разведка поставлена на необычайную высоту.
— Это вам, Василий Васильевич, особенно надо иметь в виду в Артуре: каждый ваш шаг тотчас будет известен нам и соответственно оценен.
— Прикажете ваши слова понимать как угрозу?
— Бог с вами, это всего лишь дружеское предупреждение, не более, — расплылся в улыбке Тифонтай.
Вошедший слуга подал Сахарову на серебряном подносе телеграмму.
— От Стесселя. Фок уже в Нангалине. Быстро это он пролетел двадцать с лишним верст от Цзинджоу! — сообщил Сахаров своему собеседнику. — Почитаем, что он нам дальше пишет.» Не позже двух часов ночи вывезти из Дальнего в Артур всех русских подданных. Паровозы немедленно отправить в Нангалин, а людям отступать пешком. Одновременно сообщите командиру Шестнадцатого полка Раздольскому о необходимости немедленно приступить к уничтожению портовых сооружений, электрической станции, железнодорожных мастерских, запасов провианта и боеприпасов. Шестнадцатый полк должен в пять часов утра выступить к деревне Талингоу «.
— Надеюсь, вы, Василий Васильевич, не особенно поторопитесь извещать об этой телеграмме Раздольского?
— До его штаба шесть верст. По темноте — час езды верхом. Сейчас около двенадцати часов. Следовательно, Раздольский может получить это извещение не ранее часа ночи. Еще через час выступит, подняв полк по тревоге, и будет здесь еще часа через полтора, то есть не ранее половины четвертого. Тогда на подрывные работы у нас останется полтора часа, — рассчитал Сахаров.
— Отсюда явствует, что телеграмму надо отправить отсюда с нарочным не ранее чем через полтора-два часа, тогда в его распоряжении вовсе не будет времени для производства взрыва.
— Он может выслать вперед конноохотничью команду, тогда она будет здесь не позже чем через два часа.
— Сколько их человек?
— Сорок-пятьдесят.
— Необходимо их задержать любыми средствами. В Дальнем есть саперы?
— Человек пять, не более, и с ними инженер-капитан Зедгенидзе.
— Сами они многого не сделают, а с помощью охотников успеют, пожалуй, взорвать половину Дальнего. Нельзя ли Зедгенидзе подкупить, не останавливаясь перед суммой?
— Боюсь, что нет: это ученик и последователь Кондратенко, который весьма хорошо подбирает себе людей. Но, кроме него, тут есть еще лейтенант Сухомлин, беспробудный пьяница.
— Прекрасно! Конных охотников направим к Сухомлину, а Зедгенидзе ничего сообщать не будем. Лейтенанта до приезда охотников накачаем до потери сознания. Я этим озабочусь сам, — быстро решил Тифонтай. — Пошлите телеграмму в половине второго. В половине четвертого охотники будут здесь, а полк придет после пяти и, следовательно, не задерживаясь двинется дальше.
— Ладно, все будет сделано, как мы с вами договорились, Николай Иванович. Надеюсь, мы еще увидимся с вами перед моим отъездом? — спросил Сахаров.
— К двум часам, когда вам надо будет выступать в Артур с вверенным вам гражданским населением, я буду здесь. — И купец направился к двери.
Сахаров по телефону вызвал начальника полиции и, сообщив ему о срочной эвакуации Дальнего, приказал собрать всех русских к двум часам ночи у его дома для дальнейшего следования в Артур пешим порядком.
Ровно в два часа ночи Тифонтай вернулся.
— Оба обезврежены, — сообщил он, — Сухомлин пьян, а Зедгенидзе спит мертвым сном.
— Убит? — с ужасом спросил Сахаров.
— Зачем! Просто небольшая доза снотворного. До утра без медицинской помощи не разбудят, — весело ответил Тифонтай. — Раздольному сообщение послано?
— Минут десять назад.
— Отлично. Значит, охотники раньше четырех часов здесь не будут, а полк, очевидно, поторопится пройти мимо Дальнего.
— Больше никаких указаний от вас не будет, Никола» Иванович?
— Вот еще что: в Артуре надо связаться с личным адъютантом Стесселя, князем Гантимуровым, из промотавшихся гвардейцев, он только что приехал от Куропаткина и весьма понравился Вере Алексеевне, затем с командиром Двадцать седьмого полка полковником Рейсом. Употребите все, ваше влияние, чтобы он был назначен начальником штаба Стесселя вместо Рознатовского, которого позавчера разбил паралич. В случае наступления чрезвычайного обстоятельства они нам очень пригодятся.
— Какого именно?
