Грудь ее поднялась, кудри упали на лоб. Она устала, и в легких у нее закололо, чего уже давно не случалось. «Я, может быть, заразилась от Луи», — подумала она, и при этой мысли ей сделалось жарко.
Йоэль пришел из кухни, где Кики осталась жарить что-то, и подсел к Реэт. В бледном свете, падавшее от
лампы, стерлись отдельные черты лица лежавшей, остался только общий облик и живые глаза. Йоэль не мог отвести взора и только шептал со страстью:
— Хочу вас, хочу вас исцеловать!
По лицу Реэт пробежало недоброе, готовое к отпору выражение. «Почему он это только говорит? Почему не делает этого?» Но когда Йоэль наклонился, она капризно отвернулась, оттолкнув его, и, когда это не помогло, укусила ему руку. Не показывая своей боли, Йоэль с удивлением уставился на Реэт, чьих капризов он не понимал. Он даже не взглянул на сине-багровые следы зубов на руке. От вида этой ранки Реэт стало жалко Йоэля, и она попросила у него прощения. Но теперь тот в свою очередь закапризничал.
Кики, вошедшая в комнату с жареной картошкой на сковородке, поглядела на обоих и сказала:
— Бог ты мой, вы же еще не женаты;, чтобы делать Друг сцены!
Около полуночи Йоэль решил уйти домой, и Реэт пошла провожать его. Молодые люди уже подошли к мельничной плотине, уже приблизились к лесу, по дороге отыскав истлевший осиновый пень, который не раз светился фосфорическим блеском. Но сейчас он был черным, как и вся земля в подлесье. Реэт дальше не пошла, и Йоэль, в свою очередь, пошел провожать ее обратно. Так они несколько раз провожали друг друга, и, поскольку расстаться становилось все труднее, они в конце концов оба вернулись к Кики. До рассвета никто не .засыпал.
В отношения их снова вернулась весенняя свежесть. И в следующие дни они забывали о времени, забывали о еде. Весною, когда кругом цвела природа, их мысли тоже не шли дальше этого цветения. Но и сейчас, когда уже подоконники, стулья и столы были завалены спелыми яблоками, они все еще собирались цвести, как цветы в горшках, т и лето, и осень, и зиму, хоть всю жизнь до конца. Словно отношениям их и не суждено было дозревать.
Этот удобный, но вместе с тем противоестественный застой в развитии, не возбуждавший даже любопытства к будущему, приводил иногда к дисгармонии, вызывая у Реэт минутные капризы, у Йоэля — желание бросить все и бежать. Но в то время как в подсознании эта неудовлетворенность подготавливала, быть может, катастрофу, оба они все еще довольствовались опьянением обманчивых минут, позволявших забыть обо всем на свете.
Когда они на следующий вечер сидели на старом бревне возле озера и в разговоре у них возникла пауза, Реэт вдруг спросила:
— Скажите мне, зачем вы, собственно, вернулись сюда, в деревню?
После некоторого молчания Йоэль ответил:
— Я и сам не знаю почему... Мне хотелось все забыть и жить только работой, но я не смог. Вы мне начали мерещиться в каждой линии, в каждом росчерке пера, я искал вас на каждой улице...
— Иоэль! — растроганно воскликнула Реэт, схватив его руку.
В последовавшем молчании оба пережили всю глубину своего счастья. Но потом рукопожатие Реэт ослабело.
— Чем все это кончится? Жизнь моя складывается так странно... Когда я выходила замуж, я думала, вот когда я заживу спокойно и счастливо. Но на деле все иначе. У меня муж, он добрый, заботится обо мне, любит меня, да и я люблю его, да, но... мне нравится не только он, а и другие.
«Другие? — мысленно спросил у себя Иоэль. — Кроме меня еще и другие?» И он с укором взглянул на Реэт.
— Почему вы так смотрите? — вдруг став серьезной, спросила Реэт. — Вы осуждаете меня? Конечно, я виновата. Я чересчур легкомысленна. Так это не может продолжаться...
Концом палки Йоэль раскидывал песок. Конечно, все это должно разрешиться чем-то! Но откуда, как придет разрешение? Долго ли просидишь так рядышком, держась за руки? Впереди было будущее, которое нужно было начать строить, но Йоэль даже планировать его не умел. У него и интереса не было к этому. Инстинктивно он чувствовал, что любое подведение здания под крышу означает удаление архитектора от построенного им дома. Что он должен был сделать? Пренебречь этими прекрасными мгновениями, которые можно было беспечно срывать каждый день? Или решительно и безвозвратно отнять эту женщину от другого? А это означало пойти к пастору и сказать ему по чести: «Милый человек, ваша жена принадлежит мне, хотите вы этого или не хотите. Вы воспитаны в духе корпорации и, может быть, вызовете меня на дуэль, считая, что этого требует приличие...» Но сможет ли пастор Нийнемяэ навести на меня пистолет? Нет, для этого он слишком христианин. Возможно, этот бедняга отдаст свою жену, не прибегая к оружию, из* чисто христианской любви к ближнему, в зародыше подавляя в себе всякое себялюбие? Но тогда Реэт станет жалко этого человечка. И проиграет опять-таки Иоэль. Но и доставив себе минутное удовольствие, уйти потом восвояси,
этого Йоэль также не мог желать, так как корни душевной близости проникли уже слишком глубоко.
