Но для чего строить новое здание как раз на месте старого? Разве только из сентиментальной привязанности к старому месту? Бессмысленно было строить ратушу в районе старого города, осужденного на постепенное петлевание, в то время как живой центр города уже переместился в другой район. Ведь подобное здание строят на века, и оно требует простора, воздуха вокруг себя. Потому что ратуша это не церковь, которая отовсюду, из любого скопления домов может высунуть свою башню, указывая быстрый путь на небо.
В одном Хурт был убежден с самого начала: в условиях конкурса следовало оставить архитектору свободный выбор места для новой ратуши. Он, во всяком случае, и не подумает считаться с этими условиями, больше того, своими предложениями и проектами покажет абсурдность этих условий. И неважно, если проект из-за этого не будет принят!
Таким образом, прежде всего нужно было найти подходящее, достойное место для ратуши. Эти поиски сами по себе доставили Хурту немало удовольствия. Он бродил по городу, внимательно оглядываясь и делая зарисовки.
Раза два-три он прошел даже по городской окраине, носившей название Рибакюла и бедно, уныло тянувшейся к полям. Годы не вызвали в ней больших перемен. Все тот же длинный ряд деревянных домишек, выгоревших и выцветших на дожде и солнце. Те же полуистлевшие, покосившиеся и обомшелые заборы со столбами, вплоть до последних лачуг, сиротливо торчавших на краю городского выгона, где открытые желоба для сточных вод распространяли кисловатую вонь. Как и раньше, на некоторых окнах мелочных лавчонок красовалась пустая лимонадная бутылка с посеревшей наклейкой рядом с пивным бокалом, в который был засунут красноватый лист рыбьего клея и торчала пачка папирос и коробка спичек. Там и сям к оконному стеклу была приклеена страница модного журнала с роскошными нарядами. А кое-где в вечернем уюте пивнушки, за потными окнами смутно угадывались мужские фигуры, в то время как перед дверью уныло дожидалась седоков усталая извозчичья пролетка.
Это было невеселое место, где гордые замыслы Хурта наталкивались на самые тяжелые препятствия. Все эти хижины, лачужки, хибарки, халупы и конуры крепко пустили свои корни в землю, они явно выказывали свое недовольство всякому, кто плохо думал о них или собирался убрать их, чтобы дать место новым, более гигиеническим жилищам. Чем больше Хурт мысленно пытался уничтожить
их, тем, казалось, больше в них возникало стремление разрастаться словно грибы.
Более приятную картину представляло другое, застроенное по плану, крыло города, где можно было встретить не одно привлекательное для глаза здание. Но при ближайшем рассмотрении и здесь легко обнаруживалась та техническая незавершенность, которая так раздражала "Хурта, — то окно перекошено, то дверная ручка безвкусная, то оконные стекла у красивого дома тусклые, а штукатурка и окраска неровные. Прямо подавляло назойливое обилие водосточных труб: они ползли по стенам и застрехам, расширяя свое горло в огромную воронку, и могли извергать воду на каждом шагу. А на стенах виднелось немало пятен сырости.
Снова возвращаясь в старый город, Хурт думал:
«Все эти кривые улочки уподобляются древним тропкам, пробиравшимся через чащу, через холм или огибавшим лужу, Кривизна их сродни робости первобытного человека перед каждым камнем и пнем. Она проистекает из беспомощности и пассивности. А нам, нам остается топать по нехитрым тропам наших праотцев, расплачиваться за их вялость. Прямая человеческой воли согнута здесь в дугу из-за препятствий, с которыми пытались найти соглашение вместо того, чтобы победить их. Примиренчество с природой — какая непростительная лень! Да и известна ли им вообще была аксиома, что прямая линия является кратчайшим расстоянием между двумя точками? Линия наименьшего сопротивления — это они, конечно, чувствовали инстинктивно. Как далеко мы все же ушли от образа мыртей наших праотцев! Возможно ли испытывать почтение к их мягкому, как воск, духу в наше время, когда человек- покоритель прокладывает свою прямолинейную волю через всю вселенную? В то время, когда возникают прямые, как стрела, железные дороги и туннели, когда к небу смело подымаются небоскребы, а в землю вонзаются километровые скважины, просто грехом было бы ратушу — это живое сердце города — возводить в старом, дряхлеющем квартале, имеющем лишь музейную ценность. Или и. здесь прямая человеческой воли должна согнуться в дугу в силу дрянных общественных условий?»
