Роскошные, покои дворца
превратились в узилища для несчастных/стоны, сип и предсмертный храп
звучали под их сводами. Но в самом верхнем, заоблачном покое Дворца в
невероятной роскоши и неге он держал свою императрицу Йаху, обезумевшую
после всего случившегося и тихо смеющуюся беспрестанно. Женщины Умаганги
вынашивали детей по шесть лет. Они рождали человек" уже таким, каким он и
оставался на всю жизнь - чуть более метра ростом, тоненького, изящного, с
большой головой и шелковистыми голубыми волосами. Младенцы обретали
сознание и память еще в чреве, на третьем году, они все видели, сквозь
прозрачные телесные покровы матери, все слышали. Цай родился через четыре
года, он был недоноском, он был неописуемо уродлив и у него не было голубых
волос. Но он все видел и слышал. Он знал, кто его отец - какое чудище его
породило. Он был несчастен уже в утробе. Но втрое несчастнее он стал, когда
папаша наконецто узрел его. Филипп Гамогоза, несмотря на всю свою
жестокость, был чернобровым красавцем-испанцем, вокруг него всегда вились
бабенки, и на Земле, и в других мирах. И он не мог поверить глазам своим,
он не верил, что породил этого гаденыша, которого только что взять за ноги
да его уродливой башкой об стену! Он ждал принца. Да, при всей своей
пакостной натуре Филипп жаждал красоты, и величавости в своих наследниках.
Для него Цай стаи страшным кривым зеркалом ..л может, и не кривым мве"1а
яросто зеркалом его собственной души. Филипп дамб" явюго не резал тысячами,
не палил куда ни попадя. Оцйоетепеяился даже в своих пыточных изощрениях.
Обзавеявхвкремвым гаремом, в котором были тысячи женщии-даюисж от шести лет
и до ста шестидесяти, от самых крошечяых, в полметра ростом, до гигантских
для Умаганги полутораметровых. Он забавлялся тем, что раскармливал одних
своих наложниц так, что они превращались в заплывшие шарики, других довОдил
до умопомрачительной худобы... С бывшей пцинцессой он давно не жил, а в
тихий и прекрасный лунный день, когда фиолетовое небо Умаганги освещали две
алые луны, он ее повесил на боковом трехосном шпиле.
Цай все видел. Он знал, что его ждет нечто худшее. И вот тогда он ушел.
Двенадцать лет в подземельях. Год полета до Арктура. Он увел капсулу у
родного папаши-изверга.
Цай ван Дау ненавидел отца. Но еще больше он ненавидел серых стражей
Синдиката. Сильней ненависти к ним был только страх перед ними. Вот по этой
причине Цай и не отправился на Землю из статора. У 'него был должок. А
Синдикат не умел прощать долги. На том он и стоял.
Цай полз вперед. Он знал, ниточка будет расширяться.
Приемник крюкера вывел его в нить в самом узком месте так и должно быть,
это обычная техника безопасности плюс стопроцентная гарантия секретности,
неуловимости. Дальше все зависело от него самого. Сделает дело - будет
гулять смело. Синдикат не то что не тронет его, а и защитит от любого. Ну а
нет - на нет и суда нет, не будет ему суда, придавят без суда и следствия и
не поглядят на знатность рода, на тридцать.восьмое колено. Вот так!
До микролифта оставалось не более двухсот метров в пыли и грязи. Цай
выругался вслух, разорвал трехпалой рукой ворот, ему не хватало воздуха, а
скаф валялся далеко позади. До тайника оставались считанные метры. Силы
были на исходе. Цай чуть не пропустил кругленькую бронированную дверцу, он
проваливался в обморок и выплывал назад, когда скрюченный коготь на левой
руке уперся в гнездо кодоприемника. В голове сразу прояснилось. Все!
Через полминуты дрожащий от нетерпения и слабости карлик Цай запихивал в
загортанный клапан биодискету - его чуть не вырвало, еле сдержал жуткий
приступ тошноты.
А еще через миг он ощутил такой прилив сил, будто б мышцы его
превратились в титаносиликон, а в артериях запульсировала ие кровь, а
кипящая ртуть. Программа, записанаж биодискете, в первую очередь
восстанавливала физические силы субъекта, добавляла ему новых, а потом уже
знакомила с целью и задачами. Синдикат работал профессионально.
За тайником ниточка заметно расширялась. Последние сорок метров до лифта
Цай пробежал на четвереньках. Он еще смутно представлял, что от него
требуют хозяева, но знал, что дело сложное и опасное, что ему предстоит
спускаться в самое ядрышко этой поганой планетищи. Биодискета выдавала
информацию по крохам, каждый раз словно прожигало ледяным колющим огнем.
Цай ван Дау поневоле припомнил саму операцию, когда под гортань вшивали
клапан-приемник, вводили электроды в мозг - все это было очень неприятно.
