Для тех, кто на большой арене городского совета еще не смел подымать голос, здесь было подходящее поле для ближнего боя.
Все эти важные выступления по поводу сущих пустяков казались Хурту порой бегством от жизни, которой боялись взглянуть в глаза. Дорогое время растрачивалось совершенно впустую. Десятки дел ожидали его, нужно было торопиться, чтобы хоть вечером иметь возможность заняться своей главной работой. Ничто не помогало, приходилось выслушивать тягучие рассуждения тех, кому доставляло садистское удовольствие мучить других своим бормотанием. Это нервировало даже спокойного Хурта. Он попытался читать на собраниях, пытался разговаривать с соседями, чтобы утихомирить свое нетерпение, он курил так много, что это было похоже на выкуривание остальных. Иногда ему просто хотелось кричать оттого, что каждый оратор, которому уже нечего было сказать, начинал свое выступление словами: «Как уже отметил предыдущий оратор».
Нетерпение Хурта нам особенно понятно, когда мы вспомним, что всю свою жизнь он подсознательно действовал по принципу — с наименьшей затратой сил достигать наибольших результатов. Уже в школьные годы, когда ему приходилось зарабатывать уроками, у него сделалось привычкой одним ударом убивать двух зайцев. Хоть это невежливо и негигиенично, но во время завтрака, обеда и ужина он читал газеты; перекрестки он пересекал по диагонали; по лестницам подымался, перешагивая через две ступени; пиджак и жилет надевал сразу. Он чувствовал всегда, что время с его задачами дожидается его, что надо всегда спешить куда-то, что ни одной минуты нельзя прожить бесполезно, ни одной крохи времени нельзя просыпать. И эту свою привычку он возвел в принцип, потому что человек, по его мнению, создан не для безделья, а для того, чтобы преобразовывать лицо мира, сделать его лучше. Любое бессодержательное собрание,
любой бесплодно проведенный день вызывали в нем чувство, будто он отстает, опаздывает, и даже по ночам ему часто снились уходящие поезда, которые он догоняет.
А теперь его должностью стало изо дня в день заседать с людьми, у которых было так много времени.
Не прошло и месяца, как Йоэль почувствовал, что связан по рукам и ногам. Нужно было жить по расписанию, в котором изо дня в день, из часа в час были записаны все его обязанности. Мелкая будничная работа все больше и больше оттесняла его мечты о больших, ответственных задачах. Он был счастлив, когда удавалось урвать хоть несколько часов на переработку своего проекта. Правда, эта переработка уже не доставляла того удовольствия, которое было связано с былым разгулом творческой фантазии, но в изнуряющей пустыне мелочных дел и это все же являлось неким оазисом.
Однако здесь речь шла уже не о математической задаче, решаемой в тиши кабинета, — каждый шаг был связан с живым человеком, будь то знаток, дилетант или просто умник. После некоторых указаний городской управы проекты ратуши прежде всего попадали в строительную комиссию. И здесь приходилось выслушивать столько разных мнений, сколько находилось желающих взять слово.
— Какой смысл обременять жителей города этакой громадной постройкой? — спросил какой-то знаток из числа мелких торговцев с окраины. — За чей счет думают возвести этот дворец? Конечно, за счет нашего брата, мелкого люда. Перед кем мы важничаем? Давайте лучше обойдемся как-нибудь.
— Как это вообще возможно, — сказал кто-то другой, — что проекты, получившие первую и вторую премии, не используются, а за основу берется отвергнутый проект?
Член комиссии, строительный мастер, углубился в детали: все эти большие окна не держат тепла, и вообще все здание нужно построить в более современном стиле, простое, с плоской крышей. Поделился он своими премудрыми советами и в отношении лестниц, подвалов, фундамента. Потом пустился превозносить диатомит как новейший материал в нашей стране, пригодный как для потолков и заполнения каркаса, так и в качестве изоляционных плит для стен, крыши и т. д.
Нашлись и такие, которые считали, что нужно разведать «наверху», что там думают о плоских и островерхих крышах, потому что без субсидии ратушу не построить, а если не потрафить на их вкус, то кто знает... Но подобное рассуждение встретило отпор от представителей Национального фронта, которые уже в ближайшее время обещали покончить со всей царящей в стране коррупцией и которые вообще иронически относились к проекту в целом, — по их мнению, он вообще останется только на бумаге, споры после этого на час-полтора переходили на политику.
