Но лапа не успела дотянуться до Ивана. Один из ударов оказался
последним - Иван почувствовал, что Гуг добился-таки своего и пробил им
днище капсулы. Иван вылетел в рваное отверстие наружу. Его должно было
разорвать в безвоздушном пространстве. Но его почему-то не разорвало. Он
летел в черноте и пустоте. Он видел, как удаляется от него потрепанная,
списанная, но все же вполне пригодная для полетов капсула. Но даже в этом
положении он не пожалел, что затеял всю эту историю.
Когда капсула скрылась из виду, Иван еще раз поклялся, что в Осевом
измерении его ноги больше не будет!
В следующий миг он очнулся в своем кресле. На коленях у него сидел
раздутый до прозрачности Гуг. Он напоминал трехметровый воздушный шар с
руками, ногами и головой. И в его брюхе просвечивалось что-то живое,
подвижное. Приглядевшись, Иван увидал костлявого, ребристого и мерзкого
упыря, того самого. Упырь пытался ему что-то сказать, он приникал пастью к
прозрачной стерке-коже, шевелил тонкими губами, скалился, но слова не
проникали наружу. Гуг тихо и тяжело сипел. Он был сыр и вонюч.
Иван ударил Гуга прямо в живот... и живой шар лопнул, разбрызгивая по
стенам слизь, растекаясь по креслу, по комбинезону... Больше сил терпеть
не было. Иван застонал. На коленях у него сидела жена - покойница. И глаза
у нее были не русалочьи, и не вампирьи. Глаза у нее были ее собственные.
Она с нежностью, любовью и каким-то еле уловимым оттенком жалости глядела
на Ивана, гладила его теплой легкой рукой по щеке.
- Видишь? Ты выдохся за какой-то час. Я здесь постоянно, я здесь
навсегда, я не могу больше оставаться здесь, это свыше моих сил! Ну
неужели ты ничего не понимаешь, Иван? Ведь мы так любили друг друга...
Спаси меня, я тебя умоляю, мне больше некого просить, не оставляй, спаси
меня! Забери с собой! Прижми к себе, сильно-сильно, накрепко прижми... и я
вырвусь отсюда с тобой! Я верю, что вырвусь только бы ты этого хотел!
Иван неожиданно для самого себя прижал ее к груди, сдавил в объятиях
ее хрупкое, теплое тело. И он услышал не ушами, а своим собственным
сердцем, как учащенно и загнанно бьется ее сердце. Волна нежности и
щемящей боли захлестнула его. Он уткнулся лицом в копну пряных душистых
волос.
- Я никому тебя не отдам, никому, - прошептал он, обращаясь не
столько к ней, сколько к себе самому. - Мы выберемся отсюда вместе! Назло
всем выберемся!
Он прижал ее к себе еще сильнее, до боли, до хруста в костях. И она
тоже обхватила его, вжалась в твердое мускулистое тело, замерла.
- Ну! - закричал Иван в пространство, оторвав голову от ее волос. -
Что же вы?! Что вы тянете?! Давайте! Я не боюсь вас!
Ничего не изменилось ни в капсуле, ни в нем, ничто не сдвинулось с
места, не пропало, не появилось... лишь высветились вдруг на табло
светло-зеленые цифры. И исчезла она, исчезла сразу, словно ее и не было -
он смотрел на свои руки, которыми только что обнимал ее, прижимал к груди.
Они застыли в неестественном положении - она исчезла из неразомкнутых
объятий!
Значит, ничего и не было, подумал он. Откинулся на спинку кресла. И
только теперь почувствовал, насколько выдохся: тело отказывалось
подчиняться ему, мысли разбегались, от слабости тряслись колени. Но он
пересилил себя, достал из стойки небольшое квадратное зеркало, посмотрел
на свое лицо. На нем не было ни порезов, ни рваных ран, ни даже шрамов,
кроме того, единственного, что остался над бровью с младенчества.
Комбинезон был чист и цел, на руках - ни царапинки. Он выдохнул из себя
воздух в бессильном, апатичном облегчении... Все! Полный порядок! Он
выскочил из Осевого измерения. Выскочил живьем! А это уже половина дела!
Он решил встать, но ноги не слушались его. Тогда он подкатил на
кресле к центральной стойке, вытащил мнемограммы. Но прежде, чем включить
про-, зрачность, обшарил взглядом стены капсулы. Что-то ему не
понравилось, что-то навевало непонятные и страшные ассоциации. Но он не
мог сообразить, какие именно и почему. На стенах подсыхала какая-то слизь,
подсыхала и пропадала прямо на глазах. Иван силился вспомнить, что-то, но
ничего не вспоминалось. Лишь всплыла в памяти последняя объемная
фотография жены. Всплыла и пропала. Он тряхнул головой - всегда после
этого проклятого Осевого, после этой чертовой Столбовой дороженьки в
голове оставалось что-то тягостное, неприятное! Он смахнул с коленей
несколько длинных, непонятно как оказавшихся здесь волосков. И опять
что-то невнятное промелькнуло в мозгу. Но он отогнал видение. Сейчас было
не до переживаний и копаний в душе. Надо было определяться.
Темные круги плыли перед глазами, тошнило, в висках кололо, на сердце
был тяжелый, плотный обруч. Иван понимал, что единственное спасение это
сон, глубокий, крепкий, исцеляющий сон. И все же он, перед тем как
провалиться в забытье, успел включить полный обзор. Стены капсулы пропали.
Высветились редкие звезды. Иван, пересиливая навалившуюся дрему, вгляделся
в звездное черное небо. Не было нужды сопоставлять его с тем, что на
мнемограммах. Капсула вынырнула из Осевого измерения именно там, где ей и
надлежало вынырнуть.
Периферия Системы.
Видимый спектр.
2478-ой год, июнь.
Пространство везде Пространство, даже на глухих окраинах Вселенной
оно не меняет своей сущности, оставаясь столько же холодным и мертвым, как
и в шаровых скоплсниях, в ядрах галактик. И неважно, что вокруг-обманчивый
блеск миллиардов мигающих звезд или же черная пустота с редкими, будто
случайно просыпанными на черную скатерть беленькими крохотными крупинками.
Неважно! Пространство одинаково убийственно повсюду. Оно несет смерть
всему живому, оно враг самой Жизни. Но есть места в этом безликом и
бесконечно протяженном поле смерти, где плотность враждебности достигает
предела. И в таких местах Пространство прорывается под натиском
сконцентрированного Зла и образует невидимые исполинские воронки, в
просторечии именуемые коллапсарами или "черными дырами". Зло истекает
через эти воронки в иные измерения и иные пространства. Но навстречу ему
движется поток еще более страшного Зла, чуждого, необъяснимого, ибо
воронки раскрыты в обе стороны, ибо Всеобщее Движение Добра и Зла
всопаправлено и неостановимо, оно не желает укладываться даже в самые
емкие теории, создаваемые существами, пытающимися постичь его. Существам
этим положен предел. Движение же и Пространство-беспредельны. Их можно
описывать тысячами, миллионами формул, миллиардами теорий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214