Всю эту старую рухлядь, которая переполняла старый дом и которую не знали куда деть, перетащили теперь сюда. Попытались даже изукрасить окна занавесками, и там, где старые карнизы не подходили по длине, между двумя гвоздями протянули веревку. Комната незабудок была уставлена мисками с холодцом, а в комнате примул стояла бочка с домашним пивом.
Уже несколько дней шла подготовка к пиршеству, и опытный в искусстве кулинарии старый Нийнемяэ взял верховное руководство в свои руки. Он презрительно отнесся к электрической плите на новой даче и велел готовить все кушанья в старом доме, откуда их и сейчас еще перетаскивали в больших корзинах. Исполыцик со своей многочисленной семьей охотно принимал участие в переноске мебели и продовольствия, надеясь вскоре попасть в освободившийся старый дом.
После духовной церемонии все отправились осматривать дом. Сам хозяин успокаивал архитектора, говоря, что дом пока еще обставлен наполовину, кое-как. Молодежь вскоре разбрелась кто куда. Обошли недавно заложенный сад за дачей, беседки и теплицу. Все выглядело солидно и импозантно, как того желали молодой и старый Нийнемяэ. От узкой площадки перед домом три-четыре ступени вели вниз, к следующей, более просторной площадке, с двух сторон окаймленной молодыми липами (так пожелала Реэт). В середине площадки находился четырехугольный бассейн, с гранитной женской фигурой посередине (только немногим было известно, что это была работа скульптора Умбъярва, моделью
для которой служила Кики). Бассейн был сух, поскольку водопровод еще не действовал.
Все долго разглядывали две гипсовые фигуры по обе стороны цементной лестницы, что вела вниз к озеру. Никак не могли решить, что это за существо, на спину которого забрался маленький ребенок, — сом или другая какая рыба или даже черепаха. Отыскали скульптора, чтобы он дал объяснение. Но Умбъярв был, как всегда, скуп на слова и буркнул только, что это конструкция. Никому не хотелось казаться глупее других, и потому все молча приняли его объяснение. Только старый Нийнемяэ, оставшись один со своим приятелем, деревенским аптекарем, указал на детские фигурки и, многозначительно подмигнув и подтолкнув соседа в бок, сказал:
— Полные колыбели, что?
— Да, если будет на то божье соизволение, — ответил ему старый партнер по карточной игре.
— Нынешнее поколение в бога не верует. Ныне деторождение зависит от самих людей...
— Неужто Ильмар тоже не верует?
— Нет, что ты, конечно, верует! Но вот сношеньку хорошенько не поймешь...
Они спустились на пару ступенек. Аптекарь остановился и тихонько сказал:
— Да, говорят, что...
— Что говорят?
— И так и этак... Я и сам видел один раз, как ваша сноха купалась вместе с архитектором.
Но старый Нийнемяэ поднял приятеля на смех:
— Нам, кажется, пора уже на тот свет собираться! Вместе купались? Ха-ха-ха! Ну и что, если купались? Наш брат думает, ого! А молодежь? Спроси у Ильмара! Он бы тебя сразу высмеял, как высмеял и меня. Ох вы, старичье, сказал он, да разве нынешняя молодежь такая, как в ваши дни! Ведь Ильмар тоже человек нового времени.
Они дошли до озера.
— Вот видишь? — сказал Нийнемяэ, махнув рукой в сторону островка.
Отражение солнца на воде слепило глаза, но, прищурившись, можно было разглядеть, как поодаль возле островка плескались в воде и разгуливали полуголые люди, не обращая никакого внимания на участников праздника, что глядели на них с того берега.
— Вот видишь? — повторил Нийнемяэ. — В наше время это был грех, что? А теперь вот расхаживают с голыми ляжками и беды никакой нет. Это же спорт! Ильмар и сам занимается спортом, да-а, ведь у него этот чертов
мотоцикл. Другой раз несётся, словно ветер! II шею сломать не боится! Как бы не так! Попробуй заставь нас этак спортом заниматься или еще чище, наших жен, что? Им бы не мешало. А то ходят, словно туча, с утра до вечера, и знай грызут тебя день-деньской! А что, старик, не подарить ли нам своим старухам на день рождения купальные костюмы, что?
Нийнемяэ подтолкнул аптекаря в бок, и, давясь от смеха, оба старика стали медленно подниматься по лестнице, потому что уже позвали к столу. После ужина, когда общество распалось на отдельные группы, часть гостей из тех, что любили приятную беседу, уселись наверху, на балконе. Главным рассказчиком был здесь старый Арнеманн, который не скупился на анекдоты и разные случаи из жизни. Язык у него был красочный, голос сочный, и было так интересно следить за мимикой его пухлого, подавшегося вперед лица, что все смотрели на него, не отводя глаз. Он начал с невинных, простых историй, с юмором рассказывая и о своем участии в них, потом перешел на политические анекдоты, а под конец, когда было выпито уже немало кружек пива и слушателями его оказались одни мужчины, перешел к более соленым шуточкам.