Хурт нашел подходящее место для ратуши на нынешней рыночной площади, на краю старого города. Здесь было достаточно места и простора, сюда сходились со всех сторон дороги и улицы.
Но вскоре его начало грызть чувство неудовлетворенности, мешавшее приступить к работе. Он не замедлил найти причину своего неопределенного недовольства: рыночная площадь находилась в соседстве с жалкими домишками Рибакюла и далеко от новых районов города; получалось так, будто он симпатизирует первым больше, чем вторым, хотя на самом деле было как раз наоборот. Он оставил этот план и действительно, в конце концов, нашел более подходящее место в соседстве с новым районом, там, куда из старого города под прямым углом сходились две улицы: из ухабистого участка с песчаной почвой, на которой росло несколько деревьев, могла получиться отличная площадь; а саму ратушу следовало построить на скрещении улиц.
Как только Хурт более или менее твердо определил место для ратуши, он словно освободился от пут. Было радостно продолжать творческую работу. Прошло немного времени, и из числа расплывчатых образов его воображения выступил, скорее выплыл, образ некоего лебедя с выпуклой грудью и двумя крылами по бокам. Это представление упрямо сохранялось: в месте пересечения двух улиц можно было возвести здание с хорошим основным планом, — фронтон его был бы обращен к новому городу, а два крыла давали бы впечатление, будто здание выплывает из старого города. Поскольку между этими крыльями могла поместиться порядочная площадь, человек, шедший из старого города, получал бы впечатление, будто ратуша протягивает ему две руки, чтобы схватить его в объятья. А человек, подходивший из нового города, при виде монументальной внушительности фронтона воспринял бы все строение как плывущее ему навстречу существо, полное радости и надежды. Простота общего плана, один из хуртовских принципов зодчества, в основном уже была обусловлена этим местом.
Так, почти готовой родилась основа проекта, родилась еще раньше, чем он успел углубиться в работу. Эта легкость с самого начала вовлекла его в работу, во время которой он и думать забыл об условиях конкурса.
Он распорядился принести в свою небольшую гостиничную комнату большой стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
В одном Хурт был убежден с самого начала: в условиях конкурса следовало оставить архитектору свободный выбор места для новой ратуши. Он, во всяком случае, и не подумает считаться с этими условиями, больше того, своими предложениями и проектами покажет абсурдность этих условий. И неважно, если проект из-за этого не будет принят!
Таким образом, прежде всего нужно было найти подходящее, достойное место для ратуши. Эти поиски сами по себе доставили Хурту немало удовольствия. Он бродил по городу, внимательно оглядываясь и делая зарисовки.
Раза два-три он прошел даже по городской окраине, носившей название Рибакюла и бедно, уныло тянувшейся к полям. Годы не вызвали в ней больших перемен. Все тот же длинный ряд деревянных домишек, выгоревших и выцветших на дожде и солнце. Те же полуистлевшие, покосившиеся и обомшелые заборы со столбами, вплоть до последних лачуг, сиротливо торчавших на краю городского выгона, где открытые желоба для сточных вод распространяли кисловатую вонь. Как и раньше, на некоторых окнах мелочных лавчонок красовалась пустая лимонадная бутылка с посеревшей наклейкой рядом с пивным бокалом, в который был засунут красноватый лист рыбьего клея и торчала пачка папирос и коробка спичек. Там и сям к оконному стеклу была приклеена страница модного журнала с роскошными нарядами. А кое-где в вечернем уюте пивнушки, за потными окнами смутно угадывались мужские фигуры, в то время как перед дверью уныло дожидалась седоков усталая извозчичья пролетка.
Это было невеселое место, где гордые замыслы Хурта наталкивались на самые тяжелые препятствия. Все эти хижины, лачужки, хибарки, халупы и конуры крепко пустили свои корни в землю, они явно выказывали свое недовольство всякому, кто плохо думал о них или собирался убрать их, чтобы дать место новым, более гигиеническим жилищам. Чем больше Хурт мысленно пытался уничтожить
их, тем, казалось, больше в них возникало стремление разрастаться словно грибы.