— Я вообще не сторонник подобных построек в нынешнее беспокойное время, — произнес наконец один из членов комиссии, который все свои рассуждения неизменно сводил к вопросу о войне. — При современной военной технике нецелесообразно сосредоточивать городские учреждения в одном месте. Потому что такая громадина явилась бы отличной мишенью для вражеского самолета. Подумали ли вы о том, что одной бомбы хватит, чтобы разнести всю эту махину? И тогда вы что предпримете, а? Нет, в наше время нужна большая маскировка, нужна разбросанность зданий и их небольшой размер.
— Здание должно быть, по крайней мере, пятиэтажным, — решил кто-то. — С лифтами и вообще вполне современное.
— Побольше колонн и всяких финтифлюшек снаружи, — посоветовал другой.
Картина не изменилась и тогда, когда отделы и конторы городской управы высказали свое мнение. По крайней мере, в одном' все были согласны: каждый отдел считал, что именно он должен помещаться на нижнем этаже. Таким образом, ратуше следовало быть одноэтажной. Но один из городских, советников энергично настаивал на трехэтажной или даже четырехэтажной постройке, — это, по его мнению, не только придало бы зданию более внушительный вид, но и спасло бы от многих стычек и неприятностей с владельцами участков, от которых и так следует ожидать упорного сопротивления.
— Вы думаете, что все в порядке? — в свою очередь, изрек городской голова, внимательно изучая проекты. — Но мне кажется, что вы упустили самое важное. А именно часы. Вы их запроектировали только на фасаде. Это не годится. Представьте себе, что гражданин, идущий из старого города, пожелает сверить свои часы, так неужели он должен совершить путешествие к фасаду здания? Ведь ваша башня четырехгранная, так приспособьте ее для четырех часов. В наше демократическое время все части света должны быть равноправными!
Вначале Хурт вступал в споры почти с каждым, чтобы отстоять свою точку зрения, но потом он увидел, что все это напрасная трата сил. Сама пестрота и многочисленность предложений говорили в его пользу. «В вопросах вкуса надо диктовать свою волю, — подумал он про себя, — и это тем легче, чем большая мешанина царит в этой области».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Все эти важные выступления по поводу сущих пустяков казались Хурту порой бегством от жизни, которой боялись взглянуть в глаза. Дорогое время растрачивалось совершенно впустую. Десятки дел ожидали его, нужно было торопиться, чтобы хоть вечером иметь возможность заняться своей главной работой. Ничто не помогало, приходилось выслушивать тягучие рассуждения тех, кому доставляло садистское удовольствие мучить других своим бормотанием. Это нервировало даже спокойного Хурта. Он попытался читать на собраниях, пытался разговаривать с соседями, чтобы утихомирить свое нетерпение, он курил так много, что это было похоже на выкуривание остальных. Иногда ему просто хотелось кричать оттого, что каждый оратор, которому уже нечего было сказать, начинал свое выступление словами: «Как уже отметил предыдущий оратор».
Нетерпение Хурта нам особенно понятно, когда мы вспомним, что всю свою жизнь он подсознательно действовал по принципу — с наименьшей затратой сил достигать наибольших результатов. Уже в школьные годы, когда ему приходилось зарабатывать уроками, у него сделалось привычкой одним ударом убивать двух зайцев. Хоть это невежливо и негигиенично, но во время завтрака, обеда и ужина он читал газеты; перекрестки он пересекал по диагонали; по лестницам подымался, перешагивая через две ступени; пиджак и жилет надевал сразу. Он чувствовал всегда, что время с его задачами дожидается его, что надо всегда спешить куда-то, что ни одной минуты нельзя прожить бесполезно, ни одной крохи времени нельзя просыпать. И эту свою привычку он возвел в принцип, потому что человек, по его мнению, создан не для безделья, а для того, чтобы преобразовывать лицо мира, сделать его лучше. Любое бессодержательное собрание,
любой бесплодно проведенный день вызывали в нем чувство, будто он отстает, опаздывает, и даже по ночам ему часто снились уходящие поезда, которые он догоняет.
А теперь его должностью стало изо дня в день заседать с людьми, у которых было так много времени.