— Ну, скажем, при окончании обороны Артура. Они могут, конечно, из, чисто альтруистических соображений повлиять на Стесселя через его жену в смысле нежелательности дальнейшего сопротивления. Это, конечно, только пример. Вы сами на месте увидите, когда и в чем они будут вам полезны.
— Дальнейших объяснений не требуется, — понял Сахаров.
— Вы уже уложились?
— Кроме моего белья и одежды, все остальное в этом доме с сегодняшнего дня принадлежит вам, Николай Иванович.
— В память о нашей дружбе прошу вас, Василий Васильевич, взять себе все, что только вам здесь нравится и что может понадобиться в Артуре.
Сахаров поблагодарил и приказал вошедшим слугам уложить в свою коляску несколько ковров и картин.
— Спасибо вам, Николай Иванович, за все и позвольте с вами проститься, — взволнованно проговорил Сахаров. — Не ожидал даже, что меня так разволнует отъезд из Дальнего. Как-никак — я его создал своими руками.
— Вполне понимаю ваше волнение, Василий Васильевич. Уверяю вас, что и при новой власти ваше имя не будет здесь забыто. У вас есть конвой?
— Да, пять пограничников.
— Я вам дам еще двух своих проводников.
— Это зачем? Я прекрасно знаю дорогу в Артур.
— Зато вас не знают мои люди, и вы можете подвергнуться их нападению; проводники же гарантируют вам полную безопасность в пути.
Сахаров еще раз поблагодарил Тифонтая и вышел на улицу, где в темноте уже стояла толпа русских. Подвод в городе не было, поэтому, взвалив на себя кое-какой скарб, жители собрались в сорокаверстный путь в Артур. Среди них было много женщин и детей. Все это был трудовой народ — служащие и рабочие, которым пришлось бросить свое накопленное годами тяжелого труда имущество и нищими отправляться в Артур.
Появление Сахарова было встречено целым взрывом жалоб и плача: от него требовали подвод хотя бы для женщин и детей.
— Реквизируйте лошадей и экипажи у китайских купцов и домовладельцев, — просили его из толпы.
— Не имею права конфисковать имущество подданных нейтральных стран, — ответил Сахаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
— Чтобы такая продувная бестия, как вы, да не имела бы двойного или тройного подданства! Не обижайтесь, Николай Иванович, — на вашем месте я поступал бы точно так же.
— Приятно слушать умные речи. Если бы не это обстоятельство, то разве знали бы мы сегодня в два часа дня о цзинджоуском разгроме как раз в тот момент, когда этот дурак Надеин посылал в Артур свои победные реляции.
— Я все больше удостоверяюсь в том, что японская разведка поставлена на необычайную высоту.
— Это вам, Василий Васильевич, особенно надо иметь в виду в Артуре: каждый ваш шаг тотчас будет известен нам и соответственно оценен.
— Прикажете ваши слова понимать как угрозу?
— Бог с вами, это всего лишь дружеское предупреждение, не более, — расплылся в улыбке Тифонтай.
Вошедший слуга подал Сахарову на серебряном подносе телеграмму.
— От Стесселя. Фок уже в Нангалине. Быстро это он пролетел двадцать с лишним верст от Цзинджоу! — сообщил Сахаров своему собеседнику. — Почитаем, что он нам дальше пишет.» Не позже двух часов ночи вывезти из Дальнего в Артур всех русских подданных. Паровозы немедленно отправить в Нангалин, а людям отступать пешком. Одновременно сообщите командиру Шестнадцатого полка Раздольскому о необходимости немедленно приступить к уничтожению портовых сооружений, электрической станции, железнодорожных мастерских, запасов провианта и боеприпасов. Шестнадцатый полк должен в пять часов утра выступить к деревне Талингоу «.
— Надеюсь, вы, Василий Васильевич, не особенно поторопитесь извещать об этой телеграмме Раздольского?
— До его штаба шесть верст. По темноте — час езды верхом. Сейчас около двенадцати часов. Следовательно, Раздольский может получить это извещение не ранее часа ночи. Еще через час выступит, подняв полк по тревоге, и будет здесь еще часа через полтора, то есть не ранее половины четвертого. Тогда на подрывные работы у нас останется полтора часа, — рассчитал Сахаров.
— Отсюда явствует, что телеграмму надо отправить отсюда с нарочным не ранее чем через полтора-два часа, тогда в его распоряжении вовсе не будет времени для производства взрыва.
— Он может выслать вперед конноохотничью команду, тогда она будет здесь не позже чем через два часа.
— Сколько их человек?
— Сорок-пятьдесят.
— Необходимо их задержать любыми средствами. В Дальнем есть саперы?
— Человек пять, не более, и с ними инженер-капитан Зедгенидзе.