Но у него не было другого выхода, и его уже никто и не спрашивал, он был
рабом Синдиката, а с рабами не церемонятся.
То, что до ядра нет никаких нитей-каналов, Цай знал точно, он сам
проектировал все эти тайные ходы вселенской мафии. Неужели кто-то работал
параллельно с ним?
Всякое могло быть. Синдикат многократно дублировал каждого, он не
допускал сбоев.
Карлик Цай ничуть не завидовал настоящему Гугу, который наверняка смывал
каторжную пыль со своей шкуры где-нибудь на пурпурных пляжах Езерской
лагуны, не завидовал он красавице мулатке, выскользнувшей из каменных
объятий Гиргеи. Ему было плевать на Ивана, на всех беглецов. Карлик Цай
устал от жизни. Больше всего на свете ему хотелось забраться в глухую и
темную нору на затерянной в Пространстве, Богом забытой планетенке и дожить
в этой норе оставшиеся годы, никого не видя и не слыша. Но это были всего
лишь мечты. Никто не даст ему спокойной и тихой старости, слишком по
крупному он завязан в таких делах, из которых живыми не выкарабкиваются.
Проклятье!
Лифт опускал его все ниже и ниже, пока не ударился обо что-то невидимое и
не застыл. Дверь уползла в паз со скрипом. Надо было выходить. Но карлик
Цай медлил - ему было жаль расставаться с последней защитной оболочкой, с
этой хлипкой скорлупкой. Он шагнул во тьму на дрожащих, непослушных ногах -
те, кто прежде хорошо знали железного карлика, не поверили бы своим глазам,
настолько тог был слаб и растерян.
Лифт уполз наверх. Шахта заблокировалась.
Вниз вел черный, бездонный ствол, не отмеченный ни на одном, даже
суперсверхсекретном плане. Шагиуть в этот ствол означало верную погибель.
И вот тут перед бельмастыми глазами потомка императорской фамилии в
тридцать восьмом колене Цая ван Дау ослепительным сиянием засиял прозрачный
цилиндр, поднимавшийся из потаенных глубин ствола. Это был хрустальный лед.
* * *
-... мы многое храним в себе. Именно в себе, а не в хранилищах и
архивах,- звенел над Ивановой головой голос, - мы храним то, чего не умеете
хранить и ценить вы - мы храним сущности более или менее выдающихся
личностей всех миров и цивилизаций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214
превратились в узилища для несчастных/стоны, сип и предсмертный храп
звучали под их сводами. Но в самом верхнем, заоблачном покое Дворца в
невероятной роскоши и неге он держал свою императрицу Йаху, обезумевшую
после всего случившегося и тихо смеющуюся беспрестанно. Женщины Умаганги
вынашивали детей по шесть лет. Они рождали человек" уже таким, каким он и
оставался на всю жизнь - чуть более метра ростом, тоненького, изящного, с
большой головой и шелковистыми голубыми волосами. Младенцы обретали
сознание и память еще в чреве, на третьем году, они все видели, сквозь
прозрачные телесные покровы матери, все слышали. Цай родился через четыре
года, он был недоноском, он был неописуемо уродлив и у него не было голубых
волос. Но он все видел и слышал. Он знал, кто его отец - какое чудище его
породило. Он был несчастен уже в утробе. Но втрое несчастнее он стал, когда
папаша наконецто узрел его. Филипп Гамогоза, несмотря на всю свою
жестокость, был чернобровым красавцем-испанцем, вокруг него всегда вились
бабенки, и на Земле, и в других мирах. И он не мог поверить глазам своим,
он не верил, что породил этого гаденыша, которого только что взять за ноги
да его уродливой башкой об стену! Он ждал принца. Да, при всей своей
пакостной натуре Филипп жаждал красоты, и величавости в своих наследниках.
Для него Цай стаи страшным кривым зеркалом ..л может, и не кривым мве"1а
яросто зеркалом его собственной души. Филипп дамб" явюго не резал тысячами,
не палил куда ни попадя. Оцйоетепеяился даже в своих пыточных изощрениях.
Обзавеявхвкремвым гаремом, в котором были тысячи женщии-даюисж от шести лет
и до ста шестидесяти, от самых крошечяых, в полметра ростом, до гигантских
для Умаганги полутораметровых. Он забавлялся тем, что раскармливал одних
своих наложниц так, что они превращались в заплывшие шарики, других довОдил
до умопомрачительной худобы... С бывшей пцинцессой он давно не жил, а в
тихий и прекрасный лунный день, когда фиолетовое небо Умаганги освещали две
алые луны, он ее повесил на боковом трехосном шпиле.
Цай все видел. Он знал, что его ждет нечто худшее. И вот тогда он ушел.
Двенадцать лет в подземельях. Год полета до Арктура. Он увел капсулу у
родного папаши-изверга.
