Хука явно не устраивала версия о начавшейся у него белой
горячке. И он тянулся к последней соломинке.
- Ладно, я пошел! - сказал Иван вставая.
- Ты оборотень! - процедил Хук. Глаза у него были безумными. - Ты
сначала прикинулся Иваном. А сейчас под Крузю работаешь! Я все понял.
Сгинь!
- Щас сгину!
Иван подошел к столу, собрал с него бутылки, стаканы и бросил их в
утилизатор.
- Так-то лучше будет!
По щекам Хука побежали слезы. Но он не стал отвлекаться. Он
перевернул Армана-Жофруа на спину и почти с восторгом победителя ткнул
тому пальцем в лоб.
- Вот он Крузя! Настоящий! А ты - оборотень. Сгинь!
От прикосновения к лицу Арман пробудился, отпихнул от себя Хука.
Потом две минуты кряду пялился на Ивана осоловелыми и дикими
глазами-буркалами, челюсть его отвисала все ниже, крылья носа начинали
мелко и порывисто дрожать, по лбу потек пот, наконец он вскочил, заревел
как дикий раненый вепрь и, ничего не видя, не разбирая дороги, наступив на
Хука и опрокинув три стула, выбежал из гостиной. Но еще долго, из
распахнутой двери доносился его жуткий нечеловеческий рев, усиленный эхом
пустых коридоров.
Иван с помощью яйца вернул себе прежний облик. Подошел к трясущемуся
Хуку. Взял его за плечо.
- Прощай, старина, - сказал он. - Спасибо тебе за резак. Думаю, он
пригодится. Ну что ты? Опомнись! Образина!
Хук настороженно взглянул на него снизу. Но тут же зажмурился.
- Сгинь, нечистая сила! Сгинь! - выкрикнул он.
Иван распрямился, улыбнулся, хотя ему было совсем не весело.
- Ну что же, - проговорил он, - придется исполнить твое пожелание.
Прощай, Хук, навряд ли когда увидимся!
Он немного побродил по станции, по ее коридорам и отсекам. Но Армана
так и не нашел. Да и что бы он ему сказал, если бы и нашел? Прощаться со
сверстниками, однокашниками, старыми приятелями по Школе и другим, менее
спокойным, местам было всегда нелегко. Особенно с живыми.
Надо было рвануть на ускорителях. Но куда рванешь без возвратника.
Иван, закусив губу, повернул к Дублю - будет, так будет, нет, так нет - в
любом случае назад он возвращаться не станет.
Старую капсулу потряхивало. Ее обшивка иногда начинала вибрировать ни
с того, ни с сего. Иван не тужил, он знал, что за колымага ему досталась.
Ну да ничего! Это на антигравитаторах трясет, потом, в Осевом и до него,
перестанет. Если, конечно, раньше времени не развалится!
Сама обсерватория еще не появилась на экранах, как внутри капсулы
пророкотал восторженный и бодрый голос:
- Ваня, дорогой! Рад тебя видеть в наших краях. Заходи,
Дубль-Биг-Четвертый ждет тебя!
Как бы ни корежили приемники сигнал, а момбраны голос, Иван сразу
узнал Дила Бронкса. Его глуховатый бас нельзя было не узнать.
- Привет, Дил! - отозвался он. - Встречай, коли не шутишь!
Бронкс был непосредственным человеком и, наверное, потому принял
слова Ивана всерьез. Через три минуты после приглашения он самым
беззастенчивым образом вперся в капсулу, неведомо как обхитрив сторожевую
автоматику в шлюзовой камере. Если кто не изменился за все эти годы хотя
бы на каплю, так именно Бронкс. Он лишь почернел еще больше, несмотря на
то, что чернеть было уже некуда.
- Ну, ты даешь, Дил! - удивился Иван. - Такой скачок станет тебе в
триста монет, не меньше!
- Плевать, для хорошего человека не жалко! Кроме того, я частник,
Ваня, мне за мои монеты отчитываться нет нужды.
Они обнялись. Уселись в кресла. Попутно Бронкс набрал на клавиатуре
пульта код пристыковки к обсерватории. Он был весел и беспечен. Белозубая
широченная улыбка не сходила с его антрацитового лица. Иван помнил, что
даже звероноиды в присутствии Дила становились добродушнее, а главное,
доброжелательнее. Хотя как-то раз он пошутил совсем некстати. Это было на
Сельме. Бронкс прилетел к ним всего-то на недельку, с проверкой. Но через
два дня заскучал, а на третий, вырядившись под фантома-упыря, увешав себя
водорослями и прочей дрянью, с гиком и посвистом ворвался в базовый
блиндаж - пошутил. Его шутки не поняли, а самого с перепугу изрешетили с
четырех сторон из десантых спаренных пулеметов. Семьдесят восемь пуль
выковыряли из бронепластиковой кольчуги, четырнадцать из самого Дила. Но и
когда из него шипцами, без наркоза, тащили свинец, Дил хохотал во все
горло, скалил лошадиные зубы и тыкал во всех пальцами. "Чтобы увидать ваши
идиотские рожи в тот момент, рожи до смерти перепуганных дебилов, -
приговаривал он, захлебываясь смехом, - не такое можно было отмочить!"