Не прошло и месяца, как Йоэль почувствовал, что связан по рукам и ногам. Нужно было жить по расписанию, в котором изо дня в день, из часа в час были записаны все его обязанности. Мелкая будничная работа все больше и больше оттесняла его мечты о больших, ответственных задачах. Он был счастлив, когда удавалось урвать хоть несколько часов на переработку своего проекта. Правда, эта переработка уже не доставляла того удовольствия, которое было связано с былым разгулом творческой фантазии, но в изнуряющей пустыне мелочных дел и это все же являлось неким оазисом.
Однако здесь речь шла уже не о математической задаче, решаемой в тиши кабинета, — каждый шаг был связан с живым человеком, будь то знаток, дилетант или просто умник. После некоторых указаний городской управы проекты ратуши прежде всего попадали в строительную комиссию. И здесь приходилось выслушивать столько разных мнений, сколько находилось желающих взять слово.
— Какой смысл обременять жителей города этакой громадной постройкой? — спросил какой-то знаток из числа мелких торговцев с окраины. — За чей счет думают возвести этот дворец? Конечно, за счет нашего брата, мелкого люда. Перед кем мы важничаем? Давайте лучше обойдемся как-нибудь.
— Как это вообще возможно, — сказал кто-то другой, — что проекты, получившие первую и вторую премии, не используются, а за основу берется отвергнутый проект?
Член комиссии, строительный мастер, углубился в детали: все эти большие окна не держат тепла, и вообще все здание нужно построить в более современном стиле, простое, с плоской крышей. Поделился он своими премудрыми советами и в отношении лестниц, подвалов, фундамента. Потом пустился превозносить диатомит как новейший материал в нашей стране, пригодный как для потолков и заполнения каркаса, так и в качестве изоляционных плит для стен, крыши и т. д.
Нашлись и такие, которые считали, что нужно разведать «наверху», что там думают о плоских и островерхих крышах, потому что без субсидии ратушу не построить, а если не потрафить на их вкус, то кто знает... Но подобное рассуждение встретило отпор от представителей Национального фронта, которые уже в ближайшее время обещали покончить со всей царящей в стране коррупцией и которые вообще иронически относились к проекту в целом, — по их мнению, он вообще останется только на бумаге, споры после этого на час-полтора переходили на политику.
— Я вообще не сторонник подобных построек в нынешнее беспокойное время, — произнес наконец один из членов комиссии, который все свои рассуждения неизменно сводил к вопросу о войне. — При современной военной технике нецелесообразно сосредоточивать городские учреждения в одном месте. Потому что такая громадина явилась бы отличной мишенью для вражеского самолета. Подумали ли вы о том, что одной бомбы хватит, чтобы разнести всю эту махину? И тогда вы что предпримете, а? Нет, в наше время нужна большая маскировка, нужна разбросанность зданий и их небольшой размер.
— Здание должно быть, по крайней мере, пятиэтажным, — решил кто-то. — С лифтами и вообще вполне современное.
— Побольше колонн и всяких финтифлюшек снаружи, — посоветовал другой.
Картина не изменилась и тогда, когда отделы и конторы городской управы высказали свое мнение. По крайней мере, в одном' все были согласны: каждый отдел считал, что именно он должен помещаться на нижнем этаже. Таким образом, ратуше следовало быть одноэтажной. Но один из городских, советников энергично настаивал на трехэтажной или даже четырехэтажной постройке, — это, по его мнению, не только придало бы зданию более внушительный вид, но и спасло бы от многих стычек и неприятностей с владельцами участков, от которых и так следует ожидать упорного сопротивления.
— Вы думаете, что все в порядке? — в свою очередь, изрек городской голова, внимательно изучая проекты. — Но мне кажется, что вы упустили самое важное. А именно часы. Вы их запроектировали только на фасаде. Это не годится. Представьте себе, что гражданин, идущий из старого города, пожелает сверить свои часы, так неужели он должен совершить путешествие к фасаду здания? Ведь ваша башня четырехгранная, так приспособьте ее для четырех часов. В наше демократическое время все части света должны быть равноправными!
Вначале Хурт вступал в споры почти с каждым, чтобы отстоять свою точку зрения, но потом он увидел, что все это напрасная трата сил. Сама пестрота и многочисленность предложений говорили в его пользу. «В вопросах вкуса надо диктовать свою волю, — подумал он про себя, — и это тем легче, чем большая мешанина царит в этой области».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91