Цай ван Дау ненавидел отца. Но еще больше он ненавидел серых стражей
Синдиката. Сильней ненависти к ним был только страх перед ними. Вот по этой
причине Цай и не отправился на Землю из статора. У 'него был должок. А
Синдикат не умел прощать долги. На том он и стоял.
Цай полз вперед. Он знал, ниточка будет расширяться.
Приемник крюкера вывел его в нить в самом узком месте так и должно быть,
это обычная техника безопасности плюс стопроцентная гарантия секретности,
неуловимости. Дальше все зависело от него самого. Сделает дело - будет
гулять смело. Синдикат не то что не тронет его, а и защитит от любого. Ну а
нет - на нет и суда нет, не будет ему суда, придавят без суда и следствия и
не поглядят на знатность рода, на тридцать.восьмое колено. Вот так!
До микролифта оставалось не более двухсот метров в пыли и грязи. Цай
выругался вслух, разорвал трехпалой рукой ворот, ему не хватало воздуха, а
скаф валялся далеко позади. До тайника оставались считанные метры. Силы
были на исходе. Цай чуть не пропустил кругленькую бронированную дверцу, он
проваливался в обморок и выплывал назад, когда скрюченный коготь на левой
руке уперся в гнездо кодоприемника. В голове сразу прояснилось. Все!
Через полминуты дрожащий от нетерпения и слабости карлик Цай запихивал в
загортанный клапан биодискету - его чуть не вырвало, еле сдержал жуткий
приступ тошноты.
А еще через миг он ощутил такой прилив сил, будто б мышцы его
превратились в титаносиликон, а в артериях запульсировала ие кровь, а
кипящая ртуть. Программа, записанаж биодискете, в первую очередь
восстанавливала физические силы субъекта, добавляла ему новых, а потом уже
знакомила с целью и задачами. Синдикат работал профессионально.
За тайником ниточка заметно расширялась. Последние сорок метров до лифта
Цай пробежал на четвереньках. Он еще смутно представлял, что от него
требуют хозяева, но знал, что дело сложное и опасное, что ему предстоит
спускаться в самое ядрышко этой поганой планетищи. Биодискета выдавала
информацию по крохам, каждый раз словно прожигало ледяным колющим огнем.
Цай ван Дау поневоле припомнил саму операцию, когда под гортань вшивали
клапан-приемник, вводили электроды в мозг - все это было очень неприятно.
Но у него не было другого выхода, и его уже никто и не спрашивал, он был
рабом Синдиката, а с рабами не церемонятся.
То, что до ядра нет никаких нитей-каналов, Цай знал точно, он сам
проектировал все эти тайные ходы вселенской мафии. Неужели кто-то работал
параллельно с ним?
Всякое могло быть. Синдикат многократно дублировал каждого, он не
допускал сбоев.
Карлик Цай ничуть не завидовал настоящему Гугу, который наверняка смывал
каторжную пыль со своей шкуры где-нибудь на пурпурных пляжах Езерской
лагуны, не завидовал он красавице мулатке, выскользнувшей из каменных
объятий Гиргеи. Ему было плевать на Ивана, на всех беглецов. Карлик Цай
устал от жизни. Больше всего на свете ему хотелось забраться в глухую и
темную нору на затерянной в Пространстве, Богом забытой планетенке и дожить
в этой норе оставшиеся годы, никого не видя и не слыша. Но это были всего
лишь мечты. Никто не даст ему спокойной и тихой старости, слишком по
крупному он завязан в таких делах, из которых живыми не выкарабкиваются.
Проклятье!
Лифт опускал его все ниже и ниже, пока не ударился обо что-то невидимое и
не застыл. Дверь уползла в паз со скрипом. Надо было выходить. Но карлик
Цай медлил - ему было жаль расставаться с последней защитной оболочкой, с
этой хлипкой скорлупкой. Он шагнул во тьму на дрожащих, непослушных ногах -
те, кто прежде хорошо знали железного карлика, не поверили бы своим глазам,
настолько тог был слаб и растерян.
Лифт уполз наверх. Шахта заблокировалась.
Вниз вел черный, бездонный ствол, не отмеченный ни на одном, даже
суперсверхсекретном плане. Шагиуть в этот ствол означало верную погибель.
И вот тут перед бельмастыми глазами потомка императорской фамилии в
тридцать восьмом колене Цая ван Дау ослепительным сиянием засиял прозрачный
цилиндр, поднимавшийся из потаенных глубин ствола. Это был хрустальный лед.
* * *
-... мы многое храним в себе. Именно в себе, а не в хранилищах и
архивах,- звенел над Ивановой головой голос, - мы храним то, чего не умеете
хранить и ценить вы - мы храним сущности более или менее выдающихся
личностей всех миров и цивилизаций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214