— спросила Леля.
— Там их негде разместить! Кроме того, там нет воды. Да и доставка раненых в такую даль очень трудна. Половина из них умрет по дороге, — возразила Варя.
— Существующие госпитали останутся на месте, а новые будут открывать в казармах на Тигровке, на Белом волке. У нас на Утесе уже открывают лазарет, — пояснил Борейко.
— Но ведь его там всегда могут обстрелять с моря! — удивилась Варя.
— С тех пор как вы в апреле напугали японцев своим присутствием на Утесе во время бомбардировки, они не подходят к нам на пушечный выстрел. Разве что ночью иногда миноносцы рискуют подойти к берегу. Сейчас у нас совершенно спокойно. Рядом морское купанье, чистый воздух, одним словом, — форменная дача. Раненым и больным на Утесе будет гораздо спокойнее, чем здесь в городе, — объяснил поручик.
Посудачив еще об артурских делах, Звонарев и Варя стали прощаться. Было около полуночи, когда прапорщик сдал с рук на руки Варю ее матери.
— Надеюсь, ваши дела поправились и вы принесли свой должок? — без церемоний спросил Сахаров явившегося к нему Гантимурова.
— К сожалению, нет! Я пришел попросить у вас отсрочки.
— Больше не могу! Карточные долги порядочные люди выплачивают в суточный срок, а вы тянете уже две недели и не можете расплатиться.
— Где же я в осажденном городе возьму денег?
— Это не мое дело! Долг сделан, значит, его необходимо погасить.
Гантимуров взволнованно прошелся несколько раз по комнате.
— Вы на меня накидываете петлю, Василий Васильевич.
— Сами в нее лезете, дорогой мой!
— Возьмите мой портсигар, — предложил Гантимуров. — Это последняя моя наследственная драгоценность. Все, что осталось от миллионов моего отца, — усмехнулся он.
— Если не считать еще наследственного сифилиса!
Князь густо покраснел.
— Я поражаюсь зашей осведомленности…
— Это, как говорится, к слову пришлось. Я слышал, что вы думаете свататься к дочери Белого.
Взбешенный Гантимуров подлетел к сидевшему в качалке Сахарову.
— Не собираетесь ли вы довести до сведения папаши о моем недуге? Если так, то поберегитесь! Я ни перед чем не остановлюсь!
— Не волнуйтесь, я пошутил. Дело гораздо проще и лучше, чем вы думаете. Вы хорошо приняты у Стесселя. Станете почаще бывать там и сообщать мне всякие новости — политические, военные и просто сплетни. У нас в коммерции все может пригодиться.
— Только-то! Сколько вы мне за это дадите?
— Пятьдесят в месяц.
— За кого вы меня принимаете?
— Через день дам тридцать, а через два — ни копейки, ибо найду другого человека.
— Черт с вами, согласен.
— Конечно, ваши заработки очень могут повыситься, если вы сумеете достать что-либо секретное или не подлежащее оглашению.
— Но ведь у Стесселя, кроме военных секретов, никаких быть не может! Какая же тут коммерция?
— Юноша вы невинный! Разве война не коммерческое предприятие?
— Первый раз слышу о возможности та, кой постановки вопроса. Война — это проявление рыцарского духа народа.
— За рыцарями-то, мой друг, всегда стоят купцы, — поучительно проговорил Сахаров. — Поэтому, например, вопрос об обороне Артура имеет чисто коммерческий характер. Будет держаться Артур, будут высоко стоить русские ценные бумаги. Падет Артур, сразу упадут и курсы. Биржа — точнейший барометр человеческой жизни.
— Но ее ведь в Артуре нет!
— Зато есть в Шанхае, куда можно сообщать нужные сведения.
— Примите меня в долю! — попросил Гантимуров.
— Это надо заслужить, родной мой! Сперва посмотрим, на что вы годны.
— Я готов и, думаю, годен на все!
— Приятно слушать вас, молодой человек! Вы можете далеко пойти, но можете и навсегда остаться в Артуре, — с расстановкой проговорил Сахаров.
— Что-то мне последнее не улыбается! — поеживаясь, ответил Гантимуров. — Одолжите-ка мне еще сотню, Василий Васильевич.
Распрощавшись с Гантимуровым, Сахаров приказал подать экипаж и, тщательно одевшись, отправился на квартиру начальника штаба Стесселя — полковника Рейса. Денщик выскочил навстречу капитану и доложил, что полковник спит после обеда.
Сахаров хотел было уже уезжать, когда штора на одном из окон поднялась и показалась рослая фигура Рейса. Увидев гостя, он приветливо махнул рукой и пригласил зайти.
— Всегда рад вас видеть у себя, Василий Васильевич, — крепко пожал он руку капитана, — по делу и без всякого дела.