Нет, рассуждение и взвешивание приводили лишь к сомнительным результатам. Похоже было, будто природный разум здесь проявил ревность или злорадство, вместе с тем не умея дать никакого совета.
— Ну что же дальше? — неуверенно спросил Йоэль У Реэт.
— Это вам решать! —твердо ответила Реэт, и Йоэль почувствовал в этом ответе горький упрек.
— Значит, вы не хотите, чтобы все продолжалось по-прежнему? Вам надоело? Прекрасно. Я могу уйти...
«Это не решение, а всего лишь бегство от решения»,— подумала Реэт, но ничего не сказала. Йоэль и без слов понял, что подумала Реэт. За ее покорной молчаливостью он почувствовал скрытую боль, которую причинил сам.
Через некоторое время Реэт сказала, заглядывая в глаза Йоэлю:
— Почему вы всегда так резки и неуступчивы? Я часто гляжу на вас, но вы стали таким серьезным, очень серьезным, не таким, как весной. Когда я вижу вас таким хмурым, я и сама становлюсь такой же.
— Нет, вам нельзя стать такой! Неужели я такой, как вы сказали? Я и сам не замечаю, что я такой хмурый. Это я только внешне, это мой недостаток...
Недоразумения между ними опять на некоторое время рассеивались, и счастье переживаемой минуты снова заслоняло другие заботы. Все разрешится само собой, без чьего- либо сознательного вмешательства — такова была точка зрения Йоэля, которая его удовлетворяла и успокаивала. II поздно вечером, когда оба влюбленных сидели на диване, некая мысль протянула щупальца, чтобы отыскать выход из тупика.
— Бежим!
— Но куда?
— Все равно куда! Но только прочь из этих мест, даже из этой страны!
Реэт с живостью согласилась: хорошо, бежим!
В этот вечерний час фантазия быстро разгорелась, а скорый отъезд Кики даже намекал на некие реальные возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Йоэль пришел из кухни, где Кики осталась жарить что-то, и подсел к Реэт. В бледном свете, падавшее от
лампы, стерлись отдельные черты лица лежавшей, остался только общий облик и живые глаза. Йоэль не мог отвести взора и только шептал со страстью:
— Хочу вас, хочу вас исцеловать!
По лицу Реэт пробежало недоброе, готовое к отпору выражение. «Почему он это только говорит? Почему не делает этого?» Но когда Йоэль наклонился, она капризно отвернулась, оттолкнув его, и, когда это не помогло, укусила ему руку. Не показывая своей боли, Йоэль с удивлением уставился на Реэт, чьих капризов он не понимал. Он даже не взглянул на сине-багровые следы зубов на руке. От вида этой ранки Реэт стало жалко Йоэля, и она попросила у него прощения. Но теперь тот в свою очередь закапризничал.
Кики, вошедшая в комнату с жареной картошкой на сковородке, поглядела на обоих и сказала:
— Бог ты мой, вы же еще не женаты;, чтобы делать Друг сцены!
Около полуночи Йоэль решил уйти домой, и Реэт пошла провожать его. Молодые люди уже подошли к мельничной плотине, уже приблизились к лесу, по дороге отыскав истлевший осиновый пень, который не раз светился фосфорическим блеском. Но сейчас он был черным, как и вся земля в подлесье. Реэт дальше не пошла, и Йоэль, в свою очередь, пошел провожать ее обратно. Так они несколько раз провожали друг друга, и, поскольку расстаться становилось все труднее, они в конце концов оба вернулись к Кики. До рассвета никто не .засыпал.
В отношения их снова вернулась весенняя свежесть. И в следующие дни они забывали о времени, забывали о еде. Весною, когда кругом цвела природа, их мысли тоже не шли дальше этого цветения. Но и сейчас, когда уже подоконники, стулья и столы были завалены спелыми яблоками, они все еще собирались цвести, как цветы в горшках, т и лето, и осень, и зиму, хоть всю жизнь до конца. Словно отношениям их и не суждено было дозревать.
