А если бы Реэт сама наговорила ему резкостей, Ильмар показал бы себя таким разумным, таким добрым, таким осторожным, — он не ответил бы резкостью на резкость! Но как хочется Реэт именно сейчас объятий, которые заставили бы забыть обо всем, как хочется душевных взрывов, которые перевернули бы все ее существо!
«Был бы здесь сейчас Йоэль, — подумала Реэт, прислушиваясь и задерживая дыхание. — В его присутствии я во всем созналась бы Ильмару, я поставила бы их лицом к лицу, пусть померяются силой. Но нет, нет! Я пощадила бы Йоэля! Нет, Ильмара тоже! Ведь он ни в чем не виноват, а Йоэль... К тому же Йоэль эгоист, такой эгоист, который ждет от меня только веселья и шалостей, а когда я этого дать не могу, он уходит. И все же его я больше люблю...»
Ее снова охватило унылое убеждение, что, несмотря на все нежности и баловство, ее сейчас в сущности никто не любит. Она осталась словно между двумя стульями, повисла в воздухе.
Вошел Ильмар. Реэт быстро опустила глаза в открытую книгу, делая вид, что все время читала.
— Ну, что с тобой происходит? — спросил Ильмар с приторной мягкостью, нежно положив ей руку на плечо.
Она отодвинулась.
«Какой глупый вопрос», — подумала она и молча стала ждать совсем другого тона, потому что так бывало всегда, — Реэт долго заставляла стучаться, прежде чем приоткрывала дверцу в свое сердце. Но Ильмар и не подумал пойти этим обычным путем, а стал прохаживаться взад-вперед, заложив руки назад. Он оставался в тени, и нельзя было разглядеть выражения его лица, а Реэт приходилось сидеть возле лампы и страдать оттого, что лицо ее может выдать то, что ей удалось бы скрыть на словах. Поэтому она встала и уселась на постели, прислонившись головой к стене и свесив ноги.
«Господи, что теперь будет, — подумала она, - если Луи действительно рассказал все».
У ее. прислоненной к стене головы был такой вызывающий вид, что Ильмар невольно отвел взгляд. Все еще вышагивая взад-вперед по комнате, он явно замышлял что-то особенное. Теперь он хлопнул заложенными за спину руками, как бы придя к какому-то решению, и пробормотал :
— Да, да.
Постепенно у Реэт стремление к отпору уступило место любопытству, а потом ей снова стало страшно.
Наконец молчание так затянулось, что, если бы оно продолжалось, она больше не выдержала бы, а выложила все, во всем созналась, на коленях вымолила бы прощения за свои грехи...
Но нет, этот человек натачивал свой нож еще острее. «Он знает, он знает все...» — повторяла про себя Реэт, чувствуя, что Ильмар, который всю жизнь оставался всегда рассудительным, мог теперь в одну минуту обрушить на нее все свое безумие. От страха она поджала ноги, чтобы перед грозящим ударом стать возможно меньше.
— Говори же наконец!
Но теперь этот большой мужчина сел на стул и оперся головой о руки.
— Что? Что с тобой?
Реэт опять решилась спустить ноги с края кровати.
— Тяжко мне, тяжко! — вздохнул наконец ее муж, тряхнув головой.
«Бедняжка!» — подумала Реэт со смешанным чувством жалости и презрения, — ей вовсе не понравилось, что такой сильный человек страдает столь пассивно, не смея обвинять, бранить, устроить сцену. Ему следовало напуститься на Реэт, ударить ее, побить, потому что она это заслужила.
— Ну расскажи же, почему тебе тяжко! Я попытаюсь помочь тебе, если сумею...
Это было лицемерием со стороны Реэт, — внутренне она уже приготовилась защищать себя ложью, ответными обвинениями, контрнаступлением...
— До сих пор я молчал, — заговорил Ильмар, — а теперь больше не могу.
— Да? — спросила Реэт враждебно, вполне готовая к отпору. И невольно насмешливо добавила: — А бог тебе не помог?
Ильмар поднялся и, уставившись в пустоту, ответил искренне, не замечая насмешки:
— Я часто обращался к богу. Но чем больше я молился, тем явственнее он внушал мне, чтобы я все свои тяготы вынес на суд людской и прежде всего на твой суд. Я хочу, чтобы ты была хорошо подготовлена, чтобы ты собралась с духом и мужественно вынесла бы то, что я тебе скажу. Возможно, я выбрал не совсем подходящий момент, ты нездорова, нервничаешь...
Каким деликатным он умеет быть, как хорошо подготовить...
— Но дольше я не могу молчать. Я больше не в состоянии переносить... эту ложь!
Ильмар встал, подошел к Реэт, некоторое время пристально глядел ей в глаза, словно моля о доверии, и потом сказал просто, тихо:
— Покойный Луи был... моим сыном.