Сахаров поспешил заверить полковника в своей взаимной симпатии, пропел дифирамбы мудрому руководству Стесселя, намекнув при этом, что, конечно, последний этим всецело обязан своему начальнику штаба. Рейс слушал с любезной улыбкой и старался догадаться, что именно привело к нему удачливого градоначальника города Дальнего.
— Как ваше драгоценное здоровье, Виктор Александрович? — справился Сахаров.
— Все никак — не могу привыкнуть к теперешней нашей пище. От конины душу воротит, а говядины или курятины нигде не достанешь. Боюсь, как бы совсем не разболеться от плохого питания.
— Но у Веры Алексеевны, насколько я знаю, еще вдоволь всякой птицы и свиней.
— Дерет она за все безбожные деньги, а это мне, при моем полунищенском окладе, не по карману.
— Я думал, что она вам по знакомству делает скидку.
— Какое там! С живого и мертвого готова семь шкур содрать. До чего же до денег жадна, вы и представить себе не можете!
— Хотя я и не знал, что вы испытывайете затруднения в отношении питания, но все же кое-что захватил с собой. Пошлите вашего денщика взять из экипажа.
— Премного вам благодарен, Василий Васильевич! Вы буквально спасаете меня от преждевременной смерти, — благодарно потряс руку Сахарова полковник, — С, каждым днем с едой становится все хуже, и неизвестно, скоро ли и чем кончится осада Артура.
— Конечно, никто сейчас этого знать не может, но не надо быть пророком, чтобы предсказать, что добром это не кончится, и раз нам предстоит потерпеть поражение, то желательно, чтобы это случилось возможно скорее во избежание лишних жертв.
— К сожалению, соображения гуманности далеко не всегда принимаются во внимание. Что касается вашего Стесселя, то он весьма мало об этом думает.
— В этом отношении женщины всегда бывают гораздо податливее, и, мне думается, Вера Алексеевна отнесется к такой мысли более отзывчиво.
— Вы вполне правы, Василий Васильевич, особенно если это не будет сопряжено для нее с денежным ущербом.
— Какой ущерб! Наоборот, она весьма выиграет на этом деле.
— Не секрет, каким образом?
— Играя, через меня на бирже.
Рейс с уважением посмотрел на своего собеседника.
— Чем скорее мы заключим мир с Японией, тем лучше это будет для России, — продолжал Сахаров.
— К сожалению, мы не можем повлиять на ход этих событий.
— Наоборот, пальма мира лежит у вас в кармане, дорогой Виктор Александрович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
— Там их негде разместить! Кроме того, там нет воды. Да и доставка раненых в такую даль очень трудна. Половина из них умрет по дороге, — возразила Варя.
— Существующие госпитали останутся на месте, а новые будут открывать в казармах на Тигровке, на Белом волке. У нас на Утесе уже открывают лазарет, — пояснил Борейко.
— Но ведь его там всегда могут обстрелять с моря! — удивилась Варя.
— С тех пор как вы в апреле напугали японцев своим присутствием на Утесе во время бомбардировки, они не подходят к нам на пушечный выстрел. Разве что ночью иногда миноносцы рискуют подойти к берегу. Сейчас у нас совершенно спокойно. Рядом морское купанье, чистый воздух, одним словом, — форменная дача. Раненым и больным на Утесе будет гораздо спокойнее, чем здесь в городе, — объяснил поручик.
Посудачив еще об артурских делах, Звонарев и Варя стали прощаться. Было около полуночи, когда прапорщик сдал с рук на руки Варю ее матери.
— Надеюсь, ваши дела поправились и вы принесли свой должок? — без церемоний спросил Сахаров явившегося к нему Гантимурова.
— К сожалению, нет! Я пришел попросить у вас отсрочки.
— Больше не могу! Карточные долги порядочные люди выплачивают в суточный срок, а вы тянете уже две недели и не можете расплатиться.
— Где же я в осажденном городе возьму денег?
— Это не мое дело! Долг сделан, значит, его необходимо погасить.
Гантимуров взволнованно прошелся несколько раз по комнате.
— Вы на меня накидываете петлю, Василий Васильевич.
— Сами в нее лезете, дорогой мой!
— Возьмите мой портсигар, — предложил Гантимуров. — Это последняя моя наследственная драгоценность. Все, что осталось от миллионов моего отца, — усмехнулся он.
— Если не считать еще наследственного сифилиса!
Князь густо покраснел.
— Я поражаюсь зашей осведомленности…
— Это, как говорится, к слову пришлось. Я слышал, что вы думаете свататься к дочери Белого.
Взбешенный Гантимуров подлетел к сидевшему в качалке Сахарову.
— Не собираетесь ли вы довести до сведения папаши о моем недуге? Если так, то поберегитесь! Я ни перед чем не остановлюсь!
