Однако ни один из батраков не выдерживает службу от Юрия до Юрия и уже на осеннюю Параскеву бежит прочь из усадьбы. Говорят, что терпение его иссякает от тяжелой работы и тоненького куска хлеба. А согласно условию тот, кто не доработал срок, не имеет права на оплату.
Вот так несознательные батраки не берегут старинных обычаев правды».
Из газеты «Каменное Поле», № 8.
«На Каменном Поле пролилась кровь: во время косовицы трав на меже, на которой не было ограждения, подрались из-за покоса два соседа: Антон Захарийчук и Созонт Тодорский. Созонт смертельно ранен косой, трудно сказать, выживет ли он». Из газеты «Каменное Поле», № 8.
«Косовач, 20 сентября 1932 года.
Воеводскому комиссариату полиции.
Детальный анализ номеров газеты «Каменное Поле», вышедших до сего времени, показывает, что редактор Яков Розлуч не прибегал к открытой пропаганде большевизма, не помещал также других противодер- жавных статей. Достаточно сказать, что за это время цензура не вычеркнула ни единой строки. Таким образом, задание, которое вы поставили перед нами, усложняется. Думаю, что мы имеем дело со скрытыми, замаскированными намерениями. Голая, без каких бы то ни было комментариев информация подбирается Розлу- чем тенденциозно. Перед читателем предстает выстроенное из многочисленных, часто мелких и как будто незначительных фактов-кирпичиков непривлекательное здание-барак, в котором приходится жить человеку. Не является ли это призывом к осмыслению, сопоставлению, а значит, и к протесту?
Допускаю, что в редактировании газеты законную, так сказать, линию выдерживает доктор Черемшин- ский, ощущается его помощь, рука» (перевод с польского) .
Не знаю, за что моя мама любила Гейку.
Не были они меж собою ни приятельницами, ни соседками, ни родичами, ничего общего не было в их характерах; мама была непоседливой, скорой в беседе и в работе, вокруг нее, казалось, крутился весь белый свет; Гейка же носила в себе, как ребенка, целый мир и потому никогда и ни в чем не торопилась.
А все же моя мама, когда я подрастал, водила меня к Гейке. Женщины осенними вечерами пряли шерсть или скубли перья; за мамой затемно заезжал батько, они вдвоем возвращались домой, а я засыпал на постели вместе с Гейкиными сыновьями; я терялся среди Гейкиных сыновей, как зернышко среди зерна, и точно так же, как ее сыновья, проникался яблочным духом.
Может, моя мама, у которой не велись дети, водила меня в большую Розлучеву семью, чтоб я среди них набирался жизни?
Однажды ночью я проснулся от журчания: где-то струилась, текла вода, волны катились, мелко разбиваясь о камушки. Я спросонья не сразу и сообразил, что сплю у Розлучей и что журчит никакая не речка, а за столом, на противоположных его концах, сидели Гейка и моя мама — потихоньку себе разговаривали. Между ними на столе мигала и чадила коптилка. Женщины, видать, этого не замечали, забыли они и о пряже.
— То правда, Анно,— выспрашивала моя мама,— что вы когда-то давным-давно летали птицей в лесу?
— Может, и летала. Все мы, женщины, птицы, крылья имеем...
— То правда, Анно, что когда ваш Яков повадился до корчмы, так вы ему «такое» слово шепнули — и пропала его дорога до Йоськи?
— Правда, — уже не смеялась Гейка.— Только тех слов было намного больше, не одно...
— А правда, Анно, что когда Яков задумал выпускать газету, так вы будто бы учили его, как ту газету писать?
— Правда,— тоже соглашалась Гейка,— Писанье у него не шло, не было практики. Он, сердешный, ногти грыз, слова терял... А я сидела вон там, возле печки, ребенка на руках качала, чтоб не мешал батьку думать, и подыскивала ему, бывало, то слово, то мысль, а то и просто улыбалась Якову и говорила, чтоб не изверял- ся, не бросал задуманное, чтобы терпение его не кончалось. Великое и мудрое дело — терпение.
— И он, Яков ваш, слушался? — удивлялась моя мама.
— А как же,— подтверждала Гейка.— Мучился, бывало, аж зубами скрипел... и бумагу рвал в клочья. А когда выходило у него что-нибудь путное, когда слово тулилось к слову, как в колоске жито, о, тогда он хватал меня с сыном на руки. Я ж была легонькая... Я ж ведь пташка из леса.
Я вновь засыпал под Гейкин ласковый смех; я в самом деле верил в ее сказки, мне с тех пор все снится и снится, что я ищу слово...
«Косовач, 25 сентября 1932 года.
Воеводскому комиссариату полиции.