— Твоим сыном?!
— Да, сыном! А не приемным братом. Только тебе он был приемным сыном. До сегодняшнего дня я скрывал это от тебя... Но теперь, когда его нет с нами, мне тяжелее скрывать, чем признаться.
Он умолк. Реэт вздохнула. Это был не вздох отчаяния, как предполагал Ильмар, а вздох облегчения. Реэт закрыла глаза, чтобы собраться с мыслями. Потом она сказала с упреком:
— И все эти годы ты прожил рядом со мной с этой тайной?
— Да, прости меня! Луи так и умер в неведении и это меня начало мучить больше всего.
— Значит, ты все время...
И Реэт обеими руками закрыла лицо, не из-за полученного удара, а из страха выдать себя. Ильмар продолжал:
— Я виноват, я чувствую это. Ты мне открывала все свои тайны, а я... У меня не хватило смелости... Я перенес много сердечных мук, я много страдал. Но я относился к этому, как к божьей каре. И я ее действительно заслужил.
Он снова сел и уронил голову на руки. Теперь Реэт решилась отнять руки от лица. И странно, сейчас она не испытывала ни малейшего душевного тепла к этрму человеку, нуждавшемуся в сочувствии, — он был ей чужд и становился все более чуждым. Как они могли прожить рядом все эти годы с этой ложью и молчанием, хотя столько ' раз уверяли друг друга, что между ними нет никаких тайн. И никого из них стыд за эту скрытность не побудил к тому, чтобы признаться!
Видя перед собой согнувшуюся фигуру, она поняла, какую власть это дает ей, но это чувство ее сейчас нисколько не обрадовало, наоборот, Реэт захотелось, чтобы Ильмар не страдал так, а, мужественно подняв голову, скорее гордился бы, чем отчаивался. Она резко спросила:
— Кто же была эта моя предшественница?
— Ах, что толковать о ней... Она умерла! Если не физически, то духовно уже давно. Это та самая, которая хотела сорвать' с тебя фату. Она уже тогда была слабоумной.
— Так это она и была! — с отвращением сказала Реэт. — А я все не хотела верить слухам! Верила больше тебе... Значит, все это была правда! Ах...
— Значит, ты догадывалась?
Ильмар встал, чтобы утешить жену, погладить ее по голове.
— Нет, не прикасайся ко мне! Я не люблю тебя! Уйди!
— Но, дорогая Реэт... Ведь это стало уже прошлым. Теперь все это миновало. Я уже забыл об этом. Постарайся и ты забыть! Будем жить, как и до сих пор!
— Для тебя это прошлое, а для меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
«Был бы здесь сейчас Йоэль, — подумала Реэт, прислушиваясь и задерживая дыхание. — В его присутствии я во всем созналась бы Ильмару, я поставила бы их лицом к лицу, пусть померяются силой. Но нет, нет! Я пощадила бы Йоэля! Нет, Ильмара тоже! Ведь он ни в чем не виноват, а Йоэль... К тому же Йоэль эгоист, такой эгоист, который ждет от меня только веселья и шалостей, а когда я этого дать не могу, он уходит. И все же его я больше люблю...»
Ее снова охватило унылое убеждение, что, несмотря на все нежности и баловство, ее сейчас в сущности никто не любит. Она осталась словно между двумя стульями, повисла в воздухе.
Вошел Ильмар. Реэт быстро опустила глаза в открытую книгу, делая вид, что все время читала.
— Ну, что с тобой происходит? — спросил Ильмар с приторной мягкостью, нежно положив ей руку на плечо.
Она отодвинулась.
«Какой глупый вопрос», — подумала она и молча стала ждать совсем другого тона, потому что так бывало всегда, — Реэт долго заставляла стучаться, прежде чем приоткрывала дверцу в свое сердце. Но Ильмар и не подумал пойти этим обычным путем, а стал прохаживаться взад-вперед, заложив руки назад. Он оставался в тени, и нельзя было разглядеть выражения его лица, а Реэт приходилось сидеть возле лампы и страдать оттого, что лицо ее может выдать то, что ей удалось бы скрыть на словах. Поэтому она встала и уселась на постели, прислонившись головой к стене и свесив ноги.
«Господи, что теперь будет, — подумала она, - если Луи действительно рассказал все».
У ее. прислоненной к стене головы был такой вызывающий вид, что Ильмар невольно отвел взгляд. Все еще вышагивая взад-вперед по комнате, он явно замышлял что-то особенное. Теперь он хлопнул заложенными за спину руками, как бы придя к какому-то решению, и пробормотал :
— Да, да.
Постепенно у Реэт стремление к отпору уступило место любопытству, а потом ей снова стало страшно.
Наконец молчание так затянулось, что, если бы оно продолжалось, она больше не выдержала бы, а выложила все, во всем созналась, на коленях вымолила бы прощения за свои грехи...