Дила Бронкса все любили. И очень жалели, когда он послал Космофлот и
Землеуправление внепланетных сношений куда подальше и стал частником,
завел собственную обсерваторию. Ему предрекали неминуемое разорение. Но не
таким уж и бесхитростным был Бронкс на самом деле. Он умудрился сколотить
солидный капитал на частных исследованиях, не забираясь далеко от
Солнечной системы. Он оказался на поверку много умнее советчиков и
пророков.
- Только условимся сразу, - выпалил Дил, едва его спина коснулась
спинки кресла, - все начистоту и без обиняков!
Иван усмехнулся. Он ожидал совсем другого, он думал, что Дил сейчас
ему заявит менторским тоном: "Ваня, можешь ничего не говорить, я сам все
знаю... и не советую". А потому он потянулся к стойке-столу, набрал шифр,
щелкнул задвижкой и вытащил стопку мнемограмм.
Дилу Бронксу не надо было ничего объяснять. Он сам мог объяснить, что
к чему, когда дело доходило до космографии. И потому он, лишь бегло
взглянув сначала на мнемограммы, потом на Ивана, присвистнул и впервые за
время их встречи сомкнул свои толстенные синюшного цвета губы.
- Ваня, ты сокрушался, только что - о моих монетах, об этой жалкой
кучке, - сказал он с расстановкой, будто говорил с недоумком, - а ты
знаешь, сколько тебе надо будет, чтоб сигануть в эту дыру?!
Иван не ответил.
- Толик со мной связывался, жаловался на тебя, дескать, всю кровь из
жил высосал! - продолжал Бронкс. - И ведь это правда, Ваня! Я видал твои
баки, я все понимаю - из-за тебя Толик всех посадил лет на пять на сухой
паек, до тебя это доходит?
- Брось, Дил! Я не на прогулку собираюсь. Мне нужен возвратник! -
Иван решил брать быка за рога.
Но Бронкс не отозвался. Он все больше выкатывал свои и без того
выкаченные глаза, казалось, что они вот-вот вывалятся или лопнут.
- Это же больше, чем полмиллиарда монет, Ваня! Нет, как лицо
частнособственническое, я тебя не понимаю. По-моему, ты просто дурак,
Ваня!
Ну вот, начинается снова, подумалось Ивану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214
горячке. И он тянулся к последней соломинке.
- Ладно, я пошел! - сказал Иван вставая.
- Ты оборотень! - процедил Хук. Глаза у него были безумными. - Ты
сначала прикинулся Иваном. А сейчас под Крузю работаешь! Я все понял.
Сгинь!
- Щас сгину!
Иван подошел к столу, собрал с него бутылки, стаканы и бросил их в
утилизатор.
- Так-то лучше будет!
По щекам Хука побежали слезы. Но он не стал отвлекаться. Он
перевернул Армана-Жофруа на спину и почти с восторгом победителя ткнул
тому пальцем в лоб.
- Вот он Крузя! Настоящий! А ты - оборотень. Сгинь!
От прикосновения к лицу Арман пробудился, отпихнул от себя Хука.
Потом две минуты кряду пялился на Ивана осоловелыми и дикими
глазами-буркалами, челюсть его отвисала все ниже, крылья носа начинали
мелко и порывисто дрожать, по лбу потек пот, наконец он вскочил, заревел
как дикий раненый вепрь и, ничего не видя, не разбирая дороги, наступив на
Хука и опрокинув три стула, выбежал из гостиной. Но еще долго, из
распахнутой двери доносился его жуткий нечеловеческий рев, усиленный эхом
пустых коридоров.
Иван с помощью яйца вернул себе прежний облик. Подошел к трясущемуся
Хуку. Взял его за плечо.
- Прощай, старина, - сказал он. - Спасибо тебе за резак. Думаю, он
пригодится. Ну что ты? Опомнись! Образина!
Хук настороженно взглянул на него снизу. Но тут же зажмурился.
- Сгинь, нечистая сила! Сгинь! - выкрикнул он.
Иван распрямился, улыбнулся, хотя ему было совсем не весело.
- Ну что же, - проговорил он, - придется исполнить твое пожелание.
Прощай, Хук, навряд ли когда увидимся!
Он немного побродил по станции, по ее коридорам и отсекам. Но Армана
так и не нашел. Да и что бы он ему сказал, если бы и нашел? Прощаться со
сверстниками, однокашниками, старыми приятелями по Школе и другим, менее
спокойным, местам было всегда нелегко. Особенно с живыми.
Надо было рвануть на ускорителях. Но куда рванешь без возвратника.
Иван, закусив губу, повернул к Дублю - будет, так будет, нет, так нет - в
любом случае назад он возвращаться не станет.
