— Так что вашему вождю позволительно брать взятки, воровать, лгать, нарушать данное слово, не так ли? — иронически спросил Кийпсаар.
— Безусловно, — ответили ему. — То, что не разрешается нашему брату, в руках вождя может превратиться в сильное оружие.
— Но ведь народу, я полагаю, следует брать пример с вождя?
— С вождя нельзя брать пример. Он единственный и неповторимый. Нужно только слушаться и исполнять приказ, вот и все.
— Ну и ну! - с разных сторон раздались протестующие голоса.
— Нечего тут «нукать» ! - прервал их редактор газеты. - Ход вещей сам приведет нас к вождю, хотим мы этого или нет. И к тому же быстрее, чем вы думаете.
— Одним словом: один за всех и все за одним? — наивно спросил кто-то, после чего кругом разразился смех.
— Но, дорогой коллега, — сказал Кийпсаар, — вашего вождя надо с детских лет питать наподобие пчелиной матки, иначе его трудно распознать.
— Он сам в нужный момент почувствует свое призвание !
— Но, бог мой, может, у него в голове не все дома?
— Тогда ему не было бы дано силы и власти над другими людьми.
— Как дано? Кто дал? - вскипел Кийпсаар. Только слепая масса может дать это. Но массе нужно открыть глаза. Этого вам, конечно, не хочется!
— К чему? — ответил коллега Кийпсаару. — Масса всегда счастлива, когда она слепа и когда кто-то другой думает за нее. Гибельно делать массу сознательной! Это марксизм, с которым покончил Гитлер. И у нас теперь тоже пробил последний час для марксизма и демократии.
— Ну, это мы еще посмотрим! — начал Кийпсаар, собираясь продолжать, но тут подоспела госпожа Раудкатс. Она была тем духом, который реял повсюду и внимательно следил, чтобы политические враги не сцепились где-либо. Она притушила огонек спора, рассеяла группу спорящих и насильно увела Кийпсаара танцевать.
В зале Пауль Орайыэ уже некоторое время без устали кружился в вальсе с мадемуазель Ормус. Следом за ними следовали адвокат Тамберг с госпожой Орайыэ, старомодно держась далеко друг от друга. Госпожа Орайыэ напрягала слух, потому что ее Пауль, переставший кружить свою даму и перешедший на более спокойный шаг, задыхаясь, шептал мадемуазель Ормус:
— Я должен... я должен сделать вам несколько комплиментов. Во-первых, вы среди наших дам единственная барышня... единственная дева, так сказать...
«Но, Пауль, как же так можно!» — подумала госпожа Орайыэ, еще ближе придвигаясь к передней паре.
— И потом, — продолжал Орайыэ, — вы так хорошо танцуете, как будто мы с вами давным-давно станцевались. К тому же в вас так много жизни, что даже смерть и та могла бы только развеселить вас. И, наконец, наконец... эти ямочки на щеках...
— Как и у вашей супруги, — засмеялась в ответ мадемуазель Ормус, через плечо поглядывая на госпожу Орайыэ. Эта фраза успокоила последнюю, и она наконец отпустила своего партнера. Вытирая лицо, тот остановился возле Хурта.
— Вот видите, старею, — сказал Тамберг. - Пороху не хватает, в жар вгоняет. Вам что, у вас вся жизнь впереди. Но и вы когда-нибудь почувствуете, как на вас вдруг откуда ни возьмись сваливается старость. А ведь подходит она потихоньку и весьма коварно. Шагаешь по улице и вдруг замечаешь, что ходишь уже не прямо. Попытаешься выпятить грудь, но это как-то неудобно... Гораздо удобнее этак чуть-чуть согнуться. Так это и начинается... Но чего я тут философствую, я вовсе не хотел докучать вам!
Тем не менее он не отпускал Хурта, а продолжал свои сетования, пронизанные странной покорностью судьбе. Да, он все яснее чувствует, как стоит где-то на краю
человеческих радостей и страданий, а не в центре их. Все как бы танцуют мимо него, даже тогда, когда сам он участвует в танцах. И он продолжал свою исповедь:
— Каждый вечер, когда я беру в руки зубную щетку и стакан с водой, я чувствую, что расстояние между вчерашним и сегодняшним короче, чем между вчерашним и позавчерашним, что все катится под уклон в ускоренном темпе... Вначале это поражало, но теперь я стараюсь сохранить твердость духа при виде этой неизбежности.
Хурт слушал собеседника в пол-уха, следя глазами за госпожой Раудкатс, которую собирался пригласить на вальс. Ио вокруг нее в виде свиты все время вертелись эти два студента — Кукемельк и Карнеоль. Потом все трое вдруг исчезли, и Хурт успокоился. Зато беспокойство охватило теперь другого наблюдателя. Это была госпожа Тарас, невольно приглядывавшаяся к тому, как студенты кружились вокруг хозяйки дома. «Противно видеть, как пожилая замужняя женщина кокетничает с этими мальчишками...»
— Не знаю, куда подевалась ваша супруга? — спросила она проходившего мимо нотариуса. — Я уже давно не вижу ее.
Ах, что за толстокожее существо этот господин Раудкатс! И ухом не ведет, в то время как жена его бог знает где крутит роман! Нет, мой Хельмут не такой бесчувственный! И недавняя семейная ссора представилась госпоже Тарас совсем в ином свете.
Но напасть на след хозяйки дома было не так легко, потому что она в сопровождении двух своих кавалеров уединилась в библиотеке, не предназначенной для приема гостей.
В то время как Кукемельк и Карнеоль с любопытством разглядывали корешки книг, госпожа Раудкатс опустилась на мягкий диван. Немного усталая от хлопот, она на минутку почувствовала себя за тысячу миль от всей этой суетни за стенами. Здесь нашелся тихий уголок, где можно без помехи насладиться покоем. Карнеоля послали за кофе и ликером. Едва тот ушел, как Кукемельк счел нужным встать перед госпожой Раудкатс и влажными от выпитого вина глазами со значительным выражением уставиться на нее. Его серьезность показалась хозяйке дома такой смехотворной и жалкой, что она невольно улыбнулась.
— Послушайте, мадам... — начал Кукемельк, опустив руки со скрещенными пальцами.
«Теперь начнется объяснение в любви», — польщено подумала госпожа Раудкатс, приготовившись встретить это объяснение с видом величайшего удивления.
— Не будьте так жестоки...
— Я жестока?!
— Да, не будьте так строги, к вашему верному поклоннику, смилуйтесь над ним!
— Но, милый человек, образумьтесь! Вы становитесь скучным, когда напьетесь.
— О, не казните меня так жестоко!
— Оставьте наконец, разговаривайте по-человечески и не выворачивайтесь наизнанку, как только выпьете немножко вина! Трезвый вы мне и в глаза смотреть не решаетесь.
Кукемельк наклонился к руке своей дамы, чтобы поцеловать ее:
— Простите, если я кажусь вам навязчивым!
— Молодой человек, лучше возьмите себя в руки!
— Повинуюсь вашему приказанию, сударыня.
Кукемельк весь покраснел и, наклоняясь, чуть не свалился на колени к даме, так что той пришлось оттолкнуть его рукой.
— Никакого приказания! Все должно получаться салю собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91