— Не волнуйтесь, я пошутил. Дело гораздо проще и лучше, чем вы думаете. Вы хорошо приняты у Стесселя. Станете почаще бывать там и сообщать мне всякие новости — политические, военные и просто сплетни. У нас в коммерции все может пригодиться.
— Только-то! Сколько вы мне за это дадите?
— Пятьдесят в месяц.
— За кого вы меня принимаете?
— Через день дам тридцать, а через два — ни копейки, ибо найду другого человека.
— Черт с вами, согласен.
— Конечно, ваши заработки очень могут повыситься, если вы сумеете достать что-либо секретное или не подлежащее оглашению.
— Но ведь у Стесселя, кроме военных секретов, никаких быть не может! Какая же тут коммерция?
— Юноша вы невинный! Разве война не коммерческое предприятие?
— Первый раз слышу о возможности та, кой постановки вопроса. Война — это проявление рыцарского духа народа.
— За рыцарями-то, мой друг, всегда стоят купцы, — поучительно проговорил Сахаров. — Поэтому, например, вопрос об обороне Артура имеет чисто коммерческий характер. Будет держаться Артур, будут высоко стоить русские ценные бумаги. Падет Артур, сразу упадут и курсы. Биржа — точнейший барометр человеческой жизни.
— Но ее ведь в Артуре нет!
— Зато есть в Шанхае, куда можно сообщать нужные сведения.
— Примите меня в долю! — попросил Гантимуров.
— Это надо заслужить, родной мой! Сперва посмотрим, на что вы годны.
— Я готов и, думаю, годен на все!
— Приятно слушать вас, молодой человек! Вы можете далеко пойти, но можете и навсегда остаться в Артуре, — с расстановкой проговорил Сахаров.
— Что-то мне последнее не улыбается! — поеживаясь, ответил Гантимуров. — Одолжите-ка мне еще сотню, Василий Васильевич.
Распрощавшись с Гантимуровым, Сахаров приказал подать экипаж и, тщательно одевшись, отправился на квартиру начальника штаба Стесселя — полковника Рейса. Денщик выскочил навстречу капитану и доложил, что полковник спит после обеда.
Сахаров хотел было уже уезжать, когда штора на одном из окон поднялась и показалась рослая фигура Рейса. Увидев гостя, он приветливо махнул рукой и пригласил зайти.
— Всегда рад вас видеть у себя, Василий Васильевич, — крепко пожал он руку капитана, — по делу и без всякого дела.
Сахаров поспешил заверить полковника в своей взаимной симпатии, пропел дифирамбы мудрому руководству Стесселя, намекнув при этом, что, конечно, последний этим всецело обязан своему начальнику штаба. Рейс слушал с любезной улыбкой и старался догадаться, что именно привело к нему удачливого градоначальника города Дальнего.
— Как ваше драгоценное здоровье, Виктор Александрович? — справился Сахаров.
— Все никак — не могу привыкнуть к теперешней нашей пище. От конины душу воротит, а говядины или курятины нигде не достанешь. Боюсь, как бы совсем не разболеться от плохого питания.
— Но у Веры Алексеевны, насколько я знаю, еще вдоволь всякой птицы и свиней.
— Дерет она за все безбожные деньги, а это мне, при моем полунищенском окладе, не по карману.
— Я думал, что она вам по знакомству делает скидку.
— Какое там! С живого и мертвого готова семь шкур содрать. До чего же до денег жадна, вы и представить себе не можете!
— Хотя я и не знал, что вы испытывайете затруднения в отношении питания, но все же кое-что захватил с собой. Пошлите вашего денщика взять из экипажа.
— Премного вам благодарен, Василий Васильевич! Вы буквально спасаете меня от преждевременной смерти, — благодарно потряс руку Сахарова полковник, — С, каждым днем с едой становится все хуже, и неизвестно, скоро ли и чем кончится осада Артура.
— Конечно, никто сейчас этого знать не может, но не надо быть пророком, чтобы предсказать, что добром это не кончится, и раз нам предстоит потерпеть поражение, то желательно, чтобы это случилось возможно скорее во избежание лишних жертв.
— К сожалению, соображения гуманности далеко не всегда принимаются во внимание. Что касается вашего Стесселя, то он весьма мало об этом думает.
— В этом отношении женщины всегда бывают гораздо податливее, и, мне думается, Вера Алексеевна отнесется к такой мысли более отзывчиво.
— Вы вполне правы, Василий Васильевич, особенно если это не будет сопряжено для нее с денежным ущербом.
— Какой ущерб! Наоборот, она весьма выиграет на этом деле.
— Не секрет, каким образом?
— Играя, через меня на бирже.
Рейс с уважением посмотрел на своего собеседника.
— Чем скорее мы заключим мир с Японией, тем лучше это будет для России, — продолжал Сахаров.
— К сожалению, мы не можем повлиять на ход этих событий.
— Наоборот, пальма мира лежит у вас в кармане, дорогой Виктор Александрович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179