— Вы ошибаетесь, у нас и Тотлебеном, и Нахимовым, и Корниловым является Роман Исидорович Кондратенко. Это душа — нашей обороны. Я поражаюсь его энергии и здравому смыслу, — ответил прапорщик.
— Вы идете со мной, Сергей Александрович? — спросил подошедший Кондратенко.
— Если вы только разрешите, ваше превосходительство, — отозвался Рашевский.
— Обратили вы сегодня внимание на то, что новатором в крепостной фортификации явился не военный инженер, не артиллерист и, собственно, даже не военный, — проговорил Кондратенко, — а штатский человек, каким является прапорщик Звонарев. Это глубоко знаменательно, мы часто не видим того нового, что появляется на наших глазах из опыта войны. Я еще не вполне осознал до конца все последствия, вытекающие из вашего сегодняшнего предложения, — обернулся генерал к прапорщику.
— Опытом Цзинджоу мог поделиться каждый из участников боя, — скромно ответил Звонарев.
На следующий день Звснарев с утра объезжал свой участок укреплений сухопутного фронта. У Залитерной батареи он застал группу утесовцев во главе с Борейко.
— Помни: если буду шапкой махать сверху вниз — осаживай вниз, если махать буду в стороны — иди сам в сторону, в какую машу, перестану махать — стой и забивай колья в землю, — объяснял солдатам поручик. — Понял, Тимофеич? — спросил он у Родионова.
— Так точно, понял! — ответил фейерверкер.
— Тогда пойдем, Блохин, — распорядился Борейко и вдвоем с солдатом двинулся вперед.
— Ты куда, Борис? — спросил подъехавший Звонарев.
— Хочу облазить все горы и найти такую позицию для батареи, чтобы ее ниоткуда не было видно. Наши господа инженеры вылезли с позиций на — самый пуп и вздумали там ставить пушки. Конечно, японцы их сейчас собьют. Я решил эту позицию бросить и поискать более укрытую, за горой, а не на ней.
— Разрешение на это от Кондратенко или Белого получил?
— И без него хорош! Построю батарею, а затем пусть меня ругают как хотят.
Когда Звонарев заехал на расположенную невдалеке батарею литера Б, он застал там Жуковского. Со свойственной ему хозяйственной деловитостью капитан обходил укрепление вместе с Лепехиным, взвод которого обслуживал позицию. Батарея была сооружена еще до начала войны, и теперь ее только слегка усовершенствовали: подсыпали земляные брустверы, углубили рвы и стрелковые окопы, устроили козырьки от шрапнельных пуль; в казармах и погребах провели электричество, настлали деревянные нары для спанья, оборудовали кухню.
— Отлично, что надумали нас проведать, — приветствовал Звонарева капитан. — У меня к вам есть коекакие вопросы. Нам для лучшего укрытия людей придется углубить котлован, для чего необходимо разобрать орудийные платформы, вновь их настелить и установить на них орудия, а это займет не меньше двух недель.
— Дадим рабочих-китайцев, сделаете за два дня.
— Лучше мы попотеем, да все сами переделаем. У Борейко как идут дела? Я еще к нему не заходил сегодня.
— По моему совету переносит свою батарею вниз, за гору.
— Кто это вам разрешил?
— Я попытаюсь уговорить Кондратенко.
— Выдумщики вы оба; все что-то изобретаете и придумываете; работали бы по старинке — проще и спокойнее.
— Старинка эта нас заедает в Артуре: все оглядываются на Севастополь, когда были гладкостенные орудия и каленые ядра к ним, а в наш век скорострельных нарезных, орудий этот пример уже не годится.
Попрощавшись с Жуковским, прапорщик поехал с штаб Кондратенко, расположенный в Новом, городе.
Не застав генерала в штабе, Звонарев поехал в Управление артиллерии, где надеялся встретить Кондратенко, обычно заглядывавшего к Белому в часы занятий.
Проезжая мимо домика Ривы, он не устоял против соблазна и, спешившись, постучал к ней. Дверь отворила заспанная Куинсан.
— Барышня дома? — спросил он у служанки.
— Спи с Андрюша, — зевнув, ответила горничная.
Мрачный и угрюмый, ехал Звонарев по улицам города, машинально отдавая честь офицерам и солдатам. Около» Этажерки» его окликнула шедшая по тротуару Варя.
— Здравствуйте, ваша мрачность, что вы смотрите не то самоубийцей, не то приговоренным к виселице?
— Все в порядке, за исключением моего желудка. Видимо, чем-то объелся, — мрачно ответил Звонарев, слезая с лошади и идя рядом с Варей.
— Олеум рицини пять ноль, и все будет в порядке. Но это вы выдумываете и не хотите мне сказать, что вас огорчило.
— Право, ничего.
Варя недоверчиво покачала головой и, желая его развлечь, весело заговорила об его успехах на последнем совещании.
— Даже папа и тот с вами согласился, а раньше и слышать не хотел о закрытых батареях. На Тахателова же вы не обращайте внимания: он побурчит, а потом сам вас хвалить будет.
За завтраком у Белых Варя как бы вскользь упомянула, что солдаты с Утеса еще не получили наград.
— Это те молодцы, что остались на батарее до конца боя, — спросил Кондратенко, — и которых я тогда встретил ночью?
— Они самые.
— Вас, Василий Федорович, поздравить можно, что у вас есть такие солдаты и офицеры. Орлы! Сегодня же напомню о них Стесселю, — пообещал Кондратенко. — Завтра назначено заседание на броненосце «Севастополь» по вопросу о взаимодействии с флотом. Я прошу вас на нем присутствовать, — обратился он к Звонареву.
— Никитин тоже будет? — спросил Белый.
— Он ведь личный «генерал-адъютант» Стесселя, без него дело не обойдется.
— Раз он будет, скандала с моряками не избежать. Еще тринадцатого мая, во время боя в Цзинджоу, он подбивал Стесселя выгнать моряков в море огнем с береговых батарей, насилу тогда его угомонили.
— Он отчасти был прав; ведь выяснилось, что командиры канонерок «Гремящий»и «Отважный» умышленно разобрали свои машины, чтобы не идти на помощь «Бобру».
— Витгефт об этом знает?
— Конечно, но он все-таки хотел замять дело и ограничиться выговором им, да кто-то рассказал обо всем Никитину. Не долго думая, он арестовал обоих командиров на улице и доложил Стесселю. Тот предал их военнополевому суду по обвинению в измене. Витгефт запротестовал. Перепалка не кончилась и сейчас. Очевидно, будут доругиваться.
— Следовательно, заседание будет боевое?
— Боюсь, что слишком даже. — Кондратенко стал прощаться, собираясь вместе с Звонаревым в объезд строящихся укреплений. По дороге к батарее их встретил крайне расстроенный инженер-капитан Лилье.
— Ваше превосходительство! — вздрагивающим от волнения голосом обратился он к Кондратенко. — На Залитерной батарее я подвергся сейчас грубым оскорблениям,
— Что же у вас произошло?
— Во-первых, командующий батареей поручик, фамилии его не знаю, самовольно перенес позицию в тыл, во-вторых, на мое замечание о недопустимости его действий грубо оскорбил меня и угрожал арестом. Я так работать не могу, — жаловался Лилье, багровый от негодования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179