Но нет, этот человек натачивал свой нож еще острее. «Он знает, он знает все...» — повторяла про себя Реэт, чувствуя, что Ильмар, который всю жизнь оставался всегда рассудительным, мог теперь в одну минуту обрушить на нее все свое безумие. От страха она поджала ноги, чтобы перед грозящим ударом стать возможно меньше.
— Говори же наконец!
Но теперь этот большой мужчина сел на стул и оперся головой о руки.
— Что? Что с тобой?
Реэт опять решилась спустить ноги с края кровати.
— Тяжко мне, тяжко! — вздохнул наконец ее муж, тряхнув головой.
«Бедняжка!» — подумала Реэт со смешанным чувством жалости и презрения, — ей вовсе не понравилось, что такой сильный человек страдает столь пассивно, не смея обвинять, бранить, устроить сцену. Ему следовало напуститься на Реэт, ударить ее, побить, потому что она это заслужила.
— Ну расскажи же, почему тебе тяжко! Я попытаюсь помочь тебе, если сумею...
Это было лицемерием со стороны Реэт, — внутренне она уже приготовилась защищать себя ложью, ответными обвинениями, контрнаступлением...
— До сих пор я молчал, — заговорил Ильмар, — а теперь больше не могу.
— Да? — спросила Реэт враждебно, вполне готовая к отпору. И невольно насмешливо добавила: — А бог тебе не помог?
Ильмар поднялся и, уставившись в пустоту, ответил искренне, не замечая насмешки:
— Я часто обращался к богу. Но чем больше я молился, тем явственнее он внушал мне, чтобы я все свои тяготы вынес на суд людской и прежде всего на твой суд. Я хочу, чтобы ты была хорошо подготовлена, чтобы ты собралась с духом и мужественно вынесла бы то, что я тебе скажу. Возможно, я выбрал не совсем подходящий момент, ты нездорова, нервничаешь...
Каким деликатным он умеет быть, как хорошо подготовить...
— Но дольше я не могу молчать. Я больше не в состоянии переносить... эту ложь!
Ильмар встал, подошел к Реэт, некоторое время пристально глядел ей в глаза, словно моля о доверии, и потом сказал просто, тихо:
— Покойный Луи был... моим сыном.
— Твоим сыном?!
— Да, сыном! А не приемным братом. Только тебе он был приемным сыном. До сегодняшнего дня я скрывал это от тебя... Но теперь, когда его нет с нами, мне тяжелее скрывать, чем признаться.
Он умолк. Реэт вздохнула. Это был не вздох отчаяния, как предполагал Ильмар, а вздох облегчения. Реэт закрыла глаза, чтобы собраться с мыслями. Потом она сказала с упреком:
— И все эти годы ты прожил рядом со мной с этой тайной?
— Да, прости меня! Луи так и умер в неведении и это меня начало мучить больше всего.
— Значит, ты все время...
И Реэт обеими руками закрыла лицо, не из-за полученного удара, а из страха выдать себя. Ильмар продолжал:
— Я виноват, я чувствую это. Ты мне открывала все свои тайны, а я... У меня не хватило смелости... Я перенес много сердечных мук, я много страдал. Но я относился к этому, как к божьей каре. И я ее действительно заслужил.
Он снова сел и уронил голову на руки. Теперь Реэт решилась отнять руки от лица. И странно, сейчас она не испытывала ни малейшего душевного тепла к этрму человеку, нуждавшемуся в сочувствии, — он был ей чужд и становился все более чуждым. Как они могли прожить рядом все эти годы с этой ложью и молчанием, хотя столько ' раз уверяли друг друга, что между ними нет никаких тайн. И никого из них стыд за эту скрытность не побудил к тому, чтобы признаться!
Видя перед собой согнувшуюся фигуру, она поняла, какую власть это дает ей, но это чувство ее сейчас нисколько не обрадовало, наоборот, Реэт захотелось, чтобы Ильмар не страдал так, а, мужественно подняв голову, скорее гордился бы, чем отчаивался. Она резко спросила:
— Кто же была эта моя предшественница?
— Ах, что толковать о ней... Она умерла! Если не физически, то духовно уже давно. Это та самая, которая хотела сорвать' с тебя фату. Она уже тогда была слабоумной.
— Так это она и была! — с отвращением сказала Реэт. — А я все не хотела верить слухам! Верила больше тебе... Значит, все это была правда! Ах...
— Значит, ты догадывалась?
Ильмар встал, чтобы утешить жену, погладить ее по голове.
— Нет, не прикасайся ко мне! Я не люблю тебя! Уйди!
— Но, дорогая Реэт... Ведь это стало уже прошлым. Теперь все это миновало. Я уже забыл об этом. Постарайся и ты забыть! Будем жить, как и до сих пор!
— Для тебя это прошлое, а для меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91