Этот удобный, но вместе с тем противоестественный застой в развитии, не возбуждавший даже любопытства к будущему, приводил иногда к дисгармонии, вызывая у Реэт минутные капризы, у Йоэля — желание бросить все и бежать. Но в то время как в подсознании эта неудовлетворенность подготавливала, быть может, катастрофу, оба они все еще довольствовались опьянением обманчивых минут, позволявших забыть обо всем на свете.
Когда они на следующий вечер сидели на старом бревне возле озера и в разговоре у них возникла пауза, Реэт вдруг спросила:
— Скажите мне, зачем вы, собственно, вернулись сюда, в деревню?
После некоторого молчания Йоэль ответил:
— Я и сам не знаю почему... Мне хотелось все забыть и жить только работой, но я не смог. Вы мне начали мерещиться в каждой линии, в каждом росчерке пера, я искал вас на каждой улице...
— Иоэль! — растроганно воскликнула Реэт, схватив его руку.
В последовавшем молчании оба пережили всю глубину своего счастья. Но потом рукопожатие Реэт ослабело.
— Чем все это кончится? Жизнь моя складывается так странно... Когда я выходила замуж, я думала, вот когда я заживу спокойно и счастливо. Но на деле все иначе. У меня муж, он добрый, заботится обо мне, любит меня, да и я люблю его, да, но... мне нравится не только он, а и другие.
«Другие? — мысленно спросил у себя Иоэль. — Кроме меня еще и другие?» И он с укором взглянул на Реэт.
— Почему вы так смотрите? — вдруг став серьезной, спросила Реэт. — Вы осуждаете меня? Конечно, я виновата. Я чересчур легкомысленна. Так это не может продолжаться...
Концом палки Йоэль раскидывал песок. Конечно, все это должно разрешиться чем-то! Но откуда, как придет разрешение? Долго ли просидишь так рядышком, держась за руки? Впереди было будущее, которое нужно было начать строить, но Йоэль даже планировать его не умел. У него и интереса не было к этому. Инстинктивно он чувствовал, что любое подведение здания под крышу означает удаление архитектора от построенного им дома. Что он должен был сделать? Пренебречь этими прекрасными мгновениями, которые можно было беспечно срывать каждый день? Или решительно и безвозвратно отнять эту женщину от другого? А это означало пойти к пастору и сказать ему по чести: «Милый человек, ваша жена принадлежит мне, хотите вы этого или не хотите. Вы воспитаны в духе корпорации и, может быть, вызовете меня на дуэль, считая, что этого требует приличие...» Но сможет ли пастор Нийнемяэ навести на меня пистолет? Нет, для этого он слишком христианин. Возможно, этот бедняга отдаст свою жену, не прибегая к оружию, из* чисто христианской любви к ближнему, в зародыше подавляя в себе всякое себялюбие? Но тогда Реэт станет жалко этого человечка. И проиграет опять-таки Иоэль. Но и доставив себе минутное удовольствие, уйти потом восвояси,
этого Йоэль также не мог желать, так как корни душевной близости проникли уже слишком глубоко.
Нет, рассуждение и взвешивание приводили лишь к сомнительным результатам. Похоже было, будто природный разум здесь проявил ревность или злорадство, вместе с тем не умея дать никакого совета.
— Ну что же дальше? — неуверенно спросил Йоэль У Реэт.
— Это вам решать! —твердо ответила Реэт, и Йоэль почувствовал в этом ответе горький упрек.
— Значит, вы не хотите, чтобы все продолжалось по-прежнему? Вам надоело? Прекрасно. Я могу уйти...
«Это не решение, а всего лишь бегство от решения»,— подумала Реэт, но ничего не сказала. Йоэль и без слов понял, что подумала Реэт. За ее покорной молчаливостью он почувствовал скрытую боль, которую причинил сам.
Через некоторое время Реэт сказала, заглядывая в глаза Йоэлю:
— Почему вы всегда так резки и неуступчивы? Я часто гляжу на вас, но вы стали таким серьезным, очень серьезным, не таким, как весной. Когда я вижу вас таким хмурым, я и сама становлюсь такой же.
— Нет, вам нельзя стать такой! Неужели я такой, как вы сказали? Я и сам не замечаю, что я такой хмурый. Это я только внешне, это мой недостаток...
Недоразумения между ними опять на некоторое время рассеивались, и счастье переживаемой минуты снова заслоняло другие заботы. Все разрешится само собой, без чьего- либо сознательного вмешательства — такова была точка зрения Йоэля, которая его удовлетворяла и успокаивала. II поздно вечером, когда оба влюбленных сидели на диване, некая мысль протянула щупальца, чтобы отыскать выход из тупика.
— Бежим!
— Но куда?
— Все равно куда! Но только прочь из этих мест, даже из этой страны!
Реэт с живостью согласилась: хорошо, бежим!
В этот вечерний час фантазия быстро разгорелась, а скорый отъезд Кики даже намекал на некие реальные возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91