Старую капсулу потряхивало. Ее обшивка иногда начинала вибрировать ни
с того, ни с сего. Иван не тужил, он знал, что за колымага ему досталась.
Ну да ничего! Это на антигравитаторах трясет, потом, в Осевом и до него,
перестанет. Если, конечно, раньше времени не развалится!
Сама обсерватория еще не появилась на экранах, как внутри капсулы
пророкотал восторженный и бодрый голос:
- Ваня, дорогой! Рад тебя видеть в наших краях. Заходи,
Дубль-Биг-Четвертый ждет тебя!
Как бы ни корежили приемники сигнал, а момбраны голос, Иван сразу
узнал Дила Бронкса. Его глуховатый бас нельзя было не узнать.
- Привет, Дил! - отозвался он. - Встречай, коли не шутишь!
Бронкс был непосредственным человеком и, наверное, потому принял
слова Ивана всерьез. Через три минуты после приглашения он самым
беззастенчивым образом вперся в капсулу, неведомо как обхитрив сторожевую
автоматику в шлюзовой камере. Если кто не изменился за все эти годы хотя
бы на каплю, так именно Бронкс. Он лишь почернел еще больше, несмотря на
то, что чернеть было уже некуда.
- Ну, ты даешь, Дил! - удивился Иван. - Такой скачок станет тебе в
триста монет, не меньше!
- Плевать, для хорошего человека не жалко! Кроме того, я частник,
Ваня, мне за мои монеты отчитываться нет нужды.
Они обнялись. Уселись в кресла. Попутно Бронкс набрал на клавиатуре
пульта код пристыковки к обсерватории. Он был весел и беспечен. Белозубая
широченная улыбка не сходила с его антрацитового лица. Иван помнил, что
даже звероноиды в присутствии Дила становились добродушнее, а главное,
доброжелательнее. Хотя как-то раз он пошутил совсем некстати. Это было на
Сельме. Бронкс прилетел к ним всего-то на недельку, с проверкой. Но через
два дня заскучал, а на третий, вырядившись под фантома-упыря, увешав себя
водорослями и прочей дрянью, с гиком и посвистом ворвался в базовый
блиндаж - пошутил. Его шутки не поняли, а самого с перепугу изрешетили с
четырех сторон из десантых спаренных пулеметов. Семьдесят восемь пуль
выковыряли из бронепластиковой кольчуги, четырнадцать из самого Дила. Но и
когда из него шипцами, без наркоза, тащили свинец, Дил хохотал во все
горло, скалил лошадиные зубы и тыкал во всех пальцами. "Чтобы увидать ваши
идиотские рожи в тот момент, рожи до смерти перепуганных дебилов, -
приговаривал он, захлебываясь смехом, - не такое можно было отмочить!"
Дила Бронкса все любили. И очень жалели, когда он послал Космофлот и
Землеуправление внепланетных сношений куда подальше и стал частником,
завел собственную обсерваторию. Ему предрекали неминуемое разорение. Но не
таким уж и бесхитростным был Бронкс на самом деле. Он умудрился сколотить
солидный капитал на частных исследованиях, не забираясь далеко от
Солнечной системы. Он оказался на поверку много умнее советчиков и
пророков.
- Только условимся сразу, - выпалил Дил, едва его спина коснулась
спинки кресла, - все начистоту и без обиняков!
Иван усмехнулся. Он ожидал совсем другого, он думал, что Дил сейчас
ему заявит менторским тоном: "Ваня, можешь ничего не говорить, я сам все
знаю... и не советую". А потому он потянулся к стойке-столу, набрал шифр,
щелкнул задвижкой и вытащил стопку мнемограмм.
Дилу Бронксу не надо было ничего объяснять. Он сам мог объяснить, что
к чему, когда дело доходило до космографии. И потому он, лишь бегло
взглянув сначала на мнемограммы, потом на Ивана, присвистнул и впервые за
время их встречи сомкнул свои толстенные синюшного цвета губы.
- Ваня, ты сокрушался, только что - о моих монетах, об этой жалкой
кучке, - сказал он с расстановкой, будто говорил с недоумком, - а ты
знаешь, сколько тебе надо будет, чтоб сигануть в эту дыру?!
Иван не ответил.
- Толик со мной связывался, жаловался на тебя, дескать, всю кровь из
жил высосал! - продолжал Бронкс. - И ведь это правда, Ваня! Я видал твои
баки, я все понимаю - из-за тебя Толик всех посадил лет на пять на сухой
паек, до тебя это доходит?
- Брось, Дил! Я не на прогулку собираюсь. Мне нужен возвратник! -
Иван решил брать быка за рога.
Но Бронкс не отозвался. Он все больше выкатывал свои и без того
выкаченные глаза, казалось, что они вот-вот вывалятся или лопнут.
- Это же больше, чем полмиллиарда монет, Ваня! Нет, как лицо
частнособственническое, я тебя не понимаю. По-моему, ты просто дурак,
Ваня!
Ну вот, начинается снова, подумалось Ивану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214