— Сами они многого не сделают, а с помощью охотников успеют, пожалуй, взорвать половину Дальнего. Нельзя ли Зедгенидзе подкупить, не останавливаясь перед суммой?
— Боюсь, что нет: это ученик и последователь Кондратенко, который весьма хорошо подбирает себе людей. Но, кроме него, тут есть еще лейтенант Сухомлин, беспробудный пьяница.
— Прекрасно! Конных охотников направим к Сухомлину, а Зедгенидзе ничего сообщать не будем. Лейтенанта до приезда охотников накачаем до потери сознания. Я этим озабочусь сам, — быстро решил Тифонтай. — Пошлите телеграмму в половине второго. В половине четвертого охотники будут здесь, а полк придет после пяти и, следовательно, не задерживаясь двинется дальше.
— Ладно, все будет сделано, как мы с вами договорились, Николай Иванович. Надеюсь, мы еще увидимся с вами перед моим отъездом? — спросил Сахаров.
— К двум часам, когда вам надо будет выступать в Артур с вверенным вам гражданским населением, я буду здесь. — И купец направился к двери.
Сахаров по телефону вызвал начальника полиции и, сообщив ему о срочной эвакуации Дальнего, приказал собрать всех русских к двум часам ночи у его дома для дальнейшего следования в Артур пешим порядком.
Ровно в два часа ночи Тифонтай вернулся.
— Оба обезврежены, — сообщил он, — Сухомлин пьян, а Зедгенидзе спит мертвым сном.
— Убит? — с ужасом спросил Сахаров.
— Зачем! Просто небольшая доза снотворного. До утра без медицинской помощи не разбудят, — весело ответил Тифонтай. — Раздольному сообщение послано?
— Минут десять назад.
— Отлично. Значит, охотники раньше четырех часов здесь не будут, а полк, очевидно, поторопится пройти мимо Дальнего.
— Больше никаких указаний от вас не будет, Никола» Иванович?
— Вот еще что: в Артуре надо связаться с личным адъютантом Стесселя, князем Гантимуровым, из промотавшихся гвардейцев, он только что приехал от Куропаткина и весьма понравился Вере Алексеевне, затем с командиром Двадцать седьмого полка полковником Рейсом. Употребите все, ваше влияние, чтобы он был назначен начальником штаба Стесселя вместо Рознатовского, которого позавчера разбил паралич. В случае наступления чрезвычайного обстоятельства они нам очень пригодятся.
— Какого именно?
— Ну, скажем, при окончании обороны Артура. Они могут, конечно, из, чисто альтруистических соображений повлиять на Стесселя через его жену в смысле нежелательности дальнейшего сопротивления. Это, конечно, только пример. Вы сами на месте увидите, когда и в чем они будут вам полезны.
— Дальнейших объяснений не требуется, — понял Сахаров.
— Вы уже уложились?
— Кроме моего белья и одежды, все остальное в этом доме с сегодняшнего дня принадлежит вам, Николай Иванович.
— В память о нашей дружбе прошу вас, Василий Васильевич, взять себе все, что только вам здесь нравится и что может понадобиться в Артуре.
Сахаров поблагодарил и приказал вошедшим слугам уложить в свою коляску несколько ковров и картин.
— Спасибо вам, Николай Иванович, за все и позвольте с вами проститься, — взволнованно проговорил Сахаров. — Не ожидал даже, что меня так разволнует отъезд из Дальнего. Как-никак — я его создал своими руками.
— Вполне понимаю ваше волнение, Василий Васильевич. Уверяю вас, что и при новой власти ваше имя не будет здесь забыто. У вас есть конвой?
— Да, пять пограничников.
— Я вам дам еще двух своих проводников.
— Это зачем? Я прекрасно знаю дорогу в Артур.
— Зато вас не знают мои люди, и вы можете подвергнуться их нападению; проводники же гарантируют вам полную безопасность в пути.
Сахаров еще раз поблагодарил Тифонтая и вышел на улицу, где в темноте уже стояла толпа русских. Подвод в городе не было, поэтому, взвалив на себя кое-какой скарб, жители собрались в сорокаверстный путь в Артур. Среди них было много женщин и детей. Все это был трудовой народ — служащие и рабочие, которым пришлось бросить свое накопленное годами тяжелого труда имущество и нищими отправляться в Артур.
Появление Сахарова было встречено целым взрывом жалоб и плача: от него требовали подвод хотя бы для женщин и детей.
— Реквизируйте лошадей и экипажи у китайских купцов и домовладельцев, — просили его из толпы.
— Не имею права конфисковать имущество подданных нейтральных стран, — ответил Сахаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179