Внизу все время танцевали, а с озера доносились песни и звонкие голоса. Гуляли в саду, на опушке леса, возле ржаного поля, на площадке перед дачей, и ровный гомон празднества сливался с мягким, ленивым настроением этого затерянного среди холмов озера.
Барышня Розалинда, с цветком жасмина в руках, позвала старую госпожу Нийнемяэ, которая все время ковыляла кругом, хлопоча среди гостей, и только сейчас перевела дух, наверх, в комнату с розовыми обоями.
— Идите смотреть, фрау Нийнемяэ, эта крошечная комнатка! Я так мило обставлю ее. Идите же!
И когда они забрались наверх, она продолжала:
— Ну, и что вы теперь скажете? Разве это не рай? И этот вид, смотрите, пожалуйста!
Старую госпожу Нийнемяэ этот вид не особенно трогал, зато ее задело восхищение этой немецкой мамзели. Как это она думает тут расположиться? И что о себе воображает? Еще позавчера, как только прикатила сюда, она лучшую мебель отобрала в старом доме для этой комнатки. Приехала сюда, чтобы помочь подготовиться к празднику, но, как видно, уже нашла время украсить кружевами старый диван, повесить на стену увеличенный портрет
своего братца, а над кроватью прибить отпечатанный серебряными буквами стишок из Нового завета.
— Эту комнату Ильмар обещал отдать вам? - спросила старая госпожа Нийнемяэ.
— Конечно! Он ведь, ах, такой чудный, такой милый. Он должен привезти из город, из моей комнат, этот красивый и, ах, я чуть не забыл ту розовую подушечку, что я сама вышил брату. Ах, мой покойный брат очень любил мои рукоделия и всегда сказал. И я хочу все здесь так уютно устроить...
— Но я не понимаю Ильмара, — ответила старая барыня. — Я же ему ясно сказала, что мы сами со стариком хотим перебраться сюда наверх. Я не понимаю, как он может раздавать комнаты кому придется. Я сейчас же пойду спрошу Ильмара, чья это комната.
Но, фрау Нийнемяэ!.. — удержала ее Розалинда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Уже несколько дней шла подготовка к пиршеству, и опытный в искусстве кулинарии старый Нийнемяэ взял верховное руководство в свои руки. Он презрительно отнесся к электрической плите на новой даче и велел готовить все кушанья в старом доме, откуда их и сейчас еще перетаскивали в больших корзинах. Исполыцик со своей многочисленной семьей охотно принимал участие в переноске мебели и продовольствия, надеясь вскоре попасть в освободившийся старый дом.
После духовной церемонии все отправились осматривать дом. Сам хозяин успокаивал архитектора, говоря, что дом пока еще обставлен наполовину, кое-как. Молодежь вскоре разбрелась кто куда. Обошли недавно заложенный сад за дачей, беседки и теплицу. Все выглядело солидно и импозантно, как того желали молодой и старый Нийнемяэ. От узкой площадки перед домом три-четыре ступени вели вниз, к следующей, более просторной площадке, с двух сторон окаймленной молодыми липами (так пожелала Реэт). В середине площадки находился четырехугольный бассейн, с гранитной женской фигурой посередине (только немногим было известно, что это была работа скульптора Умбъярва, моделью
для которой служила Кики). Бассейн был сух, поскольку водопровод еще не действовал.
Все долго разглядывали две гипсовые фигуры по обе стороны цементной лестницы, что вела вниз к озеру. Никак не могли решить, что это за существо, на спину которого забрался маленький ребенок, — сом или другая какая рыба или даже черепаха. Отыскали скульптора, чтобы он дал объяснение. Но Умбъярв был, как всегда, скуп на слова и буркнул только, что это конструкция. Никому не хотелось казаться глупее других, и потому все молча приняли его объяснение. Только старый Нийнемяэ, оставшись один со своим приятелем, деревенским аптекарем, указал на детские фигурки и, многозначительно подмигнув и подтолкнув соседа в бок, сказал:
— Полные колыбели, что?
— Да, если будет на то божье соизволение, — ответил ему старый партнер по карточной игре.
— Нынешнее поколение в бога не верует. Ныне деторождение зависит от самих людей...
— Неужто Ильмар тоже не верует?