Более приятную картину представляло другое, застроенное по плану, крыло города, где можно было встретить не одно привлекательное для глаза здание. Но при ближайшем рассмотрении и здесь легко обнаруживалась та техническая незавершенность, которая так раздражала "Хурта, — то окно перекошено, то дверная ручка безвкусная, то оконные стекла у красивого дома тусклые, а штукатурка и окраска неровные. Прямо подавляло назойливое обилие водосточных труб: они ползли по стенам и застрехам, расширяя свое горло в огромную воронку, и могли извергать воду на каждом шагу. А на стенах виднелось немало пятен сырости.
Снова возвращаясь в старый город, Хурт думал:
«Все эти кривые улочки уподобляются древним тропкам, пробиравшимся через чащу, через холм или огибавшим лужу, Кривизна их сродни робости первобытного человека перед каждым камнем и пнем. Она проистекает из беспомощности и пассивности. А нам, нам остается топать по нехитрым тропам наших праотцев, расплачиваться за их вялость. Прямая человеческой воли согнута здесь в дугу из-за препятствий, с которыми пытались найти соглашение вместо того, чтобы победить их. Примиренчество с природой — какая непростительная лень! Да и известна ли им вообще была аксиома, что прямая линия является кратчайшим расстоянием между двумя точками? Линия наименьшего сопротивления — это они, конечно, чувствовали инстинктивно. Как далеко мы все же ушли от образа мыртей наших праотцев! Возможно ли испытывать почтение к их мягкому, как воск, духу в наше время, когда человек- покоритель прокладывает свою прямолинейную волю через всю вселенную? В то время, когда возникают прямые, как стрела, железные дороги и туннели, когда к небу смело подымаются небоскребы, а в землю вонзаются километровые скважины, просто грехом было бы ратушу — это живое сердце города — возводить в старом, дряхлеющем квартале, имеющем лишь музейную ценность. Или и. здесь прямая человеческой воли должна согнуться в дугу в силу дрянных общественных условий?»
Хурт нашел подходящее место для ратуши на нынешней рыночной площади, на краю старого города. Здесь было достаточно места и простора, сюда сходились со всех сторон дороги и улицы.
Но вскоре его начало грызть чувство неудовлетворенности, мешавшее приступить к работе. Он не замедлил найти причину своего неопределенного недовольства: рыночная площадь находилась в соседстве с жалкими домишками Рибакюла и далеко от новых районов города; получалось так, будто он симпатизирует первым больше, чем вторым, хотя на самом деле было как раз наоборот. Он оставил этот план и действительно, в конце концов, нашел более подходящее место в соседстве с новым районом, там, куда из старого города под прямым углом сходились две улицы: из ухабистого участка с песчаной почвой, на которой росло несколько деревьев, могла получиться отличная площадь; а саму ратушу следовало построить на скрещении улиц.
Как только Хурт более или менее твердо определил место для ратуши, он словно освободился от пут. Было радостно продолжать творческую работу. Прошло немного времени, и из числа расплывчатых образов его воображения выступил, скорее выплыл, образ некоего лебедя с выпуклой грудью и двумя крылами по бокам. Это представление упрямо сохранялось: в месте пересечения двух улиц можно было возвести здание с хорошим основным планом, — фронтон его был бы обращен к новому городу, а два крыла давали бы впечатление, будто здание выплывает из старого города. Поскольку между этими крыльями могла поместиться порядочная площадь, человек, шедший из старого города, получал бы впечатление, будто ратуша протягивает ему две руки, чтобы схватить его в объятья. А человек, подходивший из нового города, при виде монументальной внушительности фронтона воспринял бы все строение как плывущее ему навстречу существо, полное радости и надежды. Простота общего плана, один из хуртовских принципов зодчества, в основном уже была обусловлена этим местом.
Так, почти готовой родилась основа проекта, родилась еще раньше, чем он успел углубиться в работу. Эта легкость с самого начала вовлекла его в работу, во время которой он и думать забыл об условиях конкурса.
Он распорядился принести в свою небольшую гостиничную комнату большой стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91