Полностью разделяю Вашу мысль о том, что «Каменное Поле» угрожает спокойствию и безопасности наших рубежей, таким образом, было бы лучше, чтоб газеты вообще не существовало. От подозрительного союза Розлуч — Черемшинский нечего ждать добра для государства. Каждому, кто читает «Каменное Поле», постепенно и настырно вдалбливаются в голову факты серости современного бытия, его растерянность и бедность. А не следует ли отсюда: если бытие серое, так не стоит ли его изменить?
Тираж газеты, правда, небольшой — едва превышает восемьсот экземпляров. Часть его (до 200 экземпляров) экспедируется почтой. Остаток тиража распространяет первый и весьма надежный помощник Якова Розлуча — Иосип Семянчук (по-уличному его называют Иосип Паранькин Муж), который в типографии укладывает газету в сумки, садится на коня и в продолжение дня развозит ее по селам, полонинам, лесозаготовкам и лесопилкам...» (перевод с польского).
«Косовач, 26 сентября 1932 года.
Воеводскому комиссариату полиции.
На Ваш запрос высылаю информацию о кольпортере «Каменного Поля» Иосипе Семянчуке. Ему пятьдесят два года, низкого роста, светловолосый. Особые приметы: постоянно от застарелой простуды посапывает носом. Молчаливый, ни в какие разговоры не вступает. Всю жизнь прожил неграмотным, а в последнее время с помощью жены Я. Розлуча овладел украинским чтением и письмом.
Наш человек из Садовой Поляны сообщает, что Семянчук практически неприступен, он безгранично предан Розлучу и в самом деле верит, что работа, выполняемая им, необходима для блага и просвещения народа.
Будем постоянно держать его в поле зрения...» (перевод с польского).
«Косовач, 20 сентября 1932 года.
Воеводскому комиссариату полиции.
Тон и политическое направление газеты «Каменное Поле» вызывают возмущение широких слоев туземного населения, особенно интеллигенции, священников, хозяев богатых и среднего достатка. Кампанию против Розлуча повели довольно успешно «Косовачские вести» и «Прут» из Соляной Бани. Розлуча обвиняют в том, что его газета вносит разлад в среду украинского общества, публично позорит уважаемых людей. Газете
также приписывают безбожиичество, неуважение к священному сану. Одним словом, вокруг «Каменного Поля» заваривается война. Мы, со своей стороны, также не сидим сложивши руки...» (перевод с польского).
«Прошедшей субботой поздним вечером в лесу между Гуцульским и Головыськами группа неизвестных — приблизительно пять вооруженных бандитов, бывших в масках, — напала на известного нашим читателям кольпортера Иосипа Семянчука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Вот так несознательные батраки не берегут старинных обычаев правды».
Из газеты «Каменное Поле», № 8.
«На Каменном Поле пролилась кровь: во время косовицы трав на меже, на которой не было ограждения, подрались из-за покоса два соседа: Антон Захарийчук и Созонт Тодорский. Созонт смертельно ранен косой, трудно сказать, выживет ли он». Из газеты «Каменное Поле», № 8.
«Косовач, 20 сентября 1932 года.
Воеводскому комиссариату полиции.
Детальный анализ номеров газеты «Каменное Поле», вышедших до сего времени, показывает, что редактор Яков Розлуч не прибегал к открытой пропаганде большевизма, не помещал также других противодер- жавных статей. Достаточно сказать, что за это время цензура не вычеркнула ни единой строки. Таким образом, задание, которое вы поставили перед нами, усложняется. Думаю, что мы имеем дело со скрытыми, замаскированными намерениями. Голая, без каких бы то ни было комментариев информация подбирается Розлу- чем тенденциозно. Перед читателем предстает выстроенное из многочисленных, часто мелких и как будто незначительных фактов-кирпичиков непривлекательное здание-барак, в котором приходится жить человеку. Не является ли это призывом к осмыслению, сопоставлению, а значит, и к протесту?
Допускаю, что в редактировании газеты законную, так сказать, линию выдерживает доктор Черемшин- ский, ощущается его помощь, рука» (перевод с польского) .
Не знаю, за что моя мама любила Гейку.
Не были они меж собою ни приятельницами, ни соседками, ни родичами, ничего общего не было в их характерах; мама была непоседливой, скорой в беседе и в работе, вокруг нее, казалось, крутился весь белый свет; Гейка же носила в себе, как ребенка, целый мир и потому никогда и ни в чем не торопилась.
А все же моя мама, когда я подрастал, водила меня к Гейке. Женщины осенними вечерами пряли шерсть или скубли перья; за мамой затемно заезжал батько, они вдвоем возвращались домой, а я засыпал на постели вместе с Гейкиными сыновьями; я терялся среди Гейкиных сыновей, как зернышко среди зерна, и точно так же, как ее сыновья, проникался яблочным духом.
Может, моя мама, у которой не велись дети, водила меня в большую Розлучеву семью, чтоб я среди них набирался жизни?
Однажды ночью я проснулся от журчания: где-то струилась, текла вода, волны катились, мелко разбиваясь о камушки. Я спросонья не сразу и сообразил, что сплю у Розлучей и что журчит никакая не речка, а за столом, на противоположных его концах, сидели Гейка и моя мама — потихоньку себе разговаривали. Между ними на столе мигала и чадила коптилка. Женщины, видать, этого не замечали, забыли они и о пряже.
— То правда, Анно,— выспрашивала моя мама,— что вы когда-то давным-давно летали птицей в лесу?
— Может, и летала. Все мы, женщины, птицы, крылья имеем...
— То правда, Анно, что когда ваш Яков повадился до корчмы, так вы ему «такое» слово шепнули — и пропала его дорога до Йоськи?
— Правда, — уже не смеялась Гейка.— Только тех слов было намного больше, не одно...
— А правда, Анно, что когда Яков задумал выпускать газету, так вы будто бы учили его, как ту газету писать?
— Правда,— тоже соглашалась Гейка,— Писанье у него не шло, не было практики. Он, сердешный, ногти грыз, слова терял... А я сидела вон там, возле печки, ребенка на руках качала, чтоб не мешал батьку думать, и подыскивала ему, бывало, то слово, то мысль, а то и просто улыбалась Якову и говорила, чтоб не изверял- ся, не бросал задуманное, чтобы терпение его не кончалось. Великое и мудрое дело — терпение.
— И он, Яков ваш, слушался? — удивлялась моя мама.
— А как же,— подтверждала Гейка.— Мучился, бывало, аж зубами скрипел... и бумагу рвал в клочья. А когда выходило у него что-нибудь путное, когда слово тулилось к слову, как в колоске жито, о, тогда он хватал меня с сыном на руки. Я ж была легонькая... Я ж ведь пташка из леса.
Я вновь засыпал под Гейкин ласковый смех; я в самом деле верил в ее сказки, мне с тех пор все снится и снится, что я ищу слово...
«Косовач, 25 сентября 1932 года.
Воеводскому комиссариату полиции.
Полностью разделяю Вашу мысль о том, что «Каменное Поле» угрожает спокойствию и безопасности наших рубежей, таким образом, было бы лучше, чтоб газеты вообще не существовало. От подозрительного союза Розлуч — Черемшинский нечего ждать добра для государства. Каждому, кто читает «Каменное Поле», постепенно и настырно вдалбливаются в голову факты серости современного бытия, его растерянность и бедность. А не следует ли отсюда: если бытие серое, так не стоит ли его изменить?
Тираж газеты, правда, небольшой — едва превышает восемьсот экземпляров. Часть его (до 200 экземпляров) экспедируется почтой. Остаток тиража распространяет первый и весьма надежный помощник Якова Розлуча — Иосип Семянчук (по-уличному его называют Иосип Паранькин Муж), который в типографии укладывает газету в сумки, садится на коня и в продолжение дня развозит ее по селам, полонинам, лесозаготовкам и лесопилкам...» (перевод с польского).
«Косовач, 26 сентября 1932 года.
Воеводскому комиссариату полиции.
На Ваш запрос высылаю информацию о кольпортере «Каменного Поля» Иосипе Семянчуке. Ему пятьдесят два года, низкого роста, светловолосый. Особые приметы: постоянно от застарелой простуды посапывает носом. Молчаливый, ни в какие разговоры не вступает. Всю жизнь прожил неграмотным, а в последнее время с помощью жены Я. Розлуча овладел украинским чтением и письмом.
Наш человек из Садовой Поляны сообщает, что Семянчук практически неприступен, он безгранично предан Розлучу и в самом деле верит, что работа, выполняемая им, необходима для блага и просвещения народа.
Будем постоянно держать его в поле зрения...» (перевод с польского).
«Косовач, 20 сентября 1932 года.
Воеводскому комиссариату полиции.
Тон и политическое направление газеты «Каменное Поле» вызывают возмущение широких слоев туземного населения, особенно интеллигенции, священников, хозяев богатых и среднего достатка. Кампанию против Розлуча повели довольно успешно «Косовачские вести» и «Прут» из Соляной Бани. Розлуча обвиняют в том, что его газета вносит разлад в среду украинского общества, публично позорит уважаемых людей. Газете
также приписывают безбожиичество, неуважение к священному сану. Одним словом, вокруг «Каменного Поля» заваривается война. Мы, со своей стороны, также не сидим сложивши руки...» (перевод с польского).
«Прошедшей субботой поздним вечером в лесу между Гуцульским и Головыськами группа неизвестных — приблизительно пять вооруженных бандитов, бывших в масках, — напала на известного нашим читателям кольпортера Иосипа Семянчука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86