— Нет, что ты, конечно, верует! Но вот сношеньку хорошенько не поймешь...
Они спустились на пару ступенек. Аптекарь остановился и тихонько сказал:
— Да, говорят, что...
— Что говорят?
— И так и этак... Я и сам видел один раз, как ваша сноха купалась вместе с архитектором.
Но старый Нийнемяэ поднял приятеля на смех:
— Нам, кажется, пора уже на тот свет собираться! Вместе купались? Ха-ха-ха! Ну и что, если купались? Наш брат думает, ого! А молодежь? Спроси у Ильмара! Он бы тебя сразу высмеял, как высмеял и меня. Ох вы, старичье, сказал он, да разве нынешняя молодежь такая, как в ваши дни! Ведь Ильмар тоже человек нового времени.
Они дошли до озера.
— Вот видишь? — сказал Нийнемяэ, махнув рукой в сторону островка.
Отражение солнца на воде слепило глаза, но, прищурившись, можно было разглядеть, как поодаль возле островка плескались в воде и разгуливали полуголые люди, не обращая никакого внимания на участников праздника, что глядели на них с того берега.
— Вот видишь? — повторил Нийнемяэ. — В наше время это был грех, что? А теперь вот расхаживают с голыми ляжками и беды никакой нет. Это же спорт! Ильмар и сам занимается спортом, да-а, ведь у него этот чертов
мотоцикл. Другой раз несётся, словно ветер! II шею сломать не боится! Как бы не так! Попробуй заставь нас этак спортом заниматься или еще чище, наших жен, что? Им бы не мешало. А то ходят, словно туча, с утра до вечера, и знай грызут тебя день-деньской! А что, старик, не подарить ли нам своим старухам на день рождения купальные костюмы, что?
Нийнемяэ подтолкнул аптекаря в бок, и, давясь от смеха, оба старика стали медленно подниматься по лестнице, потому что уже позвали к столу. После ужина, когда общество распалось на отдельные группы, часть гостей из тех, что любили приятную беседу, уселись наверху, на балконе. Главным рассказчиком был здесь старый Арнеманн, который не скупился на анекдоты и разные случаи из жизни. Язык у него был красочный, голос сочный, и было так интересно следить за мимикой его пухлого, подавшегося вперед лица, что все смотрели на него, не отводя глаз. Он начал с невинных, простых историй, с юмором рассказывая и о своем участии в них, потом перешел на политические анекдоты, а под конец, когда было выпито уже немало кружек пива и слушателями его оказались одни мужчины, перешел к более соленым шуточкам.
Внизу все время танцевали, а с озера доносились песни и звонкие голоса. Гуляли в саду, на опушке леса, возле ржаного поля, на площадке перед дачей, и ровный гомон празднества сливался с мягким, ленивым настроением этого затерянного среди холмов озера.
Барышня Розалинда, с цветком жасмина в руках, позвала старую госпожу Нийнемяэ, которая все время ковыляла кругом, хлопоча среди гостей, и только сейчас перевела дух, наверх, в комнату с розовыми обоями.
— Идите смотреть, фрау Нийнемяэ, эта крошечная комнатка! Я так мило обставлю ее. Идите же!
И когда они забрались наверх, она продолжала:
— Ну, и что вы теперь скажете? Разве это не рай? И этот вид, смотрите, пожалуйста!
Старую госпожу Нийнемяэ этот вид не особенно трогал, зато ее задело восхищение этой немецкой мамзели. Как это она думает тут расположиться? И что о себе воображает? Еще позавчера, как только прикатила сюда, она лучшую мебель отобрала в старом доме для этой комнатки. Приехала сюда, чтобы помочь подготовиться к празднику, но, как видно, уже нашла время украсить кружевами старый диван, повесить на стену увеличенный портрет
своего братца, а над кроватью прибить отпечатанный серебряными буквами стишок из Нового завета.
— Эту комнату Ильмар обещал отдать вам? - спросила старая госпожа Нийнемяэ.
— Конечно! Он ведь, ах, такой чудный, такой милый. Он должен привезти из город, из моей комнат, этот красивый и, ах, я чуть не забыл ту розовую подушечку, что я сама вышил брату. Ах, мой покойный брат очень любил мои рукоделия и всегда сказал. И я хочу все здесь так уютно устроить...
— Но я не понимаю Ильмара, — ответила старая барыня. — Я же ему ясно сказала, что мы сами со стариком хотим перебраться сюда наверх. Я не понимаю, как он может раздавать комнаты кому придется. Я сейчас же пойду спрошу Ильмара, чья это комната.
Но, фрау Нийнемяэ!.. — удержала